Нонешняя сказка про Ивана-дурака - Иван Виноградов

— Не подходи ко мне! — загородился Иван руками.

— Почему, Иван? Я заметила, что вам обоим было хорошо — и твоей женщине, и тебе, — говорила гостья ласковым голосом, пожалуй, подражая Аленке, когда той хотелось поиграться. — Пусть снова будет хорошо и тебе, и мне.

— От тебя холодно, — поежился Иван, отступив уже к самому полку, где стояла у него бадейка с горячей водой: хоть так согреться! Но следом неотступно продвигалась и женщина, и пришлось ему, чтобы хоть как-то оборониться, выплеснуть воду на нее.

Женщина сперва содрогнулась, но затем просветлела лицом, сказала:

— Это тоже хорошо, но я говорила о другом. Дальше было вот это. — Она взяла лежавший на полке веник и протянула Ивану.

— Это — с нашим удовольствием! — обрадовался Иван.

Поддал жару и начал со всей страстью хлестать свою гостью, приговаривая: — Не я тебя бью, тебя веник бьет.

Женщина повизгивала, как собачонка, которую наказывают за дело, и терпеливо сносила непривычную для нее утеху. А уж Иван старался на совесть — даже согрелся за такой усердной работой. И женщина потеплей стала… Но в этот момент он вдруг слышит:

— Ваня, где ты там пропал? Я жду, жду…

К бане приближалась Аленка.

У Ивана опустились руки. Женщина облегченно вздохнула, радуясь передышке. Иван тихонько, умоляюще попросил ее:

— Ты можешь быстро исчезнуть?

— Зачем? — не поняла женщина. — Мы еще не закончили.

— Если моя подруга застанет меня с тобой — всем нам будет очень плохо.

— Но ей уже было хорошо, — все еще не могла понять женщина.

— Не спрашивай сейчас. Исчезни, прошу тебя!

— Пусть будет по-твоему. Но в другой раз… Она больше не будет мешать нам.

— В другой раз и другой разговор будет…

В дверях бани уже Аленка, а у нее свое мышление и своя догадливость.

— Мне что, опять раздеваться? — спрашивает.

— Да ну вас всех! — отмахнулся Иван.

Все же на этот раз пронесло. А наперед так решил: никогда не оставаться в бане одному.

Но с этого дня все равно как подменили Аленку. Скучно ей стало — и хоть ты разбейся. Ничто ей стало не интересно, поет целый день, как ветер в зимней трубе, одно тягучее слово: «Ску-у-шно… Ску-у-шно…» Или начнет ругаться нехорошими словами, которые Иван, живя в одиночестве, давно забыл и не употреблял. У нее же и разных неизвестных было еще много в запасе.

Ну, слова-то можно бы и стерпеть, а вот видеть скуку смертную на лице подружки изо дня в день Иван просто не мог. Он уж и так и этак пытался развеселить ее — и на балалайке играл, и плясал под свою же игру на середине избы, и соловьем лесным щелкал-заливался — и все без толку. Разве что на час-другой хватало его стараний. Ну да еще ночью, конечно, помалкивала.

Однажды утром что-то в ней переменилось, опять появился интерес к Ивановой земле. Захотелось ей по лесу прогуляться и на Дальней полянке побывать.

Ивану заподозрилось что-то, но отказать Аленке он не мог. Сунул топор за пояс, чтобы не зря по лесу шататься, а где-то заодно и дровишек на зиму заготовить, и повел подружку тайной тропой.

На полянке все оставалось, как было в день отъезда шумной компании. Валялись пустые бутылки, коробки, банки. В одной бутылке оказалось немного выпивки какой-то, и Аленка со вкусом к ней приложилась.

— Кайф, Ваня, что ты там ни говори! — аж зажмурилась она от удовольствия. И честно с ним поделилась.

Он же, попробовав, поморщился.

— Какой там кайф — простая сивуха!

Побродили они по полянке, потом Аленка услышала шум Большой дороги и туда, к ней, потянулась. Чем явственнее шум, тем сильнее у нее нетерпение, и вот уже стоят они оба на обочине, а мимо них с гулом и вонью пробегают самые разные машины. Аленка — в старинном бабкином наряде, Иван — в своем повседневном: синие, в полоску штаны, красная рубаха и нестриженые соломенные волосы вместо шапки… Аленка подняла до плеча руку и держит ее в таком положении.

— Ты чего это? — спрашивает Иван.

— Голосую, — говорит.

Машины все пробегали мимо, потом одна красненькая замедлила ход и остановилась прямо перед Аленкой. Приоткрылась дверца.

— Ну что ж, Ваня, — говорит Аленка, — пришло время нам попрощаться. Уезжаю я домой, в город.

— Твой дом — у меня, — говорит Иван. — Ты ведь жена моя.

— Э, милый! Если мне с каждым таким мужем… Прощай, друг! Ты — хороший мужик, но мы с тобой — разные.

— Не разные! — схватил Иван ее за руку. — Мы — свои с тобой!

Но Аленка вырвалась, нырнула в машину. Хлопнула дверца, машина пыхнула на Ивана сизым дымком и понеслась себе дальше. Сперва Иван смотрел ей вослед, боясь потерять из вида, но скоро она исчезла. Далеко убежала. Да и глаза у него затуманились. Стало ему так горько и обидно, как еще не бывало. Кажется, он и сам себя потерял тут, на обочине дороги, не только Аленку. Стоял и не стоял, жил и не жил. Потом спохватился: надо же было сказать Аленке какие-то главные слова, чтобы она смогла понять его. А чтобы сказать, надо догнать. Но тут и самому умному человеку не легко было что-то придумать. Если так же «проголосовать», как сделала это Аленка, то ведь все равно теперь не догонишь: слишком долго столбом стоял. Крыльев же человеку не дано. Разве только шар летающий, как у Серебряной женщины, мог бы ему помочь, но где его взять такой?

«А вот он и есть!» — услышал Иван голос. Вздрогнул, встрепенулся, начал недоверчиво поверх дороги поглядывать. И правда: завис серо-голубой шар над обочиной, и уже в нем дверца раздвинулась.

— Вот ты и позвал меня, Иван, — сказала возникшая в дверях Серебряная женщина.

— Другая нужна мне, — признался Иван.

— А ты ей? — спросила женщина.

— Был нужен. Ты сама все знаешь…

— Говори дальше.

— Догнать ее надо.

— Мыслишь логично.

Не успел Иван что-нибудь еще сказать или хотя бы подумать, как очутился внутри того шара, просторного изнутри и с почти прозрачными стенками. Сквозь них вся земля видна была от края и до края, включая Иванову деревню, озеро русалочье, сенокосную полянку и все-все, что Иван когда-нибудь видел.

Догнать ту машину, которая увезла Аленку, летающему шару ничего не стоило.

— Вот она, бывшая твоя женщина, — показала вниз, на дорогу, Серебряная.

Иван видел пока только руку своей подружки, высунутую из машины, и сразу вспомнил, как обнимала его эта рука за шею, как теребила его нестриженые волосы или гладила по щеке… Стала Ивану и сладко и горько, туман в его глазах сгустился, и наконец он заплакал.

— Что случилось с твоими глазами? — встревожилась женщина, — откуда в них появилась влага?

— Из души, наверно, — всхлипнул Иван.

— Что-то разладилось в системе? Какая-то протечка? Садись в кресло, и мы проверим, что у тебя с этой… душой.

— Мы упустим Аленку! — простонал Иван.

— Будь по-твоему. Видишь впереди город? Мы поднимемся повыше, чтобы ничего там не задеть, никому не навредить. Это наш закон, до которого вы на Земле еще не додумались или не доросли. Он формулируется примерно так: заденешь другого — навредишь и себе…

Всяких машин внизу, в глубоких городских ущельях бегало столько, что разглядеть там маленькую красную букашку казалось просто невозможным. Иван давно бы потерял ее, если бы не особенные глаза Серебряной женщины, не знающие, видимо, ни слез, ни усталости, способные в любом мельтешении разглядеть то, что ей необходимо. Шар завис как раз над тем домом, перед которым остановилась красная машина-букашка. Из нее вышла Аленка, вбежала в высокий дом. Дальше увидел Иван, как вступила она в свое небольшое жилище, взяла в руки маленький белый аппаратик и начала тыкать пальцем в кучно расположенные на нем цифры. Потом поднесла его к уху и стала быстро-быстро говорить.

— С собой она, что ли, разговаривает? — удивился Иван.

— Нет, с другим человеком, который тебе не друг. Сейчас ты его увидишь.

Перед глазами Ивана возникло другое помещение, заставленное разными, в том числе и непонятными предметами. Перед одним таким предметом стоял тот самый Спонсор с Дальней полянки и тоже разговаривал и тоже был один, только перед ним, на стеклышке, улыбалась Аленка. Им обоим было очень весело, они то и дело смеялись.

— Ты видишь, ей здесь лучше, чем с тобой, — сказала Серебряная. — С тобой было скучно.

— Она еще вернется ко мне! — не отступал Иван.

— Показать тебе, где и с кем она будет вечером и ночью?

— Ты все знаешь про нее наперед?

— Мы многое знаем… — В голосе женщины послышалась вроде бы грусть. — Мы научились предвидеть, мы узнали все наше будущее — и не стали счастливее. Так что подумай, надо ли тебе видеть вперед.

Иван ненадолго задумался, а женщина продолжала:

— Увидев свое будущее, мы обрели печаль, но вернуться в прежнее состояние розовых надежд и счастливого незнания уже не могли. И тогда нас потянуло к другим. Мы разлетелись по Вселенной, нашли вас. Если бы соединить наше многознание с вашей наивностью, возможно, получился бы счастливый народ. Но вы не готовы или не способны, к этому. Вы отстраняетесь… как ты от меня в том жарком домике… Мне пришлось включать охлаждение…