Туман-Озеро - Михаил Федоренко

— Значит, без души жить будем.

Терехин снял перчатку, вывернул ее наружу теплой влажной от пота шерстью, поднес к носу.

— Обойдусь без тебя… Дашь понюхать Амуру. Понял? — Иван бросил на своего напарника неприязненный взгляд.

— Да этот зверь меня разорвет! — испугался Очкасов. Потом что-то сообразил и зашарил по карманам. — Нужно волочь перчатку за собою по снегу… У меня где-то была бичевка…

— Знаю… У меня тоже разные канаты водятся.

Терехин достал из кармана тонкую, но прочную бичевку метров двух длины и крепко привязал перчатку.

— Не отрывай от земли до будки… Амур поймет в чем дело и тебя не тронет… Только не трусь.

Очкасов спешил уйти. Он боялся, как бы Терехину опять что-нибудь не взбрело в голову.

— Ступай! — сказал тот и бросил перчатку на снег. — Оставь мне свою! Эх!.. Обрадовался…

Но слова Терехина заглушил свист ветра. Очкасов даже не оглянулся.

9

Пограничник лежал за трехпалой корягой. Вьюга то с одной, то с другой стороны набрасывалась на бойца, слепила глаза, жгла лицо.

Коряга содрогалась всем своим задубевшим на морозе причудливым телом и временами, казалось, кричала человеческим голосом. Терехин еще никогда не испытывал такого чувства, как сейчас. Он готов был поверить, что не коряга ревет, а он сам кричит неистово и вызывающе.

Терехин не переставал вглядываться в сторону проруби, которая в ночном сумраке напоминала заскорузлый шрам на смутно видневшемся льду реки.

Ветер, перед тем как стихнуть, обычно меняет направление.

Раньше он дул Терехину в лицо, а потом стал заходить в спину.

Где-то к середине ночи вместе с порывами вьюги донеслись с левого фланга заставы отдаленные выстрелы.

«Банда уже орудует там», — подумал Терехин и весь напрягся. Сильнее приник к коряге. Ему почудилось, что лед на реке словно постанывает… Пограничник пристально всмотрелся в темень. И тут же почувствовал, что рубаха прилипла к спине. Стало жарко. Из ночной мглы одна за другой на Бурунче появились человеческие фигуры, смутные и непередаваемо зловещие.

«Амур, ты балуешь? Всегда с фокусами… Ну, сиди, сиди. Знаю, что ты уже здесь и не подведешь меня», — мысленно успокаивал себя Иван, стискивая зубы. Бойцу казалось, что его кто-то трогает зубами за шинель на спине.

Неизвестные двигались гуськом. Невдалеке от входа в Холодное Гирло они остановились. Постояли. Один — выше остальных на целую голову — шагнул к проруби, постучал о лед каблуком. Подумал и повел группу в обход, к такому же утесистому выступу берега как и тот, на котором притаился Терехин.

Вскоре из-за берегового выступа донеслись глухие удары топоров.

«Главарь приказал рубить лозу… Подождем, Амур, и приготовимся», — Терехин неторопливо вытер с казенной части винтовки снег, подумал: снять со ствола колпачок или нет? Снял, ствол прикрыл перчаткой.

Терехин делал все это машинально. Перед глазами маячили знакомые картины: то он рубит дрова, то стоит перед капитаном и ничего не может рассказать про свою область…

Неизвестные показались опять. Они приволокли что-то похожее на мат и перекинули через прорубь; двое осторожно перешли по настилу на лед Холодного Гирла.

— Больше ждали, а теперь не долго осталось… Сиди, торопыга, — уговаривал Терехин Амура, хотя твердо знал, что уговаривает только себя одного.

Все нарушители уже перебрались через прорубь.

«Приготовься, Амур!» — Терехин подтянулся на локтях поближе к коряге и стал медленно выдвигать винтовку.

Главарь махнул рукою, темная кучка шевельнулась бандиты кинулись врассыпную.

— Стой! — приказал Терехин, как это требовалось по уставу.

Но нарушители имели, видимо, свое особое мнение насчет устава. Двое из них бросились к обрыву и поползли вверх, остальные открыли стрельбу. О корягу звонко шлепались пули, лицо Терехина обдали осколки льда и щепки дерева.

Двое бандитов на обрыве! Иван нажал крючок. Грянул выстрел. Один из врагов скатился вниз. Его спутник с топором в руке, припадая к снегу, подползал к пограничнику… Терехин суматошно дергал рукