Нереально, но вместе - Ольга Обр

— Догоняй, — ныряет в черноту под ногами. Я могу ориентироваться только на слух, слишком темно. Как выходит из ситуации эта адреналиновая наркоманка, не представляю. Волны плещут о борт, уловить звуки не так-то и просто. Но не для меня. Догоняю быстро, это не сложно. Мари поворачивается в моих руках, едва различимая в неярком свете. — Тебе ведь просто нравится меня ловить, — констатирует. — Если я перестану убегать, быстро надоем, — последнее звучит полувопросительно, она задаёт этот вопрос скорее себе, чем мне.

— Не угадала, — озвучиваю вслух.

— Посмотрим, — задумчиво тянет она.

И мы возвращаемся на яхту, подмигивающую огоньками.

3

МАРИ

Как бы я не оттягивала этот момент, но ночь всё равно наступает, а каюту Рады оккупировала Ариадна. И к Джамилю идти не вариант. Он, конечно, не выгонит, но ночевать у него — это как минимум странно, взрослый парень уже, девять лет. Стою в душе после купания, смываю соль, размышляя, как увильнуть от исполнения супружеского долга. Или позволить себе плыть по течению? Перебираю пальцами колечки на цепочке. «Прошлое, от которого не избавиться». Нет, Кир, это прошлое, которое не вернуть, как бы ни хотелось. Надо было раньше с Нейтом переспать, сразу после свадьбы, сейчас не так обидно было бы. Детское желание делать всё назло. Здесь нет сети, и сегодня я без сказки на ночь от моего друга. Сегодня моя сказка будет из тысячи и одной ночи. Я не заморачиваюсь одеванием — всё равно разденет. Выхожу в каюту, наскоро вытершись, и уступаю место в душе Киру. И сделать вид, что уснула, не выйдет, вычислит в две секунды, что притворяюсь. Сажусь на край кровати и разглядываю своё отражение в огромном зеркале. Кожа светлая, весь загар давно сошёл, на фоне чёрного белья почти белая. И как бы я не занималась и не мазалась кремами, но на животе, пусть и плоском снова — растяжки. Вокруг глаз морщинки, от которых не помогает ни одна маска, а уколы делать я не хочу. Ещё мама завещала мне, что стареть надо красиво и с достоинством. Ну что ему неймётся? Нашёл бы кого-нибудь помоложе и покрасивее. Кир, появившийся в каюте, стоит за моей спиной с другого края кровати и тоже разглядывает меня в отражении. По его лицу ясно, что в отличие от меня, увиденное ему нравится. И не только по лицу. Дотянувшись до меня, опрокидывает на спину и нависает сверху:

— Чего ты боишься?

Себя. Тебя. Ничего. Вдруг понимаю, что уйти очень просто. Уйти заманчиво и совсем не страшно. Перезагрузка. Сколько раз за последние одиннадцать лет я хотела свести счёты с жизнью? Но каждый раз было страшно, и останавливало чувство долга. Так вот, сейчас ничего этого нет. Только усталость. У Эрика есть Нейт, у Рады с Джамилем — Кир…

— Даже не думай! — рычит Кир, что-то там поняв по моему лицу. — Это слабость, Мари. Она для проигравших.

— Разве я что-то выиграла? — нет, умом я понимаю, что это просто капризы и усталость. Сколько женщин в мире мечтает оказаться на моём месте? Рядом с красивым и богатым мужиком, который не сводит с тебя глаз. На личной яхте. Мои дети здоровы. Я могу получить практически всё, чего пожелает душа. Душа желает, чтобы Алекс был жив. Чтобы Нейт и Эрик были рядом. Это не купишь за деньги.

— Меня, — говорит он, и я не улавливаю суть ответа, уже напрочь забыв про свой вопрос. Смотрю удивлённо.

Кир скидывает с кровати наручники. Передумал? Укладывает меня ровно посередине и ложится рядом. Мы лежим лицом к лицу, всякое желание пропало из его глаз.

— В моей жизни тоже было много дерьма, солнце. Я не горжусь всем, что я делал, скорее наоборот. Мне противно от самого себя, — за последний год мы ни разу не заговорили о его второй жизни и проблемах с законом. Не знаю, почему он решил завести речь об этом сейчас. — Я ведь не только контрабандой занимался. Мне приходилось бить людей. Даже убивать, Мари… — голос его срывается. Я не вздрагиваю, принимаю как данность. Это не пугает почему-то. — То, что это были не самые хорошие люди, не оправдание, — продолжает он. — И всё, что я делал, я делал для тебя. Понимаешь? Если бы я пошёл против отца тогда, ты оказалась бы здесь гораздо раньше. И Эванс прожил бы на семь лет меньше. Не было бы Эрика, — он смотрит с усталостью не меньшей, чем моя. — Так что ты выиграла как минимум семь лет спокойной и счастливой жизни. И мы научимся быть счастливыми снова, Мари. Обязательно.

Кир обнимает меня, уткнувшись своим лбом в мой. Вздыхает тяжко. С такой стороны на ситуацию я не смотрела, и этот новый угол обзора мне не нравится.

— А сейчас? Чем ты занимаешься сейчас? — вопрос далеко не праздный. От его ответа зависит безопасность моих детей.

— Мы с отцом смогли прийти к компромиссу, — отвечает уклончиво.

Я как-то находила исследование об особенностях работы мозга представителей разных стран. Очень интересное. У носителей разных языков нейроструктуры в мозгу формируются по-разному. И если у тех, кто говорит по-арански, работает по большей части левое полушарие, которое отвечает за логику и прагматизм, то у носителей восточной группы языков, к которой относится палерский, работают оба полушария, с упором на правое — отсюда известная восточная хитрость и мудрость. Но мне не нужна сейчас хитрость, меня как раз интересует чёткий и прямой ответ:

— Ты продолжаешь заниматься всей этой грязью, Кир? Да, или нет?

— Нет, — не похоже, что врёт.

— Что ему мешает заставить тебя снова? Способов давления стало больше. И Джавад, думаю, не единственный, кто может захотеть повлиять на тебя через нас. Как ты можешь утверждать, что мы в безопасности?

— Есть кое-что, чего бы мой отец не хотел меня лишить ни при каких условиях. Каким бы человеком он не был, он не желает мне смерти, — когда до меня доходят его слова, дыхание перехватывает. — Я сделаю это, если это будет единственный способ обеспечить вашу безопасность, Мари. Тогда в самоубийстве появляется хоть какой-то смысл. Умереть добровольно просто потому, что ты не вывозишь — глупо. Я люблю тебя. Твои дети любят тебя. Родители, Джонсон и чёрт знает, кто ещё. Просто дай мне руку, и мы выберемся вместе.

Руку дать проблематично, он обнимает меня крепко, и руки зажаты между нами. Но найти его