Со щитом и на щите - Анатолий Димаров

— Ну, как?

— Ароматная, — ответил я, давясь дымом.

Некоторое время мы молча важно пускали в воздух дым и казались сами себе солидными взрослыми мужчинами, которым после работы и покурить не грех.

Потушив папироску, Ванько спросил:

— Ну, как поживаешь?

— Да ничего, — ответил я. Потихоньку, чтобы не заметил мой товарищ, смял недокуренную папиросу и опустил ее под ноги. — Вот только Федька спать не дает: храпит, собака!

— А ты отучи.

— Как его отучишь?

— Да очень просто! Как только начнет храпеть, ты ему махорки под нос сыпани. Раза два отведает — и другим на всю жизнь закажет.

— Правда?

— Разрази меня гром! — поклялся Ванько. — Ты только махру покрепче выбирай. А лучше заходи ко мне завтра, я тебе дам ту, которую мой дед курит.

Получив у Ванько перетертую в пыль махорку, я едва дождался следующего дня, когда нужно было возвращаться в город.

После ужина я поспешил нырнуть под одеяло, а Федька, как назло, никак не ложился.

Наконец он погасил свет и под ним заскрипела кровать.

Затаив дыхание, жду, когда зазвучат знакомые рулады. Потом потихоньку поднимаюсь и тихо-тихо сползаю с дивана, боясь неосторожным движением разбудить Федьку.

И вот я стою над ним, лежащим навзничь на спине. Вижу его раскрытый рот, две ноздри, нацеленные прямо на меня. Раскрываю кулек и щедрой рукой посыпаю Федькин нос. Затем одним прыжком бросаюсь на диван.

На миг в комнате наступает могильная тишина. Потом словно взорвалось что-то — это начинает чихать Федька. Да как!.. Чихал Федька до самого утра.

Наши хозяева обитали в проходной, намного большей, чем наша, комнате. В ней стоял круглый, покрытый скатертью стол, дубовый шкаф, пузатый буфет и кровать такой необъятной ширины, что на ней, казалось, мог бы разместиться весь наш восьмой «В». Кровать тоже была из дерева, на толстенных слоновьих ножищах, с высокими резными спинками. На ней громоздились горой перины, подушки и подушечки в бессчетном количестве.

Эта пышная гора напоминала мне Домну Даниловну, нашу хозяйку.

У себя дома, в комнате, особенно по утрам, Домна Даниловна ходила преимущественно в одной сорочке: ей всегда было жарко. Капельки пота обильно орошали ее круглое, как блин, лицо, и она поминутно вытиралась полотенцем, как после бани.

В первые дни, видя хозяйку в таком облачении, я смущался и, опустив глаза, старался побыстрей прошмыгнуть мимо нее. Но со временем привык и перестал обращать внимание.

Муж Домны Даниловны, Иван Иванович, маленький и тщедушный, выглядел подростком рядом со своей могучей половиной, которую неизменно называл Домной Даниловной и обращался к ней только на «вы».

Хозяин наш был железнодорожником. Домна Даниловна считалась домохозяйкой, хотя ближайшая соседка, как-то поссорившись с ней, обозвала ее спекулянткой и ведьмой.

Что касается ведьмы, точно не знаю, а вот насчет спекулянтки, то тут соседка не очень погрешила против истины. Домна Даниловна частенько шастала по магазинам, доставала разные товары, а потом перепродавала их на базаре из-под полы.

Но прибытком этим она не удовлетворялась и выискивала все время новые источники обогащения. На ее дворе появлялись то свиньи, то кролики, то куры или гуси, которых она выкармливала для продажи. Вся эта живность требовала немалого внимания, и Домна Даниловна постоянно вызывала на помощь меня и Федьку.

Мы секли для корма свиньям тыкву и свеклу, чистили хлев и курятник, рвали траву для кроликов. Только придешь, бывало, из школы, только раскроешь учебник, а Домна Даниловна тут как тут:

— Ребятушки, кто из вас поможет картошечку в погреб снести? А ну-ка, кто самый быстрый?

Я смотрю на Федьку, Федька — на меня. Нам обоим страх как не хочется ставить рекорды быстроты транспортировки картофеля. Но разве от Домны Даниловны отвертишься?

Восемь здоровенных мешков ожидают нас возле погреба. Даже Федька не может ни одного приподнять, как ни силится. Приходится переносить картошку ведрами.

— Чтоб они у нее посдыхали! — тихонько ругается Федька, имея в виду свиней.

Я ношу молча. Таскаю — аж чуб взмок! «Может, хоть поужинать даст досыта», — утешаю себя. Говорю об этом и Федьке.

— Как же, разевай рот пошире! — сердито отвечает Федька.

Наша хозяйка почему-то уверена, что сытый желудок и наука — вещи диаметрально противоположные. Возможно, это от убеждения, что знания, как и пища, помещаются в желудке; следовательно, чем меньше мы будем есть, тем больше места останется для знаний.

