Аист. Абсолютно правдивый роман в стихах - Сергей Филиппов (Серж Фил)

9

Яма вышла глубиною до подмышек,В яме аист, рядом пятеро мальчишек,Непривычно успокоены и кротки,У Серёжки – на щеках кривые тропки.Всё по древним ритуалам совершали:Горсть земли поочерёдно вниз бросали,Над могилкой холмик сделав неумело,Помолчали, в думы впав оцепенело.

Первым Лёвка разорвал молчанья плёнку:– Хватит, ребя, слёзы лить по аистёнку,Да какой бы ни была прекрасной птица,С человеком никогда ей не сравниться!И ещё: ведь вечной жизни нет на свете!Или вы о том не слыхивали, дети?Так послушайте меня, авторитета, —Все мы будем там, где нынче птичка эта!

– Пацаны, а правда, – Лёнька встрепенулся, —Что мы плачем, будто свет перевернулся?Мы о птичке все потом повспоминаем,А сейчас пойдёмте, мячик попинаем!

– Точно, парни, – Жорка шумно потянулся,Интерес в его глазах тотчас проснулся, —Ну, пойдём играть, а то чего-то тошно,Я и мячик подкачал с утра нарочно.Мы уже почти неделю не играли:То в лесочке голубику собирали,То – по Утру или с вечера – рыбалка,А футбол всё мимо. Мне так очень жалко!

Сашка тоже оживился: – Слышь, Серёга,Может, правда, поиграем хоть немного?Позабудешь ты в игре свои печали,Да и мы уже порядком поскучали!

Но Серёжка будто слов друзей не слышит,На его лице узор из скорби вышит,Взгляд упёрт в неровный холм могилки свежей,И наивности во взгляде нету прежней.

– Слушай, Лёвка, вы идите, мы же – после,Я побуду здесь чуток, Серёжки возле,Ведь ему сейчас тоскливо, тяжко, плохо, —Сашка горького не сдерживает вздоха.

Лёвка бросил лишь: – Ну, я офигеваю!Из-за птички горю, право, нету краю!Ладно, всё, мы за мячом и на поляну,Ну а ты уж помогай тут истукану!..

Сашка прутики бросал в поток теченьяИ искал слова для друга утешенья,Только мысли в голове в ком ватный сбились,И слова, те, что нужнЫ, не находились.И себя он вдруг почувствовал ребёнкомПеред возрастом одним с ним пацанёнком.Сашка понял: утешать того не надо,Но втекла в него обидная досада.На ребят, что мяч пинать умчались дружно,На сочувствие своё, что и не нужно,На Серёжку, не сказавшего ни слова,И на птиц дурацких рода аистОва!Сашка сплюнул в речку горькую обидуИ сказал, зла не показывая виду:– Я тебя, Серёжка, очень понимаю,Твоё горе к сердцу близко принимаю…

– Помолчи, Сашок, пожалуйста, немножко, —Неожиданно прервал его Серёжка,Наконец-то от могилки отвернулсяИ легко, но грустно другу улыбнулся:

– Лишь тебе скажу, другие пусть не знают,Ведь они меня совсем не понимают,Не от дурости и злобности сознанья,Нет, ещё не доросли до пониманья.

Сашка, слыша это всё, обалдевает,И уж кто-кто, ну а он соображает,Что ровесник и друган его СерёгаСтал взрослей его сегодня и – намного!

– Помнишь, Саня, мы фантастику читалиО разумных существах, что обиталиНе в глуби Вселенной, где-то в дальнем далье,Нет, здесь, с нами, на земле, в иной реальи?И они являлись людям постоянно,Но в обличьи не своём, что было б странно,А могли стать человеком, зверем, птицей,Насекомым, даже маковой крупицей.

Сашка рот раскрыл, глаза – два синих блюда:– Это что же, Серый, аист, он… оттуда?!

