Мальчик по имени Хоуп - Лара Уильямсон

Я открываю рюкзак, вытаскиваю оттуда книгу, открываю и делаю вид, что читаю:

– У меня нет никаких проблем.

Я не смотрю на Джо, потому что так увлечен потрясающе интересным параграфом о жизненном цикле личинок.

– У тебя книга вверх ногами, – вздыхает Джо, уперев руки в бедра. К тому времени, как я исправляю ошибку, она уже открыла ящик комода и протянула мне руку с зажатым кулаком: – Это тебе. Возьми на время. Вернешь, когда найдешь все ответы и исцелишься. Отказываться нельзя. Неприлично отвергать подарки.

Джо раскрывает ладонь и подносит мне что-то под нос. Это – серебряная медаль размером с десятипенсовик. Правда, десятипенсовик, по которому прошлись паровым катком и вытянули его, так что он и на монету уже не похож. На одной стороне я вижу изображение святого. Что-то не могу его узнать. Впрочем, если по-честному, то я никого из них узнать не могу.

Я таращусь на медаль, скосив глаза:

– Сколько раз тебе говорить, что у меня с головой все в порядке?

– Да, я слышала. Это не для твоей головы, – улыбается Джо. – Разреши познакомить тебя со святым Гавриилом[10] из монастыря Святой Девы Скорбей. Именно из-за этой медали я и заинтересовалась святынями. Она досталась мне от бабушки, которую забрала от нас игра в бинго. Услышав последнюю цифру, она вскрикнула «Хаус!» и опрокинулась навзничь. Родители положили ей в гроб карточку бинго, и папа сказал, что бабушка ушла на небеса с улыбкой. Папа тоже улыбался, потому что именно ему достался ее выигрыш.

– Если это не медаль для привлечения болезней, то что же это? – только и могу выдавить я.

– Она для тех, кому нужно исцеление. Для тех, кто несет бремя незримых печалей и кому просто необходимо, чтобы его мечты сбылись. Для кого-то вроде тебя.

Три

Джо предложила мне написать список, состоящий из десяти желаний, и хранить его вместе с медалью святого Гавриила из монастыря Святой Девы Скорбей. Я сказал, что не буду писать список. Это очень тупо, но Джо ответила, что если я напишу, то святой Гавриил прочтет список и исцелит меня, исполнив одно из желаний.

– И не делай список совсем уж бредовым, – предупредила она.

– Почему? Потому что святые не могут творить чудеса?

– Ох, Дэн! – Джо потрясла головой с усталым видом эксперта по религиозным делам. – Ты ничего не знаешь о неисповедимых путях. Нельзя просто так позвать святых, попросить о чем-нибудь и потом отступиться. Повторяю: не проси драгоценностей из королевской казны, потому что святой Гавриил тебе их не принесет. Выбери десять желаний из тех, что он может осуществить, и он выберет одно из них. Самое важное.

– Как же он узнает, какое самое важное?

Джо внимательно выслушала вопрос и ударила себя кулаком в грудь:

– Потому что он может заглянуть тебе прямо в душу.

Как по мне, так и список тогда писать необязательно, но Джо я об этом не говорю и перечисляю свои желания.

Деньги.

Новая сестра, которая не будет говорить гадостей.

Собака с крепким желудком.

Письмо.

Новый велосипед.

Бассейн с шоколадными хлопьями.

Ходить в школу волшебников вместо школы Святой Девы Врат.

Жить на Бейкер-стрит.

Личная ракета с названием «Хоуп-1».

Папа.

Я оборачиваю список вокруг святого Гавриила и кладу его под кровать – в сундук с сокровищами на моем пиратском острове. Я говорю:

– Я делаю это не потому, что верю в твои исцеления или что-то в этом духе. Я не верю. И если я слегка грущу, то это из-за домашки и из-за того, что, кроме нее, делать совершенно нечего. В общем, я делаю это, чтобы Джо заткнулась и перестала говорить, что мне нужна помощь. – Я немного помолчал. – Но если, типа, тебе не сложно, то сделай так, чтобы папа послал мне письмо. Тогда все будет хорошо.

Я бегу к столу и включаю компьютер.

Письма нет.

В мое сердце вонзаются тонкие стрелы гнева. Я раз десять кликаю мышкой. Я даже проверяю, правильный ли адрес использовал. Конечно же правильный. Я проверяю спам: папы нет и там. Теперь очевидно, что моя попытка связаться с папой провалилась. Он меня игнорирует. Как, судя по всему, и святой Гавриил.

Второе письмо получается не таким многословным. Я рассказываю папе, что меня постоянно хвалят в школе и если он хочет узнать за что, то пусть сообщит мне об этом. Да, я понимаю, что он – звезда и поэтому времени у него мало, но ведь на единственного сына несколько минут должны найтись. Палец мой, как быстрая пуля, влетает в кнопку «отправить». Я спускаюсь вниз, к картофельному алфавиту, который мама покупает по скидке для сотрудников в супермаркете «Аладдин».

Большой Дейв сидит за столом, зажав в зубах картофельное «К».

– Садись рядом. – Он глотает букву и вытаскивает для меня стул.

Сегодня вторник, и последние три месяца Большой Дейв по вторникам ужинает у нас. А я и не против: когда он здесь, мама делает вкусный пудинг. В остальные дни мы получаем по занюханной упаковке йогурта, но вторник – это день пудинга прямиком из огромных морозилок «Аладдина». На самом деле, дело не только в моем желудке. Мне нравится Большой Дейв, потому что он делает маму счастливой. Когда папа ушел, мы все долго грустили; я получил собаку, а мама – ничего. Когда появился Большой Дейв, это было для нее как щенка купить: она опять начала смеяться. Вот тогда ко мне и вернулась моя прежняя мама.

– Хотите еще буковок? – спрашивает она, обнося миску по кругу.

Большой Дейв находит у себя в тарелке буквы «Н», «Е», «Т» и показывает их маме.

Я чуть со стула не падаю от хохота, но резко прекращаю, когда Ниндзя-Грейс начинает вздыхать и закатывать глаза. Если она так себя ведет, то того и гляди взорвется. И через десять секунд это и происходит.

– Кризис тебя не затронул, – говорит Грейс, с хлюпаньем всасывая букву «Q».

Большой Дейв чешет татуировку на левой руке, оставляя тонкие жирные полоски на большом чернильном сердце. Потом пожимает плечами, играет мускулами на руке и возвращается к прежнему занятию – вымакивает чесночным хлебцем коричневый соус. Бьется татуированное сердце, а под ним колышется свиток с надписью «Кэролайн 1973».

– Я имею в виду, ты так занят, что в неделю у тебя бывает лишь один свободный вечер. Ну или два. Выходит, кризис обошел тебя стороной. – Грейс с довольным видом подбирает «О» и кладет между губ, а потом засасывает внутрь. – У тебя так много дел, что вы с мамой почти не видитесь.

Мне совсем не нравится этот разговор. И еще мне не нравится, когда Грейс бьет меня ногой по лодыжке. Я притворяюсь, что подавился буквой «В». Грейс совсем не обязательно ломать мне берцовую кость, чтобы я догадался, к чему она ведет. Несколько дней назад Нина Биддольфо из газетного киоска рассказала мне, что Большой Дейв женат и у него есть маленький сын.

– Да так, сорока на хвосте принесла, – сказала Нина. – Мало чего знаю про мальца. Но так уж сорока сказала.

И пока я размышлял, какая же умная эта сорока, Нина объявила мне, как зовут жену Большого Дейва.

– Кэз, типа того, – сказала она.

Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что Кэз – это сокращение от Кэролайн. «Кэролайн 1973» – вот что было с любовью вытатуировано на громадном бицепсе Большого Дейва. Детали головоломки начали складываться. Большой Дейв не мог проводить с мамой каждый вечер, потому что он все еще жил со своей женой, Кэролайн. Я рассказал Грейс. Мы сделали поспешные выводы. Ну, то есть это она их сделала. С такой скоростью, будто внутри у нее был реактивный двигатель. Грейс сказала, что с самого начала все знала. Большой Дейв какой-то слишком хороший. А когда что-то кажется слишком хорошим, оказывается, что никакое оно не хорошее.

С того момента Ниндзя-Грейс начала доставать Большого Дейва. По-видимому, он из мужчины мечты превратился в мужчину из кошмара. Я хотел дать ему второй шанс, но Грейс сказала «нет»: мужчины вечно хотят положить два горошка на ложку. Я не понял, что с этим желанием не так, но Грейс заверила меня, что так поступать неправильно.

– Большой Дейв, – продолжает Грейс, ковыряя ногтем в зубах, – у изменников сердце – как шоколадное яйцо. – Она нахмурилась, и брови ее срослись в длинную гусеницу. – Оно пустое. Маме такое не нравится. С ней это уже случалось раньше, и теперь она ждет большего. Честно, она заслуживает куда лучшего.

Над головой Большого Дейва загорается лампочка: он понял, о чем говорит Грейс. Он с видом знатока потирает нос, а я вдавливаюсь в стул.

– Не волнуйся, малышка. Уж я-то твоей маме пустых яиц не принесу.

Грейс заговаривает снова, и у нее дергается губа.

– Я говорила не о яйцах. Я имела в виду, что…

Чтобы Грейс замолчала, я встреваю в разговор и начинаю перечислять различные виды шоколада, из которого делают пасхальные яйца. Пралине. Помадка. С карамельной прослойкой. Со вкусом апельсина. К тому времени, когда я добрался до тоффи, глаза Грейс превратились в лезвия, а нога соприкоснулась с моей другой лодыжкой. Я издаю «Уй!», который мама всегда истолковывает как звук отвращения к тоффи. На самом деле я и правда не очень люблю такие конфеты, но в данный момент меня больше волнует то, что Грейс положила конец моей карьере футболиста в премьер-лиге.