Об этом она нам, понятно, не говорит, но мы и сами догадываемся по тем мизерным, нищенским порциям, достающимся нам на завтрак, обед и ужин.

Вот Домна Даниловна разливает по тарелкам суп. Тарелки такие мелкие, что и ложку не утопишь, а она следит, как бы, упаси бог, не перелить.

— Ешьте, ребятушки, ешьте да поправляйтесь, — вздыхает она, растроганная собственной щедростью.

Вот кладет нам на тарелки по махонькому обжаренному кружочку:

— Мясо-то нынче кусается. Но мне для вас ничего не жаль.

То, что она называет котлетками, — с пятачок. Воробью раз клюнуть.

А тут затеяла пироги печь. Смачный запах сочится по комнатам, и мы с Федькой глотаем слюнки. Смотрю в учебник, а перед глазами вместо параллелепипеда — пирожок. Румяный, из сдобного теста и желтком сверху смазанный. Трясу головой, зажмуриваю глаза — не помогает, пирожок еще заманчивей становится!

Обалдело смотрю на Федьку, а он уже не в учебник, в раскрытые двери уставился. Ноздри у него ходуном ходят и в глазах хищные огоньки горят.

— Приеду домой, закажу пирогов напечь, — говорит он, не оборачиваясь. — Все сам поем!

Наконец, когда нам кажется, что дальше терпеть невозможно, к нам в комнатушку вплывает хозяйка. Ее круглое лицо лоснится, словно тоже смазанное желтком, в руке тарелка с двумя пирожками-крохотульками.

— А ну-ка, ребятушки, отведайте!..

Пожалуй, еще долго нам лакомиться бы ее пирожками, не выручи нас козел.

Городок, в котором мы учились и жили, был поистине козьим царством. Легионы коз бродили по улицам и переулкам, выщипывая траву и обрывая листья. Куда бы ты ни направился, обязательно натыкаешься на козу. Коз было тьма-тьмущая, а вот козлы наперечет. В нашем углу, например, не было ни одного. Но это и не удивительно: от козы молоко и козлята, а от козла какой толк?

Однако наша хозяйка рассудила иначе. Козы козами, но и без козла не обойтись. На нем тоже можно прибыль получить. И одним воскресным днем привела с базара красавца козла. С могучими рогами и холеной профессорской бородкой. Оставшись с нами наедине, он доверчиво приблизился к нам, и тут же Федька больно щелкнул его по носу.

От неожиданности, боли и обиды козел жалобно мекнул и отскочил было назад. Не мешкая, я схватил его за рога и начал выкручивать ему голову, стараясь повалить на землю.

Так состоялось наше первое знакомство.

Прошло совсем немного времени, как это миролюбивое, доверчивое существо превратилось в сущего дьявола. Стоило козлу заметить нас, как он сатанел: глаза его загорались адским огнем, хвост бешено крутился. Нагнув голову и выставив страшные острые рога, козел бросался в атаку. Казалось, он теперь только и жил жаждой мести, подстерегая нас на каждом шагу. Стоило мне или Федьке выйти утром на крыльцо, козел мгновенно, точно из-под земли, появлялся. С разгона стукался лбом в крыльцо так, что доски трещали.

Отныне мы с Федькой передвигались по двору пробежками. Со всех ног мчались к калитке, ощущая спиной нацеленные острые рога, а возвращаясь из школы, летели как сумасшедшие к крыльцу, спасаясь от обезумевшего животного. Не раз и по земле катились, сбитые мощным ударом.

Первому крепко досталось Федьке. Козел таки настиг его возле крыльца. Сотворив головоломное сальто, Федька влетел в комнату… И потом долго пытался составить вместе разодранные надвое штаны, еще больше сердясь из-за того, что я над ним хохотал.

В другой раз надрывал от смеха живот Федька, а мне было совсем не до веселья.

Возможно, мне и удалось бы удрать, если бы не какая-то тетка, что несла с базара кошелку яиц. Когда я пулей вылетел со двора на улицу, тетка оказалась как раз на моем пути… И мы уже втроем — я, тетка и козел — единым клубком скатились в канаву.

Выкарабкавшись из-под меня и козла, тетка схватила раздавленную кошелку и раза два благословила ею меня по голове. Что она при этом выкрикивала, я не слышал: все желтки и белки вылились на меня. Вернулся я домой похожий больше на раздавленное яйцо, чем на человека.

Федька ржал, как конь. А хозяйка сердито заявила, что козел тут ни при чем, мы сами во всем виноваты.

— Почему он только за вами гоняется, а меня не трогает?

Мы не знали, что ответить, и про себя истово желали, чтобы поскорей и нашей хозяйке досталось.

И что бы вы думали, он таки и до нее добрался: так саданул Домну Даниловну, что она три дня сесть не могла, даже ела стоя.