Но Серёжка лишь пожал плечами вяло,Улыбнулся снова, но теперь устало:– Я с ним много говорил не вслух, беззвучно,Может, это абсолютно ненаучно,Но я видел те слова, они сверкалиИ как дивные растенья расцветали!И понятны были мне цвета и блики,Даже запах их – как запах земляники!Не могу пересказать тебе за день яЭти красочные чудные виденья!Но поведал аист мне о светлом мире,Где мы будем жить и где мы прежде жили,Но не всякий там окажется, ведь это —Мир покоя, вечной радости и света!

Сашка слушает Серёжку без дыханья,Всё, что тот твердит, за гранью пониманья,Но сейчас то пониманье и не надо,Знает Сашка твёрдо, что всё это – правда!

ГЛАВА ВТОРАЯ. СЕРЁЖКА

«Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу, Может, кто-то, когда-то поставит свечу…» —

В. Высоцкий.

1

Белых пятен на планете нашей нету,Всё на ней давно открыто и известно,Путешественники, ползая по свету,Описали мир подробнейше и честно.Альпинисты покорили всё в Тибете,В Гималаях, в Кордильерах, на Памире,Разогнали симпатичных добрых йети,Что спокойно проживали в горном мире.Батискафы, толщи вод морских буравя,Колют вечный мрак прожекторною пикой,Население глубинное пугая,Что ко дну прижато тяжестею дикой.В льдах арктических тропинки протоптали,Антарктиду – нежилую – заселили,Всё открыли, всё увидели, узнали,Пятна белые проворно расцветили.Да чего – Земля! – и космос весь обшарен,Пообщупан ультро-инфро-икс-лучами,Всё понятно: мир иной, нет, не реален,Коль его не можем видеть мы очами!

2

Морю этому неведомы границы,Не достигнуты никем его глубины,Гривы вспенивая, волны-кобылицыНе встают тут на дыбы. Они невинны.Не бушуют здесь тайфуны, ураганы,Не шныряют озорно воронки-смерчи,И не ищут удалые капитаныС бабкой в белом роковой весёлой встречи!Не найдёте вы пустыннее пустыни,Чем то море, дрёмой полное до края, —Будто кто его опутал в паутине,Силу, скрытую в нём, сладко подавляя.

Но в любой пустыне есть оазис чудный,Взоры, души он всегда ласкает нежно,Только путь к нему бывает очень трудный,Да и встреча с ним, увы, не неизбежна!

Есть оазис в океане сонном! Вот он:Остров, тёмными скалАми обнесённый,С островком вторым широким длинным мостом —Будто за руки взялись – соединённый.Но искать не торопитесь вы на картеЭто чудное природы сотворенье!Ну да ладно, чтоб всё ясно было, знайте:Это – мир иной, другое измеренье!

3

– Где ж ты, ветер? В кои дали унесённый?Прилети, взъяри мир этот, вечно сонный,Воды мёртвые завей ты бурунами,В вал сотки их и на берег брось цунами!Пусть скала слезами каменными всплачет,Охнет громом, затрещит, живая, значит,Содрогнётся от морской водицы душа,А вода вдруг опьянеет, берег руша!И вздохну тогда хоть раз я полной грудьюСвежим ветром, а не этой сладкой мутью,Подавлю тоску на малое мгновенье,Где ты, ветер?! Пусть не шквал, хоть дуновенье!..

Нет, спокоен воздух тут, не завывает,Зря к стихии человек со скал взывает,В этом мире катаклизмы не бывают,Тут не люди, тут их души обитают.Без телесности легко ведь и спокойно,Не щекотно, не чесоточно, не больно,Нет страданий от мороза, перегрева,И не просит жрать пустое вечно чрево.Да, здесь души полной мерой отдыхают,Пусть тела их где-то гилью истлевают,Нет о прошлой жизни в памяти намёка,Крепко спят и страсть любви, и страсть порока!

Но и тут, в забвеньи, проблески бывают,И тогда иные души вспоминают,Как они в другом, привычном, мире жили,Как любили жадно, как легко грешили!Кто-то вспомнит, сладко вздрогнет и… забудет,Взрыв эмоций негой лености остудит,Он, как будто, жизнью той, телесной, нЕ жил,Вечно здесь, в покое, душу свою нежил.

