Багровые пятна - Лариса Смирнова

И пошла, вся черная и прямая, как божий посох.

Когда Быконя закончил свой рассказ и показал доказательство, которое обещал, психиатр оторопело стянул с себя очки, протер их, снова надел и воззрился на парня:

- Да-а... час от часу не легче. Но ведь я поверил бы, если б все это мне рассказывал прежний тупой парень, а теперь... С твоей фантазией ты ведь мог все это и выдумать, а?

Быконя очень долго массировал глаза, потом тихо сказал:

- Вы не правы. Вы совсем не правы. Настоящий интеллект не связан с ложью, как и вообще - с любой низостью.

- Да-да... - не вникая в смысл сказанного, бормотал врач. Потом, вытаращив глаза, заключил более осмысленно: - Да-да!

Продолжались тренировки, бои. А время от времени Быконя приходил в институт и пытался постичь, что же его туда тянет. И всякий раз видел там одного и того же человека, а тот - его. Они ни о чем не разговаривали. Во-первых, потому что Быконе нечего было сказать незнакомцу, а во-вторых, по причине своих наваждений парень и не мог говорить.

Однажды он решил прийти в институт, когда внутренней тяги к тому не было. В очередной раз он упросил вахтера пустить его, подошел к хорошо знакомой двери и увидел комнату пустой. Того человека не было. Может быть, он ушел? Может быть...

- ...Сора мадэ! - и, все стали меняться партнерами.

Быконя выбрал коренастого чернявого парня с мощными ногами. Делали подсечки, "бедро", "спину", и вот, когда уже пот заливал глаза, спортивный зал начал расплываться. Сквозь грязно-белые кимоно начали проступать огненные цвета заката. И, наконец, наступил для Быкони момент, когда одна действительность заменилась другой. Не стало зала. Багровый закат горел на фоне какого-то мрачного неба - или Быконе оно казалось мрачным. Но только при виде этого неба ему всегда делалось жутко, чувство опасности и злости душили его. И маячило рядом хвойное дерево, крупное, сочное. И размахивало бешено ветвями... Как будто гигантская Раффлезия Арнольди хотела его съесть

Быконя сделал огромное усилие воли, чтобы продолжать борьбу, и упал. Упал в борьбе, от броска - так выглядело со стороны, так думали другие, - ведь все глядели на то, как падал непобедимый Вовчик. Парни больше не уважали его, потому что не боялись. И его падение вызвало у них уничтожающие улыбки...

Быконя стоял на пороге комнаты.

- Ну, входите. Что же вы, постоите-постоите и уходите? Раз так сильно интересуетесь - заходите.

Человек говорил и расставлял точки на светящемся диске тонким длинным стержнем. Быконя с усилием подошел и отвел руку с "карандашом" от диска. И тотчас с него спало наважденье. Да, его догадка подтвердилась... Горящими глазами он поглядел на молодого ученого и положил его руку на диск:

- Делайте свое дело, а я потом вам кое-что расскажу. Делайте.

Ученый повиновался.

Чужие руки рисовали какие-то неодушевленные ничтожные точки, а его, Быкони, ум мучился в тисках бреда. Разгорался проклятый закат. Он пылал теперь так ярко, как никогда. Багровые пятна цвели на небе, подпертом зубцами черной тайги. Они горели резко, болезненно, как щеки туберкулезника. И зловеще. На что, на что похожи эти пятна? Они на что-то похожи! Быконя опускает взгляд с неба на землю и видит песок и багровые пятна на нем. Обильные, страшные. И тут он понимает, что это за пятна. Но тотчас рыжие струи заливают ему глаза...

- Я не могу! Больше не могу... а-а-а! - захрипел Быконя, и все оборвалось разом, как сорванный со стены страшный плакат.

- Что с тобой? Скажи мне, что с тобой? - ученый тряс Быконю за плечи. Ты не эпилептик?

- Н-нет, - с трудом выговорил Быконя.

...Позже они сидели за столом, и Быконя рассказывал. Он говорил долго, пристрастно, и в конце своего рассказа устал.

- Ну и ну, - удивился ученый. - Послушайте, молодой человек, а не попробовать ли нам еще? Вы сможете выдержать еще один сеанс?

- Да я и сам хотел просить об этом, потому что я не увидел того, что заметил в прошлый раз и что уже показал своему врачу. А я должен это увидеть. Я хочу размотать эту "пленку" до конца. Я понял: все эти картинки одного сюжета. Давайте! Не жалейте меня... Хаджимэ!!

И все повторилось снова. Закат. Багровые пятна на небе и на песке. И вот он!.. Вот камень! Валун у речонки! И белый платочек на нем. В горошек. Как живой, хоть рукой дотронься. А валун тот самый, который у ручья лежит, и ручей этот течет через их город. Быконя трогает камень и платок. Он теребит платок, но тот почему-то не шевелится. Как призрачный. Да он и есть призрачный. Ведь нет его, платка-то... И, может быть, никогда не было. А есть двадцатый век, тяжелый промышленный дым над огромным городом. И дзюдо, превращенное в спорт.

Ученый в это время смотрит на шевелящиеся, живущие своей отдельной жизнью руки Быкони, на его остекленевшие, отсутствующие глаза, и ему жутко.

А Быконя всматривается в багровые пятна на песке и ищет их причину. Он там ищет владелицу платка. Но вместо этого видит какие-то бледно-розовые жгуты, размотанные по песку. Он еще не понимает, что это такое. Но вот встречается взглядом с разверстыми муляжными глазами, и его подхватывает бурный вихрь. Рыжие потоки уже текут по его глазам. Так же, как по этим, мертвым...

Быконя не выдержал и закричал.

- Все! - резко сказал ученый. - На сегодня хватит.

Удивительно, но никто из них за весь вечер не вспомнил про диск, который производил такое действие. Никто не стал копаться и доискиваться причин этого явления - таково было эмоциональное напряжение этого вечера. Прощались молча. Уже в спину Быконе спохватившийся ученый сказал:

- Я вас прошу пока про меня не рассказывать. Мое открытие еще никому не известно. К тому же у меня есть соавтор - Владимир Павлович Крошечкин. И давайте познакомимся: я - Евгений Иванович Ивин.

Они сидели на берегу той самой прозрачной, как грусть, речонки. Быконя и врач. Только речонки не было. А было ее русло, и сочился по этому руслу убогий зловонный ручей. И само слово "ручей" сюда не подходило. Потому что "ручей" звучит чисто, легко, счастливо. А это русло было горестным, безобразным, как всякое страдание.

- Похоже, обстановка та же, что и в твоих россказнях. И валун этот. Но знаешь что? Если здесь действительно когда-то кого-то убили, то это могло быть зафиксировано в прессе. Давай-ка сходим в музей города и покопаемся там. Если найдем хоть что-то похожее, я тебе поверю. Идет?

Быконя молча грыз травинку. Он был согласен.

Ивин не утерпел. Он тоже пришел в музей. К моменту его прихода уже была перерыта куча разных подшивок. Наконец служительница музея сказала:

- А может быть, вот эта газета вас заинтересует, товарищи? Правда, это мелкая пустяковая газетенка, в ней всегда печатались всякие курьезы и небылицы. Так что особенно ей не верьте.