Таинства и обыкновения. Проза по случаю - Фланнери О'Коннор

птица меняла фон, на котором красовались небесные тела, с бронзового – от зелени к бронзе. Я подошла ближе к кабине, чтобы следить за тем, как реагирует на это зрелище телефонных дел мастер.

Он уставился на птицу сосредоточенно и напряжённо, словно читая на расстоянии мелкий шрифт. В мгновение ока павлин убрал свой хвост и чинно удалился.

– Ну и что вы на это скажете? – спросила я не без гордости.

– Таких длиннющих уродливых лап в жизни не видел, – признался мужчина. – Бьюсь об заклад, что этот негодяй перегонит автобус.

Одни искренне поражены зрелищем павлина (даже не распустившего хвост), не подавая вида, других оно раздражает. Вероятно, им кажется, что птица их презирает. Но и сам павлин весьма наблюдательный и придирчивый наблюдатель. Гостей нашей фермы встречает не собачий лай из‐под крыльца, а вопли павлинов, глазеющих на постороннего из травы, из‐за кустов, а то и с крыши, куда они взлетают, чтобы лучше видеть, кто к нам пожаловал. Один из моих питомцев шагнул навстречу машине с людьми, подъехавшими для покупки телёнка. Завидев птицу, седой старик и шестеро белобрысых босых ребятишек сгрудились на краю кузова. Вид степенной фигуры, преградившей путь, их явно обескуражил. Они сидели тихо, пока павлин разглядывал их, с предельным снобизмом откинув головку назад, а его свёрнутый шлейф золотился под солнцем.

– Что оно такое? – насупившись, спросил, наконец, один из малышей. Старик выбрался из машины и уставился на павлина, с изумлением узнавая что‐то ему знакомое.

– Последний раз видел такошнего ещё при жизни дедушки, – признался он, почтительно снимая шляпу. – Когда‐то наши их держали, а теперь нет.

– Что оно такое? – повторил свой вопрос ребёнок тем же капризным тоном.

– Это птичий царь, дети! – ответил старик.

Дети восприняли сообщение молча. Минуту спустя они залезли обратно в машину, продолжая глазеть на павлина с таким насупленным видом, будто старик сказал им правду. Горькую правду.

Большей частью павлины дефилируют весной и летом, когда им есть, что показать. Обычно шествие начинается вскоре после завтрака, с перерывом на полуденную жару, чтобы возобновиться ближе к заходу солнца. У каждого самца имеется любимая площадка, на которой он выступает ежедневно в надежде приманить прохожую курочку. Но, как мне удалось узнать, кого не волнует ходячая роскошь, помимо того электрика, так это самку. Она не видит её в упор. Посмотрит, сморгнёт и тут же отводит взгляд. А кочет всё вертится, распушив дрожащую радугу, шаркая по земле крыльями цвета глины, выгибая шею, разевая клюв и сверкая глазками. А кура тем временем занимается любимым делом, тщательно изучая почву, как будто жучок в траве ей важнее развёрнутой карты мироздания, которая колышется в двух шагах от неё.

Некоторые склонны думать, будто хвост распускает только взрослый самец и только в присутствии самки. Это не так. Едва появившись на свет, цыплёнок уже задирает хвостик размером с ноготь большого пальца, вышагивает, кружится и кивает как трёхлетняя особь, которая делает это с каким‐то основанием. Павлинихи задирают хвост, завидев что‐то подозрительное на земле, или просто когда им нечем заняться на свежем воздухе. Свежий воздух ударяет в павлинью голову, настраивая её обладательницу на спортивный лад. Вот они и пляшут или гоняются друг за другом вчетвером вокруг дерева или куста. А иногда метнётся какая‐то самочка павлина сама за собой, венчая лихорадочную погоню неистовым прыжком, а потом убежит, будто она не при делах.

Самец нередко повышает голос синхронно с подъёмом хвоста. Его лапы как будто улавливают эхо подземных колебаний, пронизывающих его снизу доверху, находя выход в пронзительном крике: И-у-ии!

Меланхоликам этот звук кажется меланхоличным, а истерики слышат в нём истерию. Мне он неизменно напоминал радостное приветствие какому‐то незримому нам парадному кортежу.

Самка не подвержена таким вспышкам. Она ревёт ослиное: «и-а! и-а!» Да и то, когда без него не обойтись. В осенне‐зимнюю пору курочки в основном молчат, если их никакой шум не тревожит. Зато весной и летом, когда ночи коротки, самец, вытягивая шею и откидывая головку, залпом то и дело выдаст семь, а то и восемь воплей подряд, сообщая жителям земли нечто чрезвычайно важное и неотложное.

В ночное время призывные зовы принимают унылое звучание, оглашая собою окрестности. Я давным‐давно разрешила павлинам (ещё своим первым питомцам) гнездиться в кедровнике за домом. Там по‐прежнему обитает пятнадцать, а то и все двадцать особей, но мой первый, пожилой павлин, из города Юстис, штат Флорида, обосновался на крыше амбара, а одноногий инвалид, изувеченный сенокосилкой, облюбовал плоскую крышу сарая возле конюшни. Остальные живут на деревьях близ пруда, несколько в дубовой роще сбоку от фермы, а одного так и не удалось уговорить покинуть водонапорную башню. С облюбованных позиций они и перекликаются друг с другом еженощно. Увидев тревожный сон, павлин кричит «на помощь!», и тогда, со стороны амбара, пруда и рощи отзывается хором всё беспокойное хозяйство:

Ли-йон, ли-йон! Ми-йон, ми-йон!

И-йау, и-йау! И-йау, и-йау!

Звучит настолько загадочно, что и самому беспокойному соне кажется продолжением его птичьего кошмара.

Говорить правду об этих существах нелегко. Повадки одной птицы, когда она сама по себе, едва заметны, но когда их у тебя сорок штук, то тут уж имеется «положение дел». Я не ошиблась, предсказав, что мои птицы будут питаться «Стратеной», но вместе с ней они поедают и всё остальное. Особо налегая на цветы. Все опасения моей матери, таким образом, подтвердились. Павлин не просто уничтожает цветы, он делает это шаг за шагом, планомерно опустошая клумбу. Даже сытый павлин обязательно откусит и выронит приглянувшийся ему цветочек. Отдавая предпочтение хризантемам и розам в качестве дежурных закусок. Если цветы не пробуждают в нём аппетит, павлин охотно на них садится. А присев, павлин начинает умащивать себя пылью, углубляя избранную точку. Даже курице в цветочной клумбе не место, а павлину тем более – на месте такого «насаждения» образуется не ямка, а целый кратер. Когда павлин купается в пыли, его почти не видно за тучей песка. Обычно тому, кто примчался с метлой наперевес, сквозь круговерть вздымаемой пылищи видны только зелёные перья и глаза‐бусинки, мерцающие сатанинским блаженством.

Напряжённость в отношениях матери с этими птицами возникла с момента их появления на ферме. На первых порах ей приходилось рано утром спешить к розовым кустам с ножницами, чтобы успеть срезать свои «бэнксы» и «гуверы [8]» прежде, чем ими позавтракает какой‐нибудь павлин. Теперь эта проблема частично решена благодаря сотням футов проволочных ограждений вокруг цветочных клумб высотой не выше