Подёнки - Георгий Гуревич

И тогда я понял, что в моем лице сошло благословение на их скороспелую жизнь. Я научу их переживать зиму. Научу добывать огонь. Строить дома, шить теплую одежду и одеяла, научу побеждать холод. Больше им не понадобится защищать своих детей от мороза собственными телами, жертвуя жизнью во цвете лет; дети благополучно вырастут в теплой комнате. Возможно. Скучновато будет ожидать четыре года, но разве не стоит поскучать ради продолжения жизни? Мы в звездолетах сидим по четыре года взаперти и даже не для спасения жизни, ради знаний. Ничего, нормальными людьми выходим. На худой конец, можно согласиться и на зимнюю спячку, если уж она так необходима, но путь спят в термостатах и просыпаются через четыре года все: и дети и взрослые. Возрадуйтесь же вы, мимолетно живущие! Пришел в ваш мир Избавитель от преждевременной обязательной смерти, пришел Прометей и принес с неба огонь. Я — этот Избавитель, я — ваш Прометей. Запомните день моего сошествия. Когда-нибудь в календаре вы будете обозначать его красным цветом, отмечать праздничными шествиями и массовыми танцами.

Итак, огонь надо им подарить, научить делать ткани, шить одежду, строить дома, желательно с погребами для запасов. Пищу заготавливать, дрова, печи топить. Все на добром уровне натурального хозяйства. Сразу не переведешь же в эпоху электроники и синтеза. А с чего начинать? Начну-ка я с одежды. Для девушек это самое понятное, самое приятное.

«Девушками» назвал я моих соседок, уже не девочками. Действительно, за две майские недели худенькие мои люлюшки вытянулись, оформились, повзрослели, даже пополнели немножко. Впрочем, колючесть сохранилась в их облике: острые глазки, плечики, грудки и коленки, что-то задорное, вызывающее, задевающее. Казалось, каждая из них подталкивает тебя локтем: «Почему же ты меня не заметил?» И вот я решил собрать эту смешливо-насмешливую аудиторию, объяснить ей назначение текстиля, предложить самодеятельные курсы кройки и шитья.

Не сразу удалось собрать. Цель-то они поняли отлично, даже шумно выражали восторг: «Жить много раз! Не замерзать!!! Удивительно, прелестно, гениально!» Но всякий раз просили отложить занятия на завтра: «Сегодня солнышко такое горячее, жалко упускать. Дни-то бегут, время уходит». Наконец, на их беду, на мое счастье, подул северный ветер, небо затянуло облаками, соблазнительное солнце скрылось, и мне удалось собрать мою шумную аудиторию, показать им, что такое материя и что такое ножницы и как делаются ткани из прочных волокон. Мне не хотелось ставить их в зависимость от нашего текстиля и я изготовил на показ примитивнейший ткацкий станок с челноком, размером со скалку.

От восторгов у меня заболела голова. Все вызывало восхищенные вопли: и станок, и топорный челнок и разноцветные лоскуты; каждая хотела приложить их к себе. Девушки отлично оценили мое сооружение. Ведь плести венки им приходилось постоянно, а тут одним движением соединялись сотни волокон, сразу связывались одним узлом. Все они толпились у станка, ссорились, галдели, словно стая спугнутых ворон, выхватывали друг у друга челнок или ножницы. И в гаме этом как-то не заметил я, что очередь рассосалась. Была толпа, остался около меня десяток, и от того отрывались-связывались одним узлом. Все они толпились у станка, ссорились, галдели, словно стая спугнутых одиночки, спешили куда-то, хлопнув разок челноком, убегали прочь.

— В чем дело?

— Да ведь бухают, — кинула убегающая.

— Кто бухает?

— Мальчики бухают. Бьют по пустому стволу. Завтра придут. Новые венки нужны, новые гирлянды.

— Пусть придут послезавтра, пусть придут через три дня. Вы будете в новых платьях, небывало нарядные. Мальчики ваши попадают от восторга.

— Три дня? Как можно? Мальчики бухают, завтра придут с утра. Нельзя откладывать; дни бегут, молодость уходит.

Женихи явились на следующий день, неловкие и насупленные, но страховито разрисованные желтой и красной охрой или синей глиной. Огня они не знали и золы для черной краски не было. На груди у них висели бусы из крысиных зубов — свидетельство меткости и доблести. Женихи поскакали вокруг невест, рыча и потрясая копьями, потом невесты скакали, размахивая цветочными гирляндами... И был я забыт со всеми радужными перспективами бессмертия. Пришло более важное дело: пора любви, пора выбора пар, две недели безумных страстей.

На мой взгляд, для безумия не было никаких оснований. Женихов и невест было равное количество, без пары не должен был остаться никто. Да и выбирать, по-моему, было не из чего. Все парни выглядели одинаково: круглоголовые, насупленные, сбычившиеся, с шеей, ушедшей в плечи; все девочки одинаково остроносые и задорно-колючие, но я их уже описывал. Сам я различал их не без труда, главным образом по цветам в венках. Одна предпочитала мелкие голубенькие, похожие на наши наивные незабудки, другая — крупные белые — в роде цветов магнолии, третья — ярко-оранжевые, напоминающие настурции, четвертая — сиреневые как... сирень. Так я и называл девочек мысленно: Незабудка, Магнолия, Настурция (Настя), Сирень. Цветы разные, но девушки-то одинаковые. Однако проблема выбора подруги добрые две недели занимали мысли тех и других. Парни на что-то намекали, никак не могли объясниться или же объяснялись чересчур откровенно, подозревали и ревновали, скрипели зубами и приходили в отчаяние, затевали спортивные поединки, ритуальные и вполне серьезные, с членовредительством. Девушки ломались, тянули, соглашались и передумывали, интриговали, клеветали и сплетничали, отбивали женихов друг у друга. И все — счастливые и обиженные Ромашки и Гортензии, Розы и Мимозы, Астры и Хризантемы, Фиалки и Кувшинки прибегали советоваться со мной (нашли с кем советоваться!) или пожаловаться на разлучниц и изменников, или обсудить странное поведение нерешительных, чересчур решительных, колеблющихся, противоречивых...

— А любовь-то? Ты любишь его по-настоящему? — спрашивал я.

— Ах, я так мало знаю его. Ах, он ведет себя так непонятно. Иногда я думаю так, иногда совсем наоборот.

— Ну, так подожди, проверь себя...

— Ждать и ждать! Сколько же ждать! Дни бегут... Я еще хотела спросить...

Но тут Он показывался на горизонте, надо было срочно бежать, чтобы попасться ему на глаза лишний раз. Заметит ли, подойдет ли, как себя поведет, что скажет?

Какие тут разговоры о зиме, зимней спячке, домах, очагах? «Он посмотрел, Он не посмотрел, Она отвернулась, Она вздернула носик». И на все один ответ:

— Дни бегут, молодость уходит!

К середине июня пары распределились, страсти угомонились, пришло время думать о будущих детях. Тогда я опять приступил со своими проектами. Планета приближалась к своему перигею, становилось все жарче, растительность начала подсыхать, все труднее стало находить сочные корешки, не только деликатесные глянцевито-сиреневые. Там где прежде девочки выкапывали целые охапки, теперь могучие мужья находили три-четыре штуки, и те относили голодным возлюбленным.