Автоматические стихи - Борис Поплавский

«Страшно было это рождение камня…»

Страшно было это рождение камня —На лету на вершине признаньяНам являлось лицо бледно-синей МедузыРассветаБыло страшно следить за рожденьемЗа окамененьем цветовЗа каменной леньюАнтичных головСклоненных над теплою ЛетойВсе мы умерли здесьМы влюбленные в жизньРаздували лазурное пламяЛазурных весеннихНочных подземелий.Как странно, как глухоО, этот рассвет —Как ангел смерти!

«Серо-синий день погиб случайно…»

Серо-синий день погиб случайноОн упал из темного окнаКто-то говорит во тьме случайноИ рояль загрохотал со снаСтрашно, глухо, каменные рукиНевозможно со стола поднять —Сумрак ночи — каменные рукиПротянуть к востоку свет обнятьНет, луна как маска змееваяЧто-то шепчет: «Всё прошло, забудь»Тихо, время, песня змееваяЖалит каменную грудь

«Шум непрестанно менялся…»

Шум непрестанно менялсяДождь повторялся слабеяСиние сумерки былиЧьей-то печалью полныМожет мы позабылиИ каменея, белеяМожет быть мы отпустилиРуку прошедшую сныСтрашно под ликом МедузыГде ты, Светлана?Бедный, молчиОна далекоОна не услышитОна в раю

«Перекрестный ветер, вечер синий и тревожный…»

Перекрестный ветер, вечер синий и тревожныйСтранный голый блеск страницСтатуя писала в темном доме ложномСвой дневникБоже мой как медленно в озероПадает Ушеров домКак беззвучно бьется сердце МоцартаПод толстым льдомТик-такТишеЯ всё слабеюА свет всё вышеТак-тикТакСлушаю мракНикто не поможетДойти не сможетЛегче черной реке вертикально поднятьсяК зениту

«Очень страшно всё что очень тихо…»

Очень страшно всё что очень тихоТо что говорит во снеЧто превращается в каменьЕще поетВремя стекает к садам антарктических птицВремя, прощайМы ненавидим красоту закатовМы лиц меловых не поднимаемПримерзших ко льдуМы склоняемся ниц:Там на днеНа огромной цепиХристос читает железную книгуМы с Ним навсегдаПрощай

«Тот кто лишается времени…»

Тот кто лишается времениКасается черной книгиСрывается с круглой цепиНаконец целует крестОн спускается ниже и нижеВ отчаянии простых решенийПо ту сторону возмездия и наказанияПрикасается к чаше ПилатаПроливая ее над безднойОмывая ее грехиТихо, звездноВ бездне кричат петухиНо мы глухи, но мы тихиМы читаем черную книгу

«Бегите, как время проносится время…»

Бегите, как время проносится времяЗолотыми руками машут часыСамоубийца кровью пишет стихотвореньеНо и тот с улыбкой смотрит на часыВсё сине-сине и чистоЛишено обвиненья, но недоступно слезамЗдесь цепью прикованы сны чтобы волей-неволейСклоняться им под колеса железным часамНо есть повеленьяРешенья лишенные срокаЛишенья такиеЧто вечность врывается в нихИ память им не нужнаОни прожигают вселеннуюМы плачем тогдаИШепчем какое-то имя

«Железо пения усталых…»

Железо пения усталыхЗвенело в глубине закатаОн пел из глубины природыНо звук запаздывал до смертиИ всё казалось неизменнымЗемля домов шумела комнатамиОбои черные молчалиИ умывальники молчалиВода в стенах кричала до закатаСреди реклам и бледно-желтых лампРука рвалась из готового платьяКак занавеска в храме пополамСама к себе бросалась смерть в объятья

«В банках машины жевали железное мясо…»

В банках машины жевали железное мясоЛампочки зажигались на циферблатахПоезда отдалялись в своих подземельяхИ оркестры играли в высоких стальных маякахТихо строили руки в воздухеПоворачивались стеклянные глазаДирижабли слегка напевая летели ко звездамИ труба телескопа смотрела в подводный залДевочка черную бабочку в подъемной машине поймалаИ подарила больному священнику в желтом костюмеНа плотине огни загорались весеннего балаА под нею скелеты дремали в объятиях спрутаМедленно в мире рассвета склонялись весыЭриний ждали они, за белою стрелкой следилиИ последние били на каменных башнях часы

«С горячих рук больного музыканта…»

С горячих рук больного музыкантаСтекала музыка холодная в окноТам пароходы в доках уходилиИ скверы жалкие были полны лунойОн наклонялся над огнями улицОн статую на крыше видел ясноОна смотрела с черного отвесаКак загорались звезды синемаИ парочная прачечная тихоДышала уничтоженными жизнямиА в подземелье, под ногами банков,Отшельник книгу грязную читалТам были странные круглые колодцыГде плыли звезды, облака менялисьИ голоса спокойно раздавалисьИ все вдали прикованные к цепиВдруг замолкали на одно мгновеньеИ улыбались полузакрыв глаза

«Мы позабыли утро…»

Мы позабыли утроВ беседке состарилась статуяБыли на льду те желтоватые отблескиЧто перед нашим домом который упалС высоты мирозданьяВ печаль надмирных лучейВ лазарете вечер играл на роялеЗагорались лампы в белом курзалеКак это было давноЖенщины в шалях загробные флаги вязалиМертвый солдатик показывал крестик в окноАнна Каренина пела грустя на вокзалеБыло ли это Или приснилосьНе знаюПроснусь — не вспомню

«В Африке шумели паровозы…»

В Африке шумели паровозыВ черном небеСредь странных желтых песковУ самого входа в гробницыГде столько зал и коридоровА окна выходят в небоА внизу не видно землиПаровоз уходил поднимаясь на небоЗмеился воздух болот вдалиМы жили тамМы строили маленькую башнюА ночью она рослаДо неба добра и злаМы просыпались с своим удивленьем вчерашнимИ уже были звезды в насИ прошедшие годы в окнахИ по белым камням шла в раскаленном молчании снаМадонна в белом халатеНеся на ладониСтеклянный поющий шар

«Было тихо в Сахаре молчанья…»

Было тихо в Сахаре молчаньяВсюду лежали мертвые крыльяБелые дальние замкиОстановили колоколаБыло в подземных гробницах молчание страха и болиНо внизу издалёкаРвалась из болотаУжасная белая не видевшая света рекаНиже и ниже огромных статуйТени ползлиАэростаты в лазуриПодымались выше и вышеТень аэростата ходила по крышеВдруг что-то упалоРека рвануласьТень Герострата шумела не более мышиСолнце не всталоТолько голос сказал:Вы были правыНо ничто не поможет —Дойти не сможетСклонитесь в черные травыСпите, умритеТак легче ждать

«Эти скитания звуков…»

Эти скитания звуковНам снились, но мы улыбалисьНад нами отшельники пелиТрясли свои цепиНо мы были в снежной постелиХолодной навекиПо дну океана огромные птицы летелиСны белых снежинок спускались до наших безднЗаметали наши спокойные лицаЗвуки побившись крыльямиУставши как смертьВозвращались с трудом на небоИ ложились на краю раяИм не хотелосьИм не хотелось больше ни жить, ни звучать

«Были веки железных лиц…»