Записки блокадницы - Галина Точилова

другой за Фому.

Вот приехали два братца из деревни в Ленинград.

Вот Ерема купил лодку, а Фома купил челнок.

Припев:

Тула, Тула перевернула,

Тула — родина моя.

У Еремы лодка с дыркой, у Фомы челнок без дна.

Припев.

Вот Ерема стал тонуть, Фому за ногу тянуть.

Припев.

Вот Фома пошел на дно, а Ерема там давно.

Припев.

В перерывах бегали на кухню — раздобыть втихаря что-нибудь на троих, когда блины, когда котлеты. Потом плясали лезгинку с пением.

Черкес молодой

На коне катался,

Кинжал золотой

На боку болтался.

Припев:

Ойся, да ойся,

Ты меня не бойся,

Я тебя не трону,

Ты не беспокойся.

Черкес молодой, чернобровый.

У черкеса кинжал новый,

В грудь вопьется,

По кинжалу кровь польется.

Припев.

Ну, вот. Мама уже приготовила и обед и ужин, а у нас еще конь не валялся. Хором отвечали:

— Пыль никуда не денется, полежит до следующего раза.

Вечером с таким же концертом собирали папу в театр или кино. Он играл, а мы под музыку натягивали на него рубаху, пристегивали запонками к ней воротничок и манжеты, повязывали галстук, искали его носки и баретки. Мама его, а не он ее, водила в кино или театр. Так что с горем пополам собрали на выход, и готов. И когда двери за ними закрывались, бабушка их вслед крестила, и сама крестилась, и, облегченно вздохнув, говорила, не зло, а с любовью:

— Вот ведь трепач ярославский!

Мы начинали реквизит убирать, порядок наводить и на завтра в школу портфели собирать. Я еще гладила одежду. Это я описала один воскресный день, а они были разнообразными. Так мы жили и папу с мамой очень любили.

2.3. Праздники

Сейчас я ночью плохо сплю —

В воспоминаниях живу.

Былое как бы вновь переживаю

И детство и юность вспоминаю.

Не знаю кто как, а я как-то бездумно жила —

Что день грядущий преподносил,

То и принимала и счастлива была.

Жила, жила, не тратя дум и сил.

Но это было так давно, в другом веке,

В другом тысячелетии, в другой стране,

Где больше было доброты в человеке,

И все прекрасным казалось мне.

Вот сейчас в праздничные дни,

Которые вспоминают одни старики,

Хочу о прошлом рассказать,

Как приходилось праздники справлять.

Я в ноябре и мае на демонстрацию ходила

С мамой вместе, в ее рабочем коллективе.

Цель была — до площади дойти

И по ней мимо трибун пройти.

Лозунги и транспаранты пронести,

Нашим правителям прокричать «ура»,

А на транспарантах была хвала.

Пока колонны по улицам шли,

В их рядах всегда веселье было —

Пели и плясали, и музыка играла.

И на автомашинах рядышком еду везли,

Чем-то вкусным угощали.

Площадь пройдя, колонны по двум путям направлялись —

Одни на Халтурина, на Марсово поле выходили,

Другие по Мойке на Конюшенную, а там

По городу толпа растекалась,

А мы всегда на Мойке, дом восемь, оставались.

Там дядя Яша холостяком проживал

И очень дружелюбно всех у себя принимал,

Там вся родня двух ветвей встречалась,

Которая даже между собой не общалась.

До вечера там праздник гуляли,

Вечером на фейерверк на Мойку выходили,

Там всегда народу много было,

С каждым залпом «ура» кричали,

Свою радость выражали.

2.4. Дачи довоенные

1927 год, Стрельна.

Из жизни в Стрельне помню лишь один эпизод по рассказам взрослых. Мне тогда было восемь месяцев. Гуляя как-то, я начала требовать:

— Лени, лени!

— Что это она хочет?

— Да она хочет сесть на оленя, — пояснила Ольга Редькина, которая была лет на семь-восемь старше меня. — Я сажала ее.

Когда взрослые увидели этого оленя, то ужаснулись. Мало того, что он был высоким для ребенка возраста Оли, он еще и помещался на каменном постаменте. Поэтому удивительно, как она меня не уронила. А где же были взрослые, когда Оля сажала меня?!

* * *

1928 год, Мартышкино.

О том, что мы провели здесь лето, я узнала в 1939 году, когда мы приехали сюда, чтобы арендовать дачу. Родители хотели снять ее в том же доме, что и раньше. Но место уже оказалось занято, и мы поехали в Новый Петергоф. Мне было жаль, что не удалось остаться в Мартышкино, поскольку там, открыв калитку, сразу выходишь на берег Финского залива.

* * *

1929–1931 годы, Красные Струги.

На даче в Красных Стругах мы жили три сезона. Сначала снимали у базарной площади, а потом у Надежды Савельевны. На базарной площади по воскресеньям устраивались ярмарки, на которые крестьяне из соседних деревень привозили на продажу свои продукты: молоко, сметану, творог, яйца, телятину, свинину, кур, кроликов, а также овощи. Все свежайшее, натуральное и вкусное. Мы перепробовали все, поскольку цены были доступные и можно было торговаться.

Особенно яро и занудно торговалась одна еврейка, снимавшая дачу по соседству. Обычно она торговала и покупала кур. Однажды она так достала продавца, что он схватил курицу одной рукой за обе лапы и стукнул ею еврейку по голове. Крику было!

У Надежды Савельевны жили две дочери — Ольга и Соня, уже взрослые. У меня был друг Алик, мой ровесник, который говорил:

— Я буду тебя защищать.

Но на деле это мне приходилось защищать его от местных мальчишек. Кажется, он приходился племянником Соне, которая его привозила на дачу. С местными мальчишками я дралась успешно, раздавая им подзатыльники и зуботычины. Иногда доставалось от меня и Алику, на помощь которому тогда приходила Соня.

Поскольку Красные Струги были далеко от Ленинграда, то родители на выходные не