Свинцовый шторм - Бернард Корнуэлл

— Вы покупаете ее?

— Еще не решил, — неопределенно ответствовал я.

Очевидно, ответ был вполне удовлетворительным. Зубной врач перестал считать меня грабителем, а мой акцент, по-видимому, внушал ему доверие. Но кое в чем он еще сомневался:

— Но здесь же ведь уйма работы!

— Не в этом дело. — Продолжая разглядывать «Сикоракс», я представлял себе, как ее волокли целых двадцать футов от приливной отметки. На склоне было полно камней, и они, конечно, пропороли всю обшивку. Кормой она была обращена к нам, и я разглядел, что винта больше нет. — Почему они не оставили ее гнить на воде? — со злостью спросил я.

— Может, морские власти были против? — С неожиданной ловкостью мой перевозчик подогнал лодку кормой прямо к каменной лестнице, ведущей вверх, к лесу, и удерживал ее, пока я неуклюже выбирался на берег. — Помашите мне, когда соберетесь обратно.

Я уселся на ступеньку, выжидая, пока утихнет боль в спине, и наблюдал, как дантист шпарит вверх по течению к причалу. Грохот мотора затих, и слышался лишь мерный плеск реки, но мое настроение не располагало к мирному созерцанию. Спина болела, яхта была разбита, и я никак не мог взять в толк, какого черта Джимми позволил вытащить «Сикоракс» на берег. Ведь я же дал ему денег именно затем, чтобы этого не случилось. Деньги, правда, были не ахти какие, так ведь от него и требовалось-то всего-навсего немного приглядывать за «Сикоракс». И вот я вернулся, а яхта моя болтается на суше.

Подъем оказался очень тяжелым, а первые несколько футов — особенно мучительными. Не было ничего такого, за что я мог бы ухватиться руками. Хорошо было видно, где тащили «Сикоракс» — в этом месте по земле тянулась гладкая полоса. Вскоре я выбился из сил и долго стоял, согнувшись пополам, пытаясь восстановить дыхание. На последних ступеньках стали попадаться низкие деревца, и дело пошло лучше. Тем не менее, когда я наконец добрался до яхты, спина у меня болела так, словно в нее всадили раскаленный штырь. Ухватившись за руль, я закрыл глаза и постарался убедить себя, что эта мука вполне терпима. Прошло, пожалуй, минуты две, прежде чем я смог выпрямиться и обследовать свою яхту.

Она лежала на боку, и на ней играли пятна зимнего солнца. Медная обшивка была сорвана почти на треть, киль вскрыт ломом, а свинцовый балласт украден. Не было ни бушпритов, ни мачт, причем мачты даже не вынимали из степсов, а просто-напросто спилили у основания. Тиковая решетка в кубрике, плинтусы и крышки обоих люков пропали, компасы — тоже.

Что еще? Полуклюзы и блоки сняли, все ценное исчезло. Крышу капитанской каюты срезало, как консервным ножом. Очевидно, по дороге яхта наткнулась на пень.

Я заглянул в каюту.

Первое, что я смог разглядеть, когда мои глаза привыкли к полутьме, — черную воду, поблескивающую далеко внизу. А больше ничего, как я и ожидал. Радиоприемники, обогреватели и все до одной лампочки были украдены, внутренняя отделка сорвана. В дождевой воде плавал мой матрац. Если что и уцелело, то давно уже сгнило. Интересно, что морская вода действует на дерево укрепляюще, а вот пресная, наоборот, разрушает его. Ведущий в каюту трап отсутствовал, и обнажившийся мотор наверняка уже превратился в груду металлолома.

Неожиданно я успокоился. По крайней мере, «Сикоракс» была здесь. Она не исчезла, не утонула, и ее вполне можно было восстановить, разумеется, за счет того ублюдка, который устроил этот погром. Ущерб, нанесенный яхте, был огромен, но я, как ни странно, испытывал скорее чувство вины, а не гнева. Когда мне было восемь лет, мою собаку, фокстерьера, сбил молоковоз. Я нашел ее умирающей в траве у обочины. Увидев меня, она попыталась повилять хвостом, и я рыдал над ней, ощущая себя виноватым перед этим существом, которое так доверяло мне, а я его предал. Вот и сейчас я чувствовал, что предал «Сикоракс». Она оберегала меня в море, а я должен был защитить ее от людей. Я попробовал поговорить с ней, в открытом море мы частенько так беседовали. Похлопывая по ободранной крыше, я старался утешить ее, я говорил, что все будет хорошо, просто теперь ее очередь немного подлечиться, а потом мы вдвоем уплывем в Новую Зеландию.