А другой, всё вспомнив, словно расцветает,И покой его нещадно покидает,Но приходят нетерпенье и досада —Рай окажется ему мрачнее ада!Всё, что было здесь прекрасно и велико,Станет тягостно, противно, скучно, дико —Жизнь без страсти, что взрывает в клочья сердце,Как красивая еда без соли, перца!И тогда он к морю спящему шагаетИ бушующие ветры призывает,Но, свирепые, лишь в нём ревут тайфуны,Перетянутые, рвутся страсти-струны!..

4

На скале сидит Серёжка, глядя в море,Но ни волн, ни ряби нет в его просторе,Нет и солнца здесь, – лишь ровный свет струится, —Но какая-то парит высОко птица.Он за нею равнодушно наблюдает,Вдруг – как вспышка! – что-то он припоминает!Птица ниже опустилась, и в мгновеньеБело-чёрное узнал он оперенье!И тотчас же словно дождик начал капать —Это яркими мгновениями память,Растворив легко забвения окрошку,Возвращалась ненавязчиво в Серёжку.Всё, что годы (иль века?!) укрыто было,Будто ил со дна реки в дождь летний всплыло,Сердце, пусть его и нет, затрепеталоИ по венам кровь, которой нет, погнало.

Ну, а аист опустился плавно к скалам,Их коснулся, сжался в ком, а после стал онНевысоким светлым парнем в белой тоге,В сандалетах золотых на босы ноги.А Серёжка тут заметил, что и сам онОблачён в красивый белый чистый саван,На руках его прозрачные браслеты,Ноги в белые обуты сандалеты.Но его всё это мало поражает,Он на аиста глядит и восклицает:– Значит, было то взаправду, не в дурмане?И тогда не фантазировал я Сане?

– Нет, – Серёжка помолчал. – Нет, ты не странникИз иных миров, ты – божеский посланник,Да, я понял, наконец, ты – Ангел! Значит,Я в раю. Но почему душа так плачет?Здесь уют, здесь тишина и много света,Нескончаемое, ласковое лето.Одного же нет: блаженства и покоя!Разве может, Ангел, быть в раю такое?

– Ты не можешь пасть в объятия покою,Потому что нагрузил себя виною,Но поверь, она тебя напрасно гложет —Что ж, случается и то, что быть не может!Не кори себя, что сделано тобою,Предначертано всевышнею рукою,Можно в горе слёз потоки лить печально,Но, однако ж, всё на свете не случайно!

– Но зачем была нужна твоя кончина?!

– И для этого имеется причина.Ты уж этим удовольствуйся ответом.Я ж хочу тебе сказать о мире этом.Здесь, как сам ты догадался и приметил,Только те, кто был душой при жизни светел,Ты не можешь тут увидеть хоть кого-то,Но поверь уж мне, их, светлых душ, – без счёта!Есть другой мир с нами рядом, но он тёмен,Внешне – малый островок, внутри ж – огромен(Впрочем, тут объём, границы – вне понятий!),Души грешные там жаждут для объятий!Кстати, Толька-живодёр там прозябает,За греха сласть полной чашей получает,Те, к кому он там попал, шустры и прытки —На себе он ощутит свои же пытки!

Ангел, это говоря, сверкнул очами,А Серёжка передёрнулся плечами,Он представил, как в кровавой мгле, в чертоге,Тольке с хрустом переламывают ноги!И в Серёжке тут же вспыхивает жалость,Злости нет, да ведь её и было малость.Только Ангел мысль легко его читает:– Каждый всё, что заслужил, – ТО получает!Ты же хочешь знать одно: а как друзья там?Как и чем живут, когда тебя нет рядом?Помнят, нет ли скорбь прощания минуты,Или сбросила легко с них память путы?

Снята с памяти последняя заплата,И Серёжка видит: вот они, ребята,Опускают молча в яму гроб дощатыйС ним, в его же день рожденья двадцать пятый!

5