Летающие замки - Рэй Олдридж

Стул с плавно очерченными контурами внезапно выпрыгнул из пола, рядом со мной. Я сел, наблюдая за тем, как по стене каскадом полились переливы мягких красок – успокаивающие оттенки прозрачной, холодной зелени и дымчатой морской волны. Свет, кажется, исходил откуда-то сверху, просачиваясь сквозь зелень. Я очутился в прохладном и сыром гроте из замшелого голубого камня, в месте, которого не может быть в нашем жарком, сухом мире.

Пол в шаге от меня вспучился, затем стремительно вознесся вверх, приняв вид человеческой фигуры. В одно мгновение она сформировалась, женщина в плотной одежде, очень красивая женщина, хотя и странного цвета. Ее кожа была белой, но сквозь нее проступал мягкий розовый оттенок, а текстура ее кожи была столь же нежной, как кожа под коленкой младенца. Ее густые гладкие желтые волосы были заплетены в две тяжелые косы.

– Владелец «До-Свидания», я использовал модель, жившую в тяжелом мире, поэтому я подумал, что, вероятно, ее вид должен быть привычным для вас.

– Тебя, что, навечно обязали использовать всю утомительную длину моего «имени»? Почему бы тебе не называть меня просто «Хозяин»? Или, если так нельзя – «До-Свидания»?

– Да, я могу так делать.

– А у тебя какое имя?

– У меня пока нет имени. Вы, вероятно, захотите хорошенько подумать, До-Свидания, прежде чем присвоить его мне, поскольку к нему применимы те же ограничения, о которых я упоминал ранее. Впредь вам всегда придется называть меня только так.

Я крепко сжал губы.

Через час я овладел достаточными навыками для того, чтобы придать неомеху форму гигантского пылевого медведя, шестиногого хищника пустынь. На моей личной печати нанесено изображение пронзенного копьем пылевого медведя, стоящего на задних лапах.

Я стоял в отсеке управления, рядом замерла аватара, как называла саму себя женская фигура. Я не смог удержаться от того, чтобы не глядеть на нее, как на женщину, хотя и знал, что она была выращена из тела неомеха.

Аватара взяла меня за руку и усадила в аналоговое, принимающее форму тела, кресло. Два усика неоматерии тактично прикоснулись к моим вискам слабыми холодными поцелуями. Я дернул головой, но усики остались на мне.

– Осторожней, До-Свидания – вы можете пораниться или отцепить сенсоры. – Голос был спокойным, ласковым.

Я откинулся на спинку стула.

– И что теперь?

– Ведите нас вперед – станьте медведем. Давайте пробежимся.

Я не смогу описать свое состояние, в которое я погрузился тогда. Я был по-прежнему самим собой, по-прежнему был Таладином Повелителем Бондави, но в то же время я был кем-то массивным и могучим, кем-то, кто помчался с Площади на шести ногах, заставляя разбегаться по сторонам всех, кто оказывался у меня на пути.

Я прыжками понесся на север, по длинной, прямой аллее Бульвара Достоинства, через обширные кварталы серых фабрик, затем через район, хаотично застроенный общежитиями для рабочих. Когда я пробегал мимо, тысячи отдыхающих после смены рабочих рядами выстроились на крышах, приветствуя меня. Я не мог видеть отдельных лиц, но знал, что на каждом лице горел огонь завистливого вожделения.

Я с радостью погрузился в ощущения, которыми пылало мое могучее псевдотело. Что из того, что торговка сбежала? У меня была ее машина!

Я проехал через окаймлявшие город зеленые фермы, и оказался на бесплодных землях. Я совершал невероятные прыжки: через расщелины, на отвесные скалы. Я засмеялся и замер, легко балансируя на груде камней охряного цвета, счастливый так, как я никогда не был.

– Бесподобно, – выдохнул я.

– Да. – Голос ее также был наполнен сильными эмоциями. Я вспомнил, что нахожусь внутри новорожденной машины, несмотря на встроенные в нее обширные знания. Впервые она мчалась по пустыне со скоростью ветра. – А сейчас полетаем?

Вопрос почему-то застал меня врасплох, несмотря на то, что я мечтал о неомехе торговки с того момента, как впервые увидел его, совершающего посадку. Как он тогда медленно планировал, трепеща кончиками крыльев, и нащупывая свой путь в колеблющемся воздухе, подогреваемого горячим бетоном Площади.

У нас мир со свирепыми ветрами; наши лучшие воздушные корабли всего лишь аэростаты на тросах, пузатые, неуклюжие штуковины, используемые лишь как наблюдательные посты.

Я поднимался в воздух только один раз, несколько лет назад. Та поездка открыла мое слабое место, правда лишь для меня, хотелось бы надеяться.

Мне понадобились все силы, какие у меня были, чтобы просто стоять неподвижно и внешне спокойно, пока привязная команда ослабляла трос, и мы поднимались в воздух. Мы остановились, как мне сказали, на безопасной высоте, и я с каменным лицом выслушал пояснения капитана. Я не помню ничего из того, что он тогда говорил. Высота показалась мне чудовищной, словно мы висели так далеко над безопасной поверхностью, что никогда уже не вернемся обратно.

Меня начало трясти только тогда, когда я оказался в одиночестве, в своей колеснице.

Я не сразу смог дать ответ своей новой машине.

– Нет, – наконец произнес я. – Я не буду спешить. Пока я не ознакомлюсь досконально с этой твоей способностью.

По лицу аватары скользнула тень недовольства. Я почти уверен, что это была обида.

Я поехал обратно в свой город, заставляя медведя гарцевать, пританцовывать и кувыркаться. Один раз я случайно наткнулся на овраг и со смехом скатился по песчаной насыпи.

Когда мы вновь оказались на Площади, я сдернул с головы усики и поднялся со стула. Уходить мне не хотелось. Я немного постоял у открытого шлюза, гадая, не подстроила ли торговка очередную каверзу. Когда я выйду, не захлопнется ли шлюз, чтобы никогда больше не открываться?

– Оставь шлюз открытым, – попросил я.

– Вы уже подобрали имя для меня? – Что-то в приятном голосе выдавало нетерпение.

В детстве у меня была привязанность к пестрому лироязыку, угрюмому чешуйчатому ящеру, походившим на лысую ласку, как размером, так и характером. Его название произошло не из-за издаваемых им звуков – скудного набора мрачных хрипов, – а от изящного раздвоенного языка, тяжелого от яда, который он носил во рту. У моего лироязыка ядовитый мешок был удален, что возможно и являлось причиной его вечно плохого настроения. Во всяком случае, его нельзя было назвать ласковым, и на самом деле он много раз кусал меня.

Люди у нас редко держат домашних животных. Если же они все-таки заводят их, то давно установившийся обычай определяет, как называть этих бесполезных в других отношениях существ. Домашнее животное традиционно называют в честь какой-то добродетели, которой, к сожалению, не