Алая нить - Эвелин Энтони

Анжела села в кровати. Ее вырвало в перевязочной, ей дали лекарство и велели полежать. Кружилась голова, но безудержная, выворачивающая все внутренности тошнота прошла.

– Не надо было тебе говорить. Зря я сказала. У тебя есть сигареты, Крисси? У меня кончились.

– Да, вот. Оставь себе всю пачку. Слава Богу, что ты мне сказала. Ну хорошо, один раз блеванула – ничего, ну а если это будет каждое утро? Неужели непонятно, что тебя вышвырнут отсюда и с позором отправят домой?

– Он хочет на мне жениться, – ответила Анжела. Она закурила. Сигарета показалась горькой.

– Он не может жениться и прекрасно знает об этом, – возразила Кристина. – Он никогда не получит разрешения. Только заикнись об этом – отправят к черту на рога в сорок восемь часов. Слушай, давай я поговорю с ним. Если он тебя любит, он не будет сидеть сложа руки и ждать решения, а что-то сделает сам; по всему судя, он настоящий мужчина и офицер.

– Ты его не знаешь, – ответила Анжела. – Я же тебе говорю, Стивен совсем не то, что твои янки. Он другой, он захочет ребенка. Я просто ему еще не сказала.

– Он такой же, как все мужики, – нетерпеливо оборвала Кристина. – Ну да, конечно, он тебя любит, он хочет жениться... – Она помолчала и продолжала: – Ты извини, но я буду жестокой. Можешь злиться на меня за то, что я так говорю, но, по-моему, все это – журавль в небе. Он отплывет вместе с флотом вторжения, и больше ты о нем не услышишь. Так и поломаешь жизнь зря.

– Нет, я не стану избавляться от ребенка, – медленно проговорила Анжела. – Ты ошибаешься, Кристина, но даже если бы ты была права, я не уничтожу свое дитя. Так что больше и не говори об этом, ладно? Я увижу Стивена вечером. И все ему расскажу.

– Давай-давай, – мрачно отозвалась Кристина. – А если передумаешь, сразу докладывай мне. После трех месяцев я уже ничего не смогу сделать. Теперь пойду-ка я назад в палату. Скажу, что ты уснула. – Она вышла и почти что хлопнула дверью от досады.

Анжела погасила сигарету. Табак больше не успокаивал. Она не чувствовала никаких перемен внутри себя. Только опять внезапная тошнота от запаха в перевязочной и горький вкус никотина во рту. Стивен снял для них комнату над кафе, где они обедали в тот первый вечер, и свободные часы, даже считанные минуты они проводили вместе. Она прижала руку к животу. Будущее ничуть не пугало ее. Хваткая, практичная Кристина никак не могла понять ее бесстрашия. Она считала это безответственностью, нежеланием глядеть в глаза действительности. Ну ради Бога, настаивала она, это же не ребенок – что-то чуть побольше булавочной головки!

Анжела даже не пыталась объяснить, что дело не в этом. Это ребенок Стивена. Зачатый на склоне холма или на жесткой маленькой кровати в домике кафе. Она не знала, где именно, да это и несущественно. Важно то, как сильно она любит его, а он ее. В этом она не сомневалась. Он не может жениться на ней – ну и пусть, это тоже не главное. Когда война окончится, они найдут возможность быть вместе. Скоро начнется вторжение в Италию. Она не верила, что его убьют. Она откинулась на подушку и на минуту закрыла глаза. Она расскажет ему все, выберет миг, когда они будут лежать рядом, уставшие от любви, и расскажет.

Она поднялась, надела халат и косынку и вернулась в палату. Когда она доложила, что возвращается к своим обязанностям, старшая медсестра бросила на нее быстрый взгляд.

– Вы уверены, что вам лучше, сестра? Тогда работайте. А то многое еще нужно сделать. – Притворяясь, что читает истории болезни, лежащие на столе, она поглядывала на Анжелу. Анжелу никогда раньше не тошнило, а в палате сейчас, если говорить честно, занята только половина мест, спешить незачем. Самые тяжелые раненые умерли или отправлены в другой госпиталь. Если у нее пищевое отравление, она бы не поправилась так быстро. Все знали, что она крутит с американским капитаном. Он всегда болтается поблизости, ждет ее. Анжела действительно хорошая медсестра, и старшей от всей души не хотелось, чтобы она оказалась полной идиоткой. Иначе пощады Анжеле не будет.

Он склонялся над ней; над их головами светила единственная лампочка. Его кожа поблескивала от жары. Анжела приподнялась и провела руками по его плечам, животу и бедрам.

– Я хочу тебя, – сказала она. – Так хочу, аж больно...

– Cara bella, bella[3], – простонал он и опустился на нее, бессвязные любовные речи прекратились, их губы слились. Она отчаянно кричала и привела его к бурной развязке, а после он, обессиленный и опустошенный, положил голову ей на грудь.

Анжела погладила его волосы. Ребенок будет темненький, подумала она и улыбнулась. Его вес давил, и она тихо попросила:

– Не лежи на мне, милый.

– Почему? Мне нравится чувствовать тебя так близко... Да и тебе это тоже нравится.

Анжела провела пальцем по его щеке, по линии бровей, по выступающим скулам, подбородку. На миг ее дразнящий палец приоткрыл ему губы.

– Это может повредить ребенку, – сказала она.

– Я на тебе женюсь. – Он посадил ее в джип и привез на набережную, где дул морской ветерок, несущий прохладу.

Было темно, и они сидели крепко обнявшись. Кристина, подумала она, как же ты ошибаешься, Кристина.

– Я найду способ.

– Ничего не выйдет, – возразила она. – Поженимся после войны.

– А мальчик будет незаконный? – Он выругался по-итальянски.

Анжела никогда не видела, чтобы он злился. Она была спокойна, счастлива и уверена. Она поддразнила:

– Откуда ты знаешь, что будет мальчик?

– Знаю, и все, – нахмурившись, сказал он. – Мальчик, девочка, неважно – это мой ребенок. Наш ребенок. Не шути этим Анжелина. Мы поженимся. Я найду способ, даже если придется... – Он умолк и слегка отодвинулся. – Ты ведь хочешь за меня замуж, правда?

– Мне все равно, – ответила она. – Я тебя люблю, это главное. Я так счастлива, что будет ребенок. Остальное для меня не имеет никакого значения.

Он молчал. Он был действительно рассержен, и она внезапно почувствовала это.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Для меня важно, чтобы ребенок был Фалькони, членом моей семьи. И чтобы семья приняла тебя. Они тебя примут, cara mia. Они тебя полюбят и будут счастливы за нас. Но только если ребенок не родится в бесчестии.

Бесчестие!

– Стивен, тебя послушать, так это какое-то средневековье, – медленно проговорила она. – Мы не можем пожениться, потому что не получим разрешения, ведь я иностранка. Все знают, что американцы стремятся такие дела пресекать. Мы ничего не можем сделать, кроме одного: я рожаю ребенка, а потом мы добиваемся законного брака.

– Для нас это не годится, – сказал он. – Ты не понимаешь, что говоришь. Люди перестанут тебя уважать. Послушай, дорогая, ты счастлива и ни о чем не хочешь думать. Позволь мне решить, как и что делать. Ты должна быть защищена... Ты должна носить мою фамилию. А сейчас поехали обратно. Уже поздно.