Имя ей Хель - Елена Анатольевна Кондрацкая

и ещё меньше всерьёз решались прибегнуть к подобным радикальным методам. И, если в Гильдию стекались заказы со всего необъятного Алтаруна, мне приходилось искать заказчиков самой. К тому же подготовка к работе и постоянные переезды в попытках скрыться от Гильдии сжирали много золота. Настолько, что Сван продолжал продавать своё тело, чтобы у нас водились деньги в те месяцы, когда я сидела без работы. Не думаю, что он покидал публичный дом для того, чтобы издевательства над ним продолжались. Несмотря на бесчисленные статуэтки богини Веллы в каждом публичном доме, те, кто покупает шлюх, редко относятся к ним бережно.

Закончив разбираться с маршрутом, я встала и потянулась. За окном уже разгоралось солнце. Я задёрнула шторы, проверила, закрыта ли входная дверь, и отправилась в спальню. Сван сопел, подтянув колени к груди, я легла рядом, осторожно, чтобы не разбудить его, – с самого начала мы делили не только пищу, но и постель. Зимы в Алтаруне были долгими и холодными.

Сван разлепил длинные ресницы и улыбнулся, тёплый и мягкий, как дуновение лета, он притянул меня к себе, заставляя повернуться на бок, и уткнулся лбом мне в затылок, касаясь дыханием шеи. Я вздохнула и тут же заснула, укутанная в его нежность.

До маленького городка у подножия северных гор мы добрались за неделю. Я никогда не была тут прежде, но слышала, что именно отсюда был родом Нот – бог смерти и покровитель убийц, которого почитали в Гильдии. Карающий меч верховного бога Алтара, брат бога мудрости Ризана, муж богини войны Брины и вечный враг Веллы. Бессмертные герои, что шесть тысяч лет назад основали Алтарун.

Нот не был любимым богом – мало кто радостно встречает смерть, – а потому я не удивилась, что город, носивший его имя, был занесён снегом и закопчён дымом. Неухоженные каменные и деревянные дома жались друг к другу, будто надеясь сохранить хоть немного тепла. То же делали и люди, набиваясь в таверны и публичные дома, – выпивка и женщины многим помогали переждать долгую, тёмную зиму.

В таверне на постоялом дворе воняло кислой капустой, а за скрипучую кровать на чердаке ломили цену как за комнату в столице, но это был единственный ночлег вблизи Тролльего Перевала и выбирать не приходилось.

– Хорошо, что успели добраться до бури. – Сван сидел за сколоченным дубовым столом и глядел в покрытое инеем окно. Он так продрог в пути, что даже в душной таверне не торопился снимать подбитый мехом плащ и кутался в него красным с мороза носом. Мы прозябали в таверне уже третий день, ожидая, когда в горах уляжется метель: внизу, в долине, ещё путалась в голых ветвях лесов осень, в горах же уже вовсю выла снежная зима.

От бури спасались не только мы, таверна была забита под завязку, в основном купцами и наёмниками. Одни переправляли через перевал товары, другие охотились в этих местах на фейри. За голову тролля – сплошь самоцветы – можно было выручить кругленькую сумму. Правда, спящих троллей сложно отыскать среди занесённых снегом камней, а расправиться с ними ещё сложнее, но охотников на фейри это не останавливало. Говорили, что горы эти полны обледеневших трупов тех, кто не преуспел в своей затее. И где-то среди их вершин, отмеченный на карте, скрывался проход в королевство фейри. Оставалось надеяться, что мы отыщем его раньше, чем замёрзнем насмерть.

Погружённая в свои мысли, я рассеянно изучала взглядом постояльцев. Мужчин и женщин почти поровну. Купцы и купчихи знакомились и садились вместе, пили и обсуждали пушнину и нещадно подорожавшие специи из Эль-Нарина. Наёмники и наёмницы держались парами-тройками, если не считать тех, которые играли в карты за дальним столом. Я встретилась взглядом с юношей, который сидел поодаль ото всех, в самом тёмном углу. Он тут же отвёл взгляд и уставился в свою кружку с пивом. Молодой, лет шестнадцать, не больше. Впрочем, впечатление могло быть обманчивым: мне, например, редко давали больше восемнадцати, хотя уже наступила моя двадцать первая зима. Одет юноша был как наёмник – кожаный доспех и меховой дорожный плащ, но меча или другого крупного оружия я не увидела. Это показалось мне странным, наёмники даже в тавернах не расставались с мечами и секирами: с одной стороны, потому что ребята она были ко всему подозрительные, с другой – потому что любили помериться размерами своих железок. Я нахмурилась. Отчего-то лицо юноши казалось мне знакомым, хотя ни вчера, ни позавчера я его в таверне точно не видела. И то, как он на меня смотрел… глаза голубые, ясные, но цепкие и холодные – на затылке зашевелились волосы, предупреждая об опасности, и мне захотелось отряхнуться, как собаке, чтобы сбросить с кожи неприятное чувство.

– Что-то не так? – спросил Сван. Должно быть, тревожные мысли отразились на моём лице.

Я отвела взгляд от юноши и вернулась к ужину.

– Пока не уверена, но, возможно, мы где-то засветились по дороге, и Гильдия села нам на хвост, – тихо сказала я, стараясь выглядеть как можно более расслабленно. – За моим правым плечом сидит парень. Глаза голубые, русый, волосы в узле. Не шибко похож на охотника на фейри, может, кто из наших… из Гильдии по мою душу, но пока рано судить.

– Кажется, я его уже видел, – прошептал Сван бледнея. – На одном из постоялых дворов по дороге сюда.

– Может быть, совпадение, но, может, и нет. В любом случае держи ухо востро.

Сказав это, я оглянулась, и тут же похолодела. Рядом с юношей теперь сидел высокий мужчина с волосами цвета снега и глазами цвета речного льда, которые я никогда не смогу забыть. Расмус. Лучший убийца Гильдии. Он поймал мой взгляд и перечёркнутые шрамом губы растянулись в улыбке, а я снова почувствовала удары его сапог о мои рёбра…

– Вставай, малявка. – Его нога утонула в моём животе, выбивая воздух. – Вставай и сражайся!

Я приподнялась, насколько хватало сил. Из носа лилась кровь, но это была меньшая из моих проблем. Повезёт, если уйду с целыми рёбрами. Занятия по рукопашному бою с Расмусом всегда превращались в кошмар. Он почему-то сразу меня невзлюбил, с самого первого дня, как меня, пятилетнюю, Варден привёз в Гильдию, а когда я окрепла достаточно, чтобы обучаться, измывался как душе угодно. Другим воспитанникам тоже приходилось непросто, но мне Расмус уделял особое внимание.

– Вставай, дерьмо собачье! Не сможешь меня одолеть – скажу Вардену продать тебя в публичный дом.

Мне едва исполнилось десять зим,