Спотыкаясь на каждом шагу, я спустился с холма. Я намеревался вернуться на тот берег, добраться до кафе, а там сказать Джимми пару ласковых. Какого дьявола он сидел сложа руки?! Причал принадлежит мне, и не было такого закона, по которому кто-то мог отобрать его у меня. Его построили двести лет назад, когда по берегам реки еще добывали известняк, а теперь эти шестьдесят футов старой каменной кладки были моей собственностью. Даже морские власти не имели права распоряжаться этим причалом, который я выкупил у собственного отца, чтобы дать «Сикоракс» пристанище, а себе — место, которое я мог бы назвать своим домом. Черт побери, это же был мой единственный адрес: Лайм-Уорф, Тайдсхем, Южный Девон. А теперь Энтони Беннистер поставил туда свою уродину! Но мне все еще с трудом верилось, что такой человек, как Беннистер, просто-напросто украл у меня причал, выбросил оттуда «Сикоракс». Но кто-то же ведь вытащил мою яхту, и я поклялся, что разыщу этих мерзавцев и заставлю их заплатить все до последнего гроша за исковерканное судно.

Я перешагнул через один из канатов, удерживавших баржу у моего причала. Я уже собирался посигналить своему знакомому, чтобы тот вернулся за мной, но напоследок мне захотелось осмотреть баржу.

И тут я увидел свою шлюпку, пришвартованную к правому борту «Уайлдтрека-2». Хотя краска кое-где и облупилась, на транце ясно читалась надпись: "Плавучая база «Сикоракс», — что подтверждало мои права. Эта деревянная шлюпка, обшитая внакрой, моя шлюпка, была пришвартована к этой кичливой быстроходной яхте Беннистера!

Думаю, именно его уродство и убедило меня окончательно в причастности Беннистера. Владелец столь броской, аляповатой посудины вряд ли мог быть тем чутким и внимательным человеком, каким тот себя изображал. И он вдруг стал для меня просто еще одним из тех богатых подонков, которые воображают, что деньги ставят их выше закона.

Стало быть, этот ублюдок искорежил мою яхту и спер мой причал. Но я не допущу, черт побери, чтобы он стащил и мою шлюпку! Я решил: заберу-ка я ее и с приливной волной сам доберусь на ней до кафе.

— Эй! — крикнул я на всякий случай. Никто не отозвался. Я громко стукнул по гулкому борту, но баржа, похоже, была безлюдна.

На яхту можно было попасть либо с реки, либо через единственную калитку, ведущую из сада. Я решил воспользоваться калиткой, но на ней висел замок. Я заколебался, взвешивая законность своих действий, но в конце концов исключил возможность того, что Беннистер спас мою шлюпку и хранит ее до моего возвращения. Присутствие его мерзкой баржи у моего причала убеждало в обратном, и я решил сбить замок.

Я поднял увесистый булыжник, и, пока колотил им по медному замку, спина у меня разрывалась от боли. Звуки ударов разносились по всему аккуратно подстриженному газону, спускавшемуся от нашего дома. Мне пришлось ударить раз шесть, прежде чем скобы выскочили из дерева. Калитка открылась, и я вошел.

Передо мной плавно покачивался «Уайлдтрек-2». Вся его палуба, от лобового стекла до двух мощных моторов на корме, была забрана зеленым брезентом. Форштевень был словно носовая игла реактивного истребителя. Этот монстр сочетал в себе вульгарность и жадность, моему отцу он пришелся бы по душе.

Я обошел место швартовки. Мои паруса, упакованные в мешки, были свалены у борта рядом с моим же рыболовецким якорем. Зашипев от боли, я наклонился и пощупал мешки. Они были влажными. «Черт бы побрал этого Беннистера с его жадностью!» — подумал я.

Найдя два весла, я кинул их в шлюпку и осторожно полез через поручни из нержавеющей стали на «Уайлдтрек-2». Когда я ступил на палубу, яхта закачалась. Канаты, которыми была привязана моя шлюпка, уходили куда-то под брезент. Я отвязал его, скатал от лобового стекла к корме и направился к черному кожаному креслу рулевого.

И тут я увидел собственные медные люки.

Здесь же обнаружились оба моих приемника, высокочастотный и коротковолновый, из которых торчали обрезанные провода.

Приемники лежали в куче прочих вещей, в основном с других кораблей, сваленных в два ящика из-под чая, спрятанных под брезентом. Эхолоты и электронные лаги, высокочастотные приемники и компасы, даже лебедки Льюмара, — короче говоря, все, что когда-то было украдено с палуб других судов, валялось здесь. В Англии нет смысла воровать сами катера, потому что их регистрация ведется очень тщательно, гораздо выгоднее грабить с них все ценное. Я уставился на содержимое ящиков и прикинул, что на черном рынке его можно продать за три-четыре тысячи фунтов. А теперь кто мне объяснит, зачем такому человеку, как Беннистер, связываться с подобной мелочевкой?

— Не двигаться! — Голос шел от калитки, которую я взломал. Я обернулся.