Жизнь как она есть - Борис Костюковский

Все смеялись, когда я подошла к ней, а пограничник сказал:

— Ничего, ничего, ты ее не бойся, она знает, кого кусать.

А я и не боялась и засунула под собачий ошейник несколько цветков.

Шестнадцати лет наша Лёля вышла замуж за демобилизованного из армии. Он устроился заведующим магазином, и тут же вскоре ревизия обнаружила у него растрату.

Чтобы спасти своего зятя от суда и тюрьмы, мама распродала все вещи и даже одежду. Потом, оставив Марата у бабы Марили, вместе со мной, Лелей и ее мужем уехала в Речицу, Гомельской области, к своему брату Александру, который жил там с семьей и работал на железной дороге.

Муж Лёли устроился в самом Гомеле, а мы с мамой остались в Речице у дяди Саши.

Вскоре, как это и бывает, мы стали лишними в этой семье, и мама сняла за дощатой перегородкой угол в частном неказистом домишке. Имея уже опыт, она пошла работать начальником почтового отделения на фанерно-спичечную фабрику.

Как мы жили? Очень скромно, но дружно. Почему-то позже переехали на другую, тоже частную квартиру, поближе.

В 1941 году мама решила вернуться в родное Станьково, приехать сама.

Сначала она отправила туда меня, а в апреле собиралась приехать сама.

БАБУШКА ЗОСЯ

Как я благодарна ей за все, что она для меня сделала!

Своих детей у бабушки никогда не было. Нашу семью она почитала, как самую родную, а я многие свои детские годы провела в ее маленькой избушке на краю села.

Как она умела терпеливо наставить, тактично объяснить, урезонить, всему научить. Совершенно неграмотная, но умная, чуткая, практичная, она была прирожденным педагогом.

Она молилась богу, верила в него, но никогда не заставляла меня молиться или соблюдать какие-нибудь религиозные обряды, скорее наоборот. Я обладала обезьяньими качествами все быстро перенимать и копировать. На ночь бабушка трижды читала «Отче наш» и трижды «Богородицу». Она садилась на кровать, свесив босые ноги, а я, лежа у нее за спиной, слушала молитвы и запоминала. Знала я и «благодарственную», которую бабушка возносила богу после каждой «трапезы».

Один раз, пообедав, я встала в точности так же, как бабушка, у стола, лицом к красному углу, где висели иконы. И стала повторять:

— Господи Иисусе Христе, сыне божий, спаситель наш, благодарю тя, что насытил мя всеми благами земными…

Говорила я это так, чтобы бабушка услышала и похвалила меня. А она рассмеялась и сказала:

— Не треба, деточка, тебе это. Я старая, привыкла всю жизнь молиться. А ты лучше песни пой.

С какой-то стороны религия меня увлекала: молитвы на незнакомом и малопонятном языке, иконы — красочные картины в золотых и серебряных окладах: милые детки с крылышками, красивые женщины, старики в длинных одеждах с белыми бородами. У бабушки было около сорока икон, и я часто делала экскурсию в эту своеобразную «галерею». Становилась на длинную лавку и обходила вдоль стен, подолгу простаивая около икон. Не религиозное чувство они у меня вызывали, а ощущение красоты.

Каково же было мое удивление, когда через много-много лет я поняла, что среди икон у бабушки Зоей были репродукции с картин Леонардо да Винчи, Рафаэля, Александра Иванова…

Очень хорошо и спокойно жилось у бабушки Зоей. Вернувшись в Станьково, я была уже в том возрасте, когда могла помогать ей по хозяйству. И мне было радостно и приятно делать все вместе с бабушкой и по дому и на дворе.

Сколько рассказов я наслушалась от бабушки о ее прошлой жизни!

Она помнила еще крепостное право. С семи лет пасла помещичьих уток и гусей, потом носила воду на господскую кухню и мыла посуду.

В шестнадцать лет красивой и молодой девушкой была взята в горничные к графине Чапской, а позже нянчила двух ее девочек. В тридцать лет из замка ее перевели в прачки. Однажды в гололед поскользнулась и сломала ногу. Граф дал ей 6 рублей и каравай хлеба и этим расплатился за труд, молодость и здоровье. Семь лет она ходила на костылях. С тех пор нога у нее не сгибалась в коленке, и бабушка подтягивала ее на ходу, хромая. Жениться на Зосе никто не хотел, хотя она была и умна и красива: хромая — что за работник! Жила все эти годы, пока не бросила костыли, у дальнего родственника, человека мягкого, но женатого на женщине сварливой и злой. Так что семь лет этих были не из сладких, хотя Зося не была дармоедкой и умудрялась, не расставаясь с костылями, с утра до вечера работать по дому и хозяйству. Оставив костыли, она снова пошла просить работы у графа. Чапский милостиво взял ее на скотный двор. Там она заработала себе на всю жизнь ревматизм и вывихнула руку в запястье. Так что, кроме хромоты, она еще стала и «криворучкой». Теперь ее перестали держать даже на скотном дворе.

В это время в Станьково неизвестно откуда приехала молодая учительница Елена Иосифовна Цитковская.

У нее были деньги, и на них она построила огромный дом. Одна из комнат дома стала классной комнатой, в ней разместилась школа.

Елена Иосифовна выучила несколько поколений станьковцев. У нее учились и папа, и мама, и Лёля, и я. Но это еще можно было понять, а вот то, что ее учеником был дед Алесь-мамин отец, — в это уже как-то верилось с трудом. Но это было так. Учительница проработала в школе около шестидесяти лет, сохраняя ясную память, любовь к школе и большую энергию.

Елена Иосифовна взяла к себе Зосю, и та стала выполнять обязанности кухарки, прачки и уборщицы. У Елены Иосифовны Зося прожила больше тридцати лет, но и потом на всю жизнь они остались приятельницами и трогательно заботились друг о друге.

Якуб появился у бабушки Зоей, когда ей исполнилось шестьдесят. Был он барским копчарем (готовил к графскому столу копчености). Не посмотрел дед Якуб, что «невеста» была и хромоножка и криворучка. Были у него и у нее кое-какие сбережения. Купили у графа участок земли, построили маленький домик, а через дорогу насадили сад на пустыре. Все их хозяйство состояло из коровы, двух свиней, десятка кур, собаки и кота. Но вырастили они самый знаменитый, самый урожайный сад в окрестности: 60 яблонь и груш всевозможных сортов, ягодные кустарники по сторонам, за ними слива и вишня. Они делились урожаем с родственниками (в первую очередь с нашей семьей), знакомыми, односельчанами и, конечно, с Еленой Иосифовной. Делали из фруктов и овощей «разносолы», настойки, варенье для себя и для всех, кто у них бывал.

Дед Якуб славился не только умением ухаживать за садом, но по старой памяти выкармливал двух кабанов, каждый по двадцать пять — тридцать пудов и делал из них такие копчености, что ни одна свадьба, ни одни поминки на селе не обходились без его изделий…

Бабушка была очень добра: любого, кто заходил во двор, она не выпускала, не попотчевав.