Мальчик по имени Хоуп - Лара Уильямсон

Через час я обнаруживаю, что лежу под одеялом. Понятия не имею, какие шаги я предпринял, чтобы тут оказаться. Фосфоресцирующие звезды освещают потолок – пять остроконечных маяков счастья. Мне больно на них смотреть, и я закрываю глаза. Когда мама пришла домой с работы, она прокричала нам на второй этаж, что принесла немного просроченного печенья, которое уже нельзя продавать. И даже тогда я не вышел из комнаты. Этой ночью мне опять снится Пэрэдайс-Пэрэйд. Это тот же самый сон: я стою под папиным деревом. На этот раз медаль святого Гавриила стала луной, а опадающие листья – рубинами. Поначалу я ловлю их, но они разбиваются и рассыпаются вокруг, как лепестки кроваво-красной розы. Они одеялом покрывают землю, а потом продолжают падать, пока не доходят мне до колен и выше, до пояса. Я оступаюсь и падаю в алую реку; на поверхности остаются лишь мои пальцы. Когда появляется рука, мое сердце наполняется надеждой. Кто-то хватает мои пальцы и тащит меня наверх. Я просыпаюсь с мыслями о папе.

– Вот и чудище явилось, – говорит Грейс, запихивая в рот тост. – Ну и видок у тебя.

Мама вскидывает глаза, но быстро отводит взгляд. Ее пальцы обвиваются вокруг чашки со свежезаваренным чаем. Она не спеша его прихлебывает:

– Что, тоже нездоровится?

Я пожимаю плечами и сажусь за стол.

– Я, наверное, съела что-то не то, – говорит мама. Небольшой вулкан ширится у нее в груди, и она прикладывает кулак ко рту. Воздушный вулкан извергается. – Ой, извините.

Я сыплю остатки шоколадных хлопьев в миску и мысленно вычеркиваю из списка. Святой Гавриил ни в жизнь не раздобудет мне бассейн с этими крошками.

– Слишком много печенья, – вздыхает мама. – Знала же, что не надо съедать всю пачку.

Лицо у мамы цвета дельфиньих плавников. Если приложить мой серый школьный джемпер, то вы ни за что не догадаетесь, где заканчивается джемпер и начинается мамина кожа. Мама болеет так редко, что я удивляюсь, когда она говорит, что ей надо полежать перед сменой в супермаркете. Я спрашиваю, чем ей помочь; мама улыбается и говорит, чтобы я заглянул в ее сумочку. Там где-то были таблетки от желудка. Не против ли я принести ей одну и стакан воды, чтобы запить?

– О, мистер Подлиза с Подлизьей улицы из города Подлизовска, – комментирует Грейс, как только мама исчезает на втором этаже.

Да она просто завидует, что ей первой не пришло в голову спросить, чем помочь. Теперь я стал золотым ребенком.

Я показываю язык, а Грейс скрежещет:

– Фу, блевотина шоколадная.

Мамина розовая сумка в блестках аккуратно приткнулась под вешалкой с куртками. Я расстегиваю молнию и заглядываю внутрь. Это как обнаружить одну из загадок мироздания. Я похож сейчас на того чувака, который первым наткнулся на гробницу Тутанхамона[11]. Что же я тут обнаружу? Может, сокровища? На первый взгляд ничего примечательного: ни радиоуправляемого вертолета, ни фингерборда, ни, разумеется, карамельного ассорти. На самом дне лежит аккуратно сложенная страница. Это рекламный опросник, вырванный из журнала о здоровье; его выпускает наша местная больница, «Роял Принцесс Юниверсити Хотел». Я знаю, что плохо читать то, что тебе не предназначено, но так уж вышло. В нашем доме есть место лишь для одного святого, и оно уже занято святым Гавриилом. Итак, первый вопрос.

Ваши груди:

а) задорно торчат;

б) в них прощупываются бугорки;

в) болят, чувствуется покалывание.

«Покалывание». Это что-то про ежей? Насколько я знаю, мама в лифчике ежей не носит. Но она обвела и б), и в), и меня это разозлило. Второй вопрос вообще какой-то бессмысленный.

2. Кровяные выделения:

а) обильные;

б) никакой крови;

в) мазня.

На сей раз мама обвела б), и это единственный вариант, от которого меня не тошнит. Третий вопрос приводит меня в совершенное замешательство. Если бы он был написан на французском, я бы понял не больше и не меньше.

3. Опишите свои симптомы:

а) изжога, болезненность, неудобство;

б) перепады настроения, утомляемость, частые позывы в туалет;

в) я чувствую себя бодрой, здоровой и исполненной жизненных сил.

И снова мама обвела два пункта: а) и б). Я, конечно, знаю, что она несется к сорока годам, как гоночная тачка, но все равно еще не время ставить на себе крест. Миссис Нунко уже восемьдесят шесть, и все равно она больше в), чем мама. Последний вопрос – это и вовсе никакой не вопрос. Там говорится, что если вы обвели более трех ответов, то вам надо позвонить в больницу и записаться на прием. Мама подчеркнула номер телефона. Двойной чертой. Да еще и красными чернилами.

Я складываю объявление и прячу его обратно в сумку. Да уж, не этого я ожидал, когда полез искать таблетки от желудка. Я слышу голос мамы со второго этажа: она просит меня поторопиться, пока кислота не начала разъедать ее желудок изнутри.

– Уже иду, – кричу я в ответ.

В школе я продолжаю думать о маме с папой. Она болеет и скрывает это, а он живет с мальчиком Руки-Лопасти и тоже скрывает. Большой Дейв живет с «Кэролайн 1973» и скрывает это. Я переживаю о них всех и скрываю это. А Грейс – это просто Грейс. Утром я сунул святого Гавриила в карман и принес его с собой в школу.

– А с номером девять ничего не получится? – шепчу я себе в карман блейзера. – Если бы у меня была ракета, я бы улетел на Луну и сбежал от всех проблем на Земле. Уж ракету-то ты можешь мне достать, раз больше ничего остального у тебя не получается.

– Дэниел Хоуп, я бы попросила тебя слушать внимательнее, – говорит мисс Парфитт.

– Думаю, что и восьмой номер сгодится, если ракету мне нельзя, – бормочу я себе под нос. – Восьмой номер – это было бы очень круто.

Я лениво черкаю свой номер и адрес на тетрадке.

Дэниел Джордж Хоуп

221Б Бейкер-стрит

Лондон

– Я не знаю, кто там шепчет, но не могли бы вы прекратить? – Мисс Парфитт тычет в моем направлении своим птичьим клювом, а потом расправляет грудь. – Это важнее, чем ваша пустая болтовня. Новости о проекте «Природу уважает каждый». Как вам известно, в этом году мы не ставим рождественский спектакль; вместо него мы будем заниматься проектом «Природу уважает каждый».

– Эх! – вздыхает Кевин Каммингс. – А я так хотел быть Иосифом[12].

– Ты бы скорее играл осла, – смеется Джо.

– Тишина, пожалуйста, – прерывает ее мисс Парфитт. – Это будет чудесно. Возможно, не так чудесно, как история о рождении Иисуса, но, уверяю вас, вы не пожалеете. Если вас волнует рождественский дух, то могу пообещать: потолок актового зала будет разукрашен звездами.

– Еще нам понадобится несколько пастухов, – замечает Кевин.

– Нет, пастухов не будет, – отрезает мисс Парфитт. – Если только ты не выберешь какого-нибудь пастуха себе в герои, в чем лично я сильно сомневаюсь.

– Нее, – отвечает Кевин. – Я выбрал папу, он у меня налоговик.

Мисс Парфитт хлопает в ладоши:

– Итак, сегодня вашим заданием будет написать стихотворение о вашем герое. Это поможет вам создать образ и, возможно, подскажет несколько идей касательно костюма. Да, Кевин, что у тебя на этот раз?

– А что, если я передумал и выбрал мужика, который управляет ломбардом?

– Это еще зачем? Он – твой герой?

– Да не то чтобы, мисс. Но он сможет принести золото, прямо как один из волхвов. У него в ломбарде полно золота.

– Кевин, мы не будем ставить рождественскую сценку. Мне казалось, я выразилась достаточно ясно. Это будет событие, посвященное вашим героям. Вы можете написать оду, сонет или хокку… или что вы там еще придумаете. Удивите меня. Если это поможет, то я нашла определение героя в словаре. Это человек, которым восхищаются за его благородные качества. Все остальное на ваш выбор.

– Можно я выберу Деву Марию? – спрашивает Джо.

Мисс Парфитт вздыхает:

– Ну, если без этого никак, то ладно. Но только сделай Ее живой – пусть она выпрыгнет на меня со страницы.

– Как-то страшновато звучит, – шепчет Джо, доставая блокнот и рисуя нимб.

Да уж, страшновато. Как прикажете писать стихотворение про папу, моего героя, когда я, как только что понял, ни шиша о нем не знаю? В конце концов я сочинил, но не уверен, что рассказал хоть немного о благородных качествах папы.

Вот однажды папа жил да был,И меня ужасно он взбесил.Я письмо ему послал,Он ответ не написал.И теперь я очень приуныл.

Я украдкой смотрю в работу Криса: вместо того чтобы писать стихи, он рисует портрет своего папы. Из рисунка понятно, что у папы душа нараспашку; особенно Кристоферу удалась форточка на груди. Очень впечатляющий рисунок, хотя, конечно, нарисовать прямоугольное окно проще, чем круг.

– Кристофер, – подплывает к парте Кристофера мисс Парфитт. – Все это, конечно, похвально, но я не просила вас рисовать своих героев. Я попросила написать стихотворение. Вместо того чтобы рисовать окно, почему бы не «взглянуть» через него в свою душу.