Кто защитит защитника - Борис Рябинин

Для Федора Петровича Дьякова не существует никаких норм приличия. В первые же дни заявил во всеуслышание, на собрании:

— У меня самые большие браконьеры Куркин, Мадянов, Гутарев. Я не знаю, как от них избавиться!

(Это о людях, с которыми ему предстояло работать, кто годами и трудом доказал свою преданность делу.)

Пытался ставить по команде «смирно!». «Ты с кем говоришь, я подполковник…» (он — в отставке). К Куркину у него какая-то патологическая ненависть. Чуть что, слышно, громыхает: «Кто дал» вам право привлекать к этому делу Куркина!» «Если вы обратитесь к Куркину, я вас уволю». Куркин, Куркин…

Зло порождает зло. За Куркиным пришел черед других. С приходом Дьякова из 18 штатных работников сразу ушло 8 человек. (Заметим в скобках: егеря такая должность — сложная должность! — что при желании всегда можно отыскать, к чему придраться.)

«Не знаю, что творится, не пойму», — говорит егерь Гутарев. Он схватился с Дьяковым из-за Куркина, ну и, конечно, сразу впал в немилость.

Подобрали кучку егерей-подхалимов, подчас ничего не понимающих, случайных (взамен уволенных и ушедших «по собственному желанию»). Им — мотоциклы, ружья, форму — все.

Показателен пример с бывшим председателем правления областного общества охотников и рыболовов Г. М. Боровко. Боровко фигурировал как браконьер в журнале «Крокодил». Его сняли после статьи в «Казахстанской правде» («Лицензия браконьеру»). В судебном определении в его адрес было записано: «Предложить в гражданском порядке взыскать иск — 19 500 рублей. Горсуд. Судья Карташоза.» Теперь этот Боровко голосует против Куркина, за исключение и увольнение.

«С июня 1957 года — тринадцатый начальник», — сетуют егеря. Можно ли при таком положении, да таком руководстве ждать порядка?

Отсюда и последствия. Охраны промысловых животных как таковой нет. Кто сколько хочет убить, столько и убьет. Площади большие, егерей мало. В степи сколько рогов, голов — мясо берут, остальное бросают. Бьют лосей безнаказанно…

А что творится на сайгачных полях! Животных давят колесами машин, истребляют безжалостно. Здесь сайги много, в связц с засухой животные в поисках воды подходят прямо к поселкам, их — бьют!.. Потянулись они, было, на окраину Пятимарского совхоза (Старая Кармановка, Джангалинский район) за помощью к человеку — их встретили выстрелами…

Бьют дичь в заказниках! Не потому ли и уральская охотоинспекция по всем показателям на последнем месте?

«Охранять не успеваю, — жалуется один из егерей, — только встречаю да провожаю» (начальников, «гостей», «подшефных» Дьякова).

«Охраны природы и зверей практически нет. Да и о какой охране может идти речь, ежели егеря изымают у нарушителей оружие, а назавтра оно снова у них. Ёлфимовым, отцу и сыну, Дьяков вернул малокалиберное ружье с оптическим прицелом.

За последние годы дичи прибавилось, сказались природоохранительные меры прошлых лет, постановления правительства. Но сейчас «охотники» едут из Тольятти, Саратова, Волгограда, Астрахани. Кого не встретишь в степи! Вокруг — любые марки машин. Охотятся без путевок. Если так продлится 3–5 лет, не останется, в кого стрелять.

Положение стало вовсе нетерпимым после хлесткой статьи Николая Корсунова «Лицензия браконьеру» («Каз. правда», 16.1У.76). «Нас опозорили в печати на весь Советский Союз!» — бушевал, сверкая белками, Дьяков. А не позор ли то, о чем сообщалось в статье? Н. Ф. Корсунов, местный уроженец, член Союза писателей СССР, знал, о чем писал. Статья затронула коренные пороки работы областного общества охотников и службы госохотоинспекции. В ответе редакции (29.V.76) председатель правления Казохотрыболовсоюза П. Трухин признал справедливость критики, сообщил об оргвыводах.

Это был не первый острый сигнал. Еще раньше, 7 января 1976 года, газета «Приуралье» опубликовала корреспонденцию работников Кушумского лесничества «Браконьеры… с лицензией». В ней товарищи сообщали, что «в результате бесконтрольного отстрела в лесничестве… лосей и косуль почти не стало» (значит, добрались и до косуль). Товарищи требовали регистрации лицензий, «а то по одной лицензии отстреливают кому сколько заблагорассудится».

Где же это происходит, товарищи?

В Уральске, все в том же Уральске, бывшей столице Войска Уральского, по-старинному — в Яике. В чем прелесть этих мест? Здесь Европа сошлась с Азией, горы — и степи, перепуток, природа — европейская и азиатская. Разнообразие, какого не встретишь в других местах. В песках — бор, лес! Красота, богатства — глаз не отвести! Охотоведы, егеря, их друзья готовы хоть в ночь-полночь вскочить и кинуться ловить нарушителей законного порядка, — все влюблены в природу родных мест! Оттого, быть может, у них и энергия такая, потому и не унывают, не пасуют перед трудностями.

Нет, поверьте, мне совсем не доставляет удовольствия рассказывать про плохое.

…Я направился к Дьякову. Интересно, какие аргументы приведет он в оправдание того нетерпимого положения, которое сложилось за последнее время в охотоинспекции и вообще в охране фауны?

Собственно, Дьяков вряд ли мог добавить что-то новое, вся картина была ясна, я достаточно ознакомился с делом, скрупулезно изучил документы — приказы, отчетность, протоколы, акты разных ревизий и проверок, разговаривал с людьми. Просто интересно, что скажет Дьяков? Должен же он что-то сказать. Я был готов ко всему и ожидал чего угодно, но только не того, что произошло.

Дьяков — высокий, прямой, в добротном сером костюме, элегантный, даже красивый, преисполненный чувства собственного достоинства, этакое олицетворенное благородство и предупредительность, — с первых же слов заявил: «У нас секретов нет», но так ничего и не сказал конкретного, не ответил ни на один предложенный ему вопрос, отделываясь ничего не значащими общими фразами. Держался с апломбом, даже чуть с вызовом, но и не мог скрыть — это ясно чувствовалось — беспокойства: зачем нелегкая принесла нежданного посетителя, что ему надо?

Я с интересом наблюдал за ним. С подчиненными подчеркнуто любезен, выспренние фразы: «Я вас больше не задерживаю», «Не хочу отнимать ваше время. У вас ко мне больше ничего нет?» Обернулся ко мне — одарил улыбкой. Но улыбка вмиг сбежала, лицо исказила гримаса, стоило лишь упомянуть про Куркина. Зажав голову руками, в картинной позе трагического отчаяния (из плохой пьесы), Дьяков сказал, нет, закричал:

— Опять Куркин! Я уже не могу слышать эту фамилию! Я с ума сойду! Я болен, мне надо в больницу ложиться! Завтра подам заявление, чтобы меня освободили от этого!..

Я сказал как можно спокойнее:

— Если вы больны, не надо здесь сидеть. Я шел в государственное учреждение, разговаривать о деле, не о болезнях. Извините, коли ошибся. Скорейшего излечения.

На том наша встреча и закончилась.

Я уезжал из Уральска растревоженный всем увиденным и услышанным, полон самых беспокойных мыслей и чувств. Нужен более строгий и нелицеприятный отбор людей на роль руководителей охраны богатств природы.

Такие, как Дьяков, дело ведут непрофессионально, на поводу у разных ответственных и безответственных лиц, да еще позволяют себе любые излишества в обращении с людьми.

И Дьяков сам не успокоится. Совершенно ясно, нужно серьезное лечение, оперативное вмешательство. Много ль прошло, а вон уже сообщают: состоялось «решение» об увольнении прирожденного егеря (больше бы таких!) Павла Гутарева, как сказал один из членов месткома, «за непослушание родителям» (кто тут родитель, интересно б знать?).

Следом (дождался-таки!) состоялась расправа и над Аполлонием Агафоновичем Мадяновым, верным и стойким бойцом за благополучие природы. Отписывал мне Мадянов: «Прошу извинить меня за беспокойство, да вот решил написать. Время без десяти минут 4 часа ночи, тишина, спать бы, но не спится. Выгнал с работы Дьяков, за невыполнение устава егерьской службы. Срочное решение месткома и увольнение за бездеятельность. А этими же днями за мою бездеятельность Главное управление почтовым переводом прислало премиальное вознаграждение 291 рубль…»

Еще весть: «Куркин добился приезда проверяющего из Алма-Аты по заданию ЦК республики. Проверяющий — работник Главохоты. Он взял с собой Куркина и Мадянова. Брал он с собой и дела на «строительство» и бесконечные «ремонты» со списанием десятков и сотен тысяч рублей. (Речь идет о названном выше деле с использованием средств не по назначению. — Б. Р.) Проверяющий уехал убежденным в правоте нашей, но сдвигов пока нет…»

Вести идут, и тревожные вести.

Доколе?

Ставлю точку и возвращаюсь мыслью к Владимиру Николаевичу Абусову. Помните, из второй истории?.. Он теперь в промышленном отделе горкома партии, инструктор по водоснабжению, и ныне его планы борьбы за природу приобрели больший размах. Уже не одна рыба или вода, или зверь волнуют его: охранить все в комплексе — лесные и водные богатства со всем растительным и животным миром; а для этой святой цели сократить, быть может, число рубок, упорядочить лесопользование — тем прибудет и воды. Замыслы Абусова встретили поддержку в партийных и советских органах. Вынашивал идею представительной конференции с привлечением видных ученых, специалистов в Нижнем Тагиле; поднимай выше — конференция замысливается в областном масштабе — в Свердловске. А там, глядишь, в масштабе всего региона — Урала… Нет, все-таки добро побеждает на свете! Но много, ох, много на этой дороге ухабов, косогоров, глубоких скользких рытвин и скрытых опасностей…