Непреклонные - Инна Тронина

— Оказалось, что этот самый Васька Попов не из их класса!

Перекрикивая магнитолу, я навалилась на овальный стол, заставленный тарелками и бутылками. Мы пировали уже три часа, поздравляли Милу, дарили ей коробки и свёртки, а потом пили и ели.

У меня так и не нашлось времени подобрать подарок, и мы с дочкой ограничились букетом розовых роз, а также бутылкой шампанского «Князь Левъ Голицынъ». Шампанское собравшиеся немедленно распили, а розы расставили по всей комнате. Под потолком летали шарики-сердечки, к которым Мила и Денис привязали разноцветные ленты. Всё было очень красиво — как в Новый год.

— Так ты поговорила с этим недоумком? — заинтересованно спросила именинница.

Сегодня она была неотразима в сером бархатном платье с длинными рукавами и в немецких серебряных туфлях. Гарнитур из белого золота дополнял изысканный ансамбль. Людмила отлично выглядела, несмотря на то, что позавчерашняя операция прошла не совсем удачно.

— Интересно, ведь моей пациенткой была как раз Попова Татьяна…

— А мне и сказали, что Вася Попов очень переживает из-за состояния здоровья своей мамы. Его вызвали с урока граждановедения, и он пробубнил, что обижать мою дочь не хотел. И якобы говорил не «идиотка», а «иди, Отка». Директриса слёзно просила меня строго мальчика не судить, у них в семье и так горе. Ребёнок только в пятом классе, а мама в реанимации лежит. Надо бедняжку пощадить, не ругать очень…

— Не надо было ей всё это делать! — Мила поморщилась, потому что сейчас не хотела вспоминать о неприятностях. — Итак, Оту зовём Яной?

— А это уж как тебе больше нравится. Получается, эти Поповы очень крутые? Вообще-то, похоже, слишком перед ними стелятся педагоги.

— Говорила я Татьяне, что у неё носоглотка не в порядке. Нет, настояла, видите ли, потому что им с мужем скоро нужно ехать в Испанию. Кажется, глава семьи держит сеть закусочных в центре Москвы. Не знаю, какие именно, но в любом случае мне может не поздоровиться. Профессор с удовольствием сделает меня козлом отпущения, хоть сам и приказал всё-таки проводить вмешательство. Если не удастся снизить температуру, из клиники мне придётся уйти. Вдруг нам с Денисом придётся от этих Поповых скрываться? Поможешь?

— Конечно, помогу.

Меньше всего мне хотелось, чтобы у Милы возникли неприятности. Значит, я сказала дочке неправду. Вряд ли пятиклассник влюбится во второклассницу. Скорее всего, действительно хотел обидеть. Наверное, у отца базар с кавказцами, и Васька наслушался всяких эпитетов в их адрес. Он твёрдо знает, что «чёрных» надо «мочить в сортире». И начал отравлять существование Октябрине, считая себя борцом за поруганный русский народ.

— А теперь все танцуем! — закричала Мила, вскакивая со стула.

Через минуту действительно отплясывали все. Взрослых у Милы собралось шесть человек — кроме меня ещё пять женщин и девушек. И, разумеется, Денис с Октябриной. Дети то пировали с нами, то удирали посекретничать на кухню. Теперь же они, скинув обувь, скакали по софе, как сумасшедшие. Ансамбль «Золотое кольцо» исполнял песню «Виновата ли я?».

И все мы кружились, выкидывали коленца, хохотали, как будто понимали, что больше вот так, самозабвенно и весело, нам плясать не придётся. Пролетая мимо зеркала, я не узнала себя — в чёрном вечернем платье я была похожа на молодую ведьму. Между прочим, подумала, что неправильно подобрала аксессуары, слишком мрачные и тяжёлые.

А потом про всё забыла, потому что напилась до поросячьего визга и уже не следила за собой. Серенький денёк за окнами навевал тоску, но я старалась не смотреть на осеннее небо, на увядшие листья, которые липли к стёклам и к подоконнику. Мы отбивали чечётку на ковре, и кое-кто скинул туфли, чтобы не прибежали ругаться соседи снизу.

Музыкальный центр стоял в углу, и куча футляров т компакт-дисков громоздилась рядом. Сейчас дуэт Ротару-Расторгуев пел песню «Засентябрило», которая идеально соответствовала обстановке.

— Между прочим, меня хотели назвать Ульяной в память прабабушки, — заводя под потолок хмельные глаза, говорила Мила.

Она, наплясавшись, упала на стул и сейчас обмахивалась японским веером. Другие тоже понемногу остывали, и я первая догадалась открыть форточку.

— Но кокочка настояла на том, чтобы я стала Людмилой, раз родилась в этот день…

— Тебя хотели назвать Ульяной? — удивилась чёрненькая девушка в светло-сиреневых нарядных брюках и таком же пиджаке.

— А чему ты удивляешься? Тогда деревенские имена были в моде. Спасибо кокочке, а то бы сейчас не знала, что делать!..

— Пришлось бы имя менять, — сказала ещё одна, очень удачно выкрашенная в то красного дерева дама.

Потом я поняла, что она носит накладку, продевая в её дырочки свои короткие волосы.

— По себе знаю, ведь раньше меня звали Матрёна. Тоже в честь бабули, дожившей до ста пяти лет. Потом пришлось на Марианну менять. И сколько таких случаев!

— Сочувствую.

Мила, уже в который раз, посмотрела на часы. Потом перевела взгляд на телефон и нетерпеливо тряхнула локонами.

— Не понимаю, почему она не звонит. Ведь всегда с утра поздравляла…

— Ты тётю имеешь в виду? — удивилась Марианна.

— Да, она ведь каждый год в этот день сразу к телефону бежала. А потом и семнадцатого августа, чтобы Дениса поприветствовать. Ох, девчонки, ведь именно кокочка меня заставила родить! Всё так ужасно было, папа в аварию попал на Васильевском острове. А у меня свадьба сорвалась, к которой уже всё было готово. Если бы не тётя Наташа, не знаю, как бы мы это пережили.

Мила сцепила на скатерти тонкие пальцы с невероятно длинными накладными ногтями. Свои она не могла отрастить, потому что часто приходилось оперировать и делать процедуры.

— Кокочка своих детей бросила на Урале, примчалась, попеременно со мной и мамой дежурила у постели отца. И всё уговаривала меня оставить ребёнка, не губить невинную душеньку. Она в этом плане человек принципиальный. Имеет восьмерых детей от первого брака и одного — от второго.

— Действительно, героиня! — вмешалась полная, как калач, сотрудница Милиной клиники. Она всё время смотрелась в зеркало и проверяла макияж. — Мне и одного не поднять, несмотря на помощь родителей…

— Она вообще необыкновенная! — Мила грустно взглянула на меня, будто только я её и могла понять. — Они ведь с мамой погодки, а кажется, что Наталья много старше. Мать их, Пелагея Трофимовна, много болела и рано умерла. И за старшую в семье осталась моя будущая кокочка. Отец, Лазарь Михайлович, был человеком добрым, но слабохарактерным. Сторожил молочную ферму и сильно сил с дружками. Делами дочерей не интересовался, но и с них ничего не требовал…

Магнитола пела «Потому что нельзя быть на свете красивой такой…», а мы слушали Милу. И боялись неосторожным словом, движением, даже вздохом спугнуть ей откровенность. Все остальные, приехавшие поздравлять Милу, точно так же как и я ничего о ней не знали. Болтушка и хохотушка сумела утаить от всех самое своё сокровенное, а почему-то сегодня вдруг решила приоткрыть душу.

В открытую форточку ворвался холодный ветер с каплями дождя. Цветы на подоконнике закачались, и пластиковый стаканчик с отростком аралии опрокинулся. Я подошла, поставила его на место, вытерла лужицу.

— Наталья младшую свою сестрёнку Свету, мою маму, сама повезла в Ленинград. Пока та сдавала экзамены в Технологический институт, готовила ей обеды, всячески опекала, не давала даже чай вскипятить. Переживала за абитуриентку так, как иная мать не переживает. Они сняли комнату на улице Фаворского — Наталья не пустила Свету в общежитие, несмотря на то, что иногородним давали там места. Светлана поступила с первого раза — во многом благодаря сестре. У них о Гражданке остались приятные воспоминания. И получилось так, что на проспекте Науки, в кооперативной квартире, со своей матерью жил многообещающий аспирант Виталий Оленников. Потом свекровь Светлане с мужем эту квартиру оставила, а сама уехала к родственникам в Липецкую область. Я почти всю жизнь провела там — и в детский сад ходила, и в восемьдесят восьмую школу. Мама говорила, как тётя в ночь моего рождения под дождём у приёмного покоя дежурила, не могла заснуть. Папу в командировку услали, а она вот так… Пока не узнала, что всё в порядке, не ушла домой. Встретила сестру из роддома и сразу же меня в область повезла — крестить. Отец был членом партии, так что решили не впутывать — всё-таки диссертацию собирался защищать через две недели. И поначалу кокочка задержалась в Ленинграде, хотя у самой на Урале оставались две дочки — Пашка и Фрося. Приняла на себя всю тяжесть ещё не привычных для Светы хлопот. Дала сестре окрепнуть, втянуться в это дело, почувствовать себя матерью. Точно так же она и мне помогала — с Денисом…

Дети потихоньку заползли на стулья и тоже стали слушать, не забывая потаскивать со стола мандарины, яблоки и конфеты. Денис был в красивом клетчатом костюмчике, очень шедшем к его светлым волосам. Костюм был строгий, в зеленоватых тонах, со штанишками до колен и «бабочкой» у ворота рубашки. Моя Октябрина надела новый сарафане из ярко-розовой джинсы, а волосы прижала обручем с множеством заколок.