Поселок «Ивушка» - Дагоберто Гилб

Мои вещи были свалены на полу темной кучей и портили весь вид. Особенно носки. Я разлил духи или одеколон, в общем, что-то типа того, и от них провоняла вся комната. Я испугался, что испортил ковер. Но, к счастью, никаких пятен не осталось. Тетя Мэгги тоже ничего не сказала. Поначалу этот запах мне не особо нравился, потом вроде принюхался. Но теперь меня уже от него мутит, особенно когда я сплю — так и свербит в носу. Я надеялся, что он быстро выветрится, но, похоже, этого никогда не случится. Я даже стал бояться, что сам пропах и моя одежда тоже, так что один раз, перед тем как выйти из дома, я зашел в спальню тети Мэгги, когда ее там не было, и взял себе один из мужских дезодорантов Джима. Заметил пару флаконов на его комоде, еще когда мы с ней подбирали мне галстуки и рубашки. Запах духов из моей комнаты мне осточертел — что же еще оставалось делать?

Проснулся я, значит, идти никуда не хотелось, так что я опять заснул и проспал почти до полудня. Ни разу еще не оставался дома так поздно. Когда я проснулся во второй раз, где-то через пару часов, мне захотелось в туалет. Открыл свою дверь — и двери напротив тоже были открыты. На этот раз обе. Тетя Мэгги стояла возле своей роскошной кровати совсем голая, сушила волосы и смотрелась в высокое зеркало, которое я не видел, оно было за умывальниками. Она не слышала, как я открываю дверь — в спальне играло радио, — и я ее закрыл. Правда, не до конца. Оставил щель, через которую было все видно. Боже мой! Да моя тетя — настоящая «Подружка года»[12]! Я совершенно обалдел. Вот уж не думал… С ума сойти! Я не мог оторвать от нее взгляд, хотя и знал, что поступаю, как какой-нибудь извращенец, а даже если не так, все равно это очень плохо. И все же смотрел, мне хотелось смотреть еще и еще. Она обернула волосы полотенцем, села на кровать, надела трусики. Потом встала и принялась прилаживать лифчик, поправляла всякие там кружавчики, но что-то ей, видно, не понравилось, и она его сняла, а потом подошла к комоду, покопалась в ящике и выбрала другой. В этом она уже осталась и пошла к умывальникам и зеркалам. Я закрыл дверь и, наверно, с минуту переводил дух и мотал головой. Не знаю, что со мной случилось, почему я подглядывал за собственной тетей, так долго и так бессовестно. Ничего себе пожилая женщина! Хотя я и понимал, что поступил гадко, а она даже не знает, и от этого мне должно быть особенно стыдно, но… наверное, именно потому, что она не знает, мне было даже немножко приятно. Намного лучше, чем раньше. Намного. На этот раз я открыл дверь с шумом. Шкаф возле ванной, в котором лежало белье, оказался открытым, так что я взял полотенце и хлопнул дверцей, потом громко закрыл дверь в ванную и даже принял душ. Когда вышел, я увидел, что одну из дверей спальни она закрыла, хотя вторую, как обычно, оставила открытой. Я услышал ее внизу: работал телевизор, и она разговаривала с Лореной.

Я увидал этого парня, когда он красил дом неподалеку от въезда в поселок, и он сказал, мол, да, будет здорово, если я ему помогу. Так мы с Гейбом стали напарниками. Это был дом его матери, и она собиралась его продавать, а маляр он был такой же, как я, но, пока мы работали, одна, а потом еще одна женщина из поселка остановились и спросили, не хотим ли мы еще поработать. Мы переглянулись и ответили: конечно, хотим. Гейб назвал цену (ну и заломил! — подумал я), и мы договорились работать на равных. Мы старались как можно быстрее добить работу у его матери и такой задали темп, что сами себе удивлялись. Вообще-то дом был одноэтажный, и почти все получилось сделать краскопультом, а кистью и валиком — процентов пять, не больше. На все про все потребовалось три дня, и теперь было понятно, что на следующий дом уйдет не больше двух, потому что мы уже знали, как чего делается, и у нас было все, что нужно — спецовка, ну и все такое прочее. На двухэтажный дом мы тоже согласились, хотя ясно было, что придется где-то найти раздвижную лестницу или, может, подмости, но мы прикинули, что дело того стоит. Конечно, на этом особо не разбогатеешь, но все же какой-никакой приработок, а там, того и глади, еще что-нибудь подвернется. Я даже рассказал об этом Сьюзи, чтоб она поменьше беспокоилась, как я тут один. Обычно я не рассказывал ей ничего плохого: расстроится сама и расстроит родителей. Они не хотели, чтобы их дочь и внуки уезжали из Эль-Пасо. Я сказал, что мы уже точно договорились еще насчет пары домов, а потом я найду постоянную работу. Я от этой идеи не отказываюсь. Просто надо подождать, пока не предложат больше, чем я сейчас зарабатываю.

В субботу мы с Гейбом выпили по паре бутылочек пива, я вернулся к тете Мэгги уставшим и сразу же завалился спать. Проснулся ночью, часа в три. Хотелось есть. У тети я никогда не открывал холодильник без разрешения — ведь это не мой дом, — но живот подводило от голода. Я спустился в кухню и включил эти яркие лампочки, а когда открыл холодильник, в нем загорелся свет, так что общий можно было выключить. Я заглянул внутрь. Там было столько всего — запутаешься. Для кого, к примеру, набирать столько пикулей? Ни разу еще не видел, чтобы тетя Мэгги или Лорена достали хоть одну банку. А горчица?! Кто бы знал, что бывает столько марок горчицы! Сальса[13] в банках, полно разных видов, наверняка все испорченные, вряд ли тетя к ним хоть раз притронулась. Пришлось выставлять всю эту снедь на пол. Я старался запомнить, как все разложено, и не шуметь. Полно чего-то в фольге, а что внутри, не поймешь. Вот тут, наверно, говядина — жаль, что просроченная, — а здесь, скорее всего, цыпленок, хотя очень уж маленький и тоже с душком. Попалась ветчина, и я решил, что это самое то. Стал заглядывать в пластиковые емкости и нашел чили[14], который подошел бы к тамале[15], не будь они твердые как камень. Потом нашел контейнер с домашней лапшой. Она была в белом соусе и тоже хорошая. Я было начал убирать все обратно, но тут меня здорово напугала Лорена — появилась в огроменной футболке.

— Я удивилась, откуда на кухне свет, и встала посмотреть, — сказала она.

— Я вроде старался не шуметь.

— Да не шумел, не шумел, успокойся, — сказала она. — Просто увидела: свет горит, а никого не слышно, и решила проверить.

— Извини.

— Ничего страшного. Нашел что-нибудь? У нее там целые залежи.

— Что? Ну, да. Типа того.

— Потому что она ничего не ест. Попробует кусочек и — «хватит». А потом это тухнет в холодильнике. Но в любом случае хватает все, что ни увидит… И что ты там откопал?

— Да вот — лапша.

— О! Это ее собственное произведение. Она даже купила себе паста-машину. Сказала: «Джим обожает пасту». — Лорена повертела головой и закатила глаза. — Купила, значит, и как-то мы сделали пасту. Можно подумать, она когда-нибудь еще будет ее делать!.. А получилось неплохо. Мы поели немного прямо тогда — вернее, я поела. Уж и забыла, что она осталась. Хотя сама и убрала в холодильник. Естественно, меня не преминули об этом попросить.

Я стоял и раздумывал: начинать или не начинать есть, надо, наверно, предложить Лорене, — но она будто прочитала мои мысли.

— Бери вилку, ешь и хватит раздумывать! Она давно про нее забыла, а если и помнит, ей это без разницы.

— Вкусная, — сказал я.

— Свежая. Сыр тоже свежий. Мэгги всегда берет самое дорогое.

Я плеснул на лапшу чили.

— Правильно! Пусть будет по-мексикански! — Она прямо нависала надо мной, как уже не раз бывало.

— А ты сама откуда?

— Отец у меня грек. Едва говорит по-английски. Мама из Мексики, но тоже наполовину гречанка. Выросла в ресторане, в Мехико, а потом приехала сюда учиться и так тут и осталась.

— Греки… Никогда бы не подумал.

— Давай-ка присядем. Бери все с собой.

Она имела в виду не стол на кухне, она имела в виду свою комнатушку, где был диванчик. Я сел. Она зажгла свечу и села рядом. Гораздо ближе, чем я ожидал. Мне очень понравился чили, — не меньше, чем сама лапша, — и я решил съесть ее до конца, и подлил побольше соуса. Лорена усмехнулась.

— Почему ты никогда не спускаешься — поболтать со мной или посмотреть что-нибудь по телику?

— Ну… не знаю… Это ведь тетин дом. — Она пододвинулась ближе, и, честно говоря, это было приятно. — Я женат. Мы ждем ребенка, и у нас уже есть дочка.

— Я тоже замужем, — сказала она. — И все еще люблю своего мужа, черт бы его драл.

Я ел. Она придвинулась еще ближе, а потом прислонилась. От пламени свечи по стенам прыгали тени. Я доел и поставил посуду на столик. Лорена ко мне прижалась. Я почувствовал ее тепло и обнял рукой за плечи, а она поцеловала меня в шею. От этого по спине побежали мурашки. А она все целовала меня и прижималась крепче и крепче, и я ее целовал, от футболки прямо било теплом, и я чувствовал ее под этой футболкой, и нельзя было остановиться…

Гейб вроде как стал хуже ко мне относиться. Сказал, что за второй дом мы примемся через неделю. Я с гордостью послал матушке и Сьюзи деньги за дом, который мы только что кончили, потому что рассчитывал скоро получить за следующий. К тому же была договоренность насчет третьего и еще кое-что намечалось: несколько человек спрашивали про цены и сроки. Гейб был себе на уме и ничего о себе не рассказывал. Я начал задумываться. Я даже не знал, где он живет, и он ни разу не спросил, где живу я, где живет моя тетя, хотя бы — на какой улице. Я только знал, где дом его матери. И всегда как-то так получалось, что я рассказывал ему больше, чем он мне. И еще я переживал из-за того, что рассказал ему про Лорену — сразу же после той ночи. Лучше бы не рассказывал. Вряд ли он был особо шокирован, или осуждал, или вроде того. Но что-то там затаил. Именно в то утро я заметил, что день складывается хуже некуда. Я-то вел себя как обычно, а он — как настоящий эгоист, но мне не хотелось ничего выяснять. Дошло до того, что он надолго оставил меня одного, а когда вернулся, даже не потрудился объяснить, где пропадал. Поневоле пришлось задуматься, что буду делать, если потеряю эту работу. Номера клиентов были у него. Грузовик был его. Я только и надеялся, что хозяин очередного дома, который надо было покрасить, подъедет еще раз и я договорюсь с ним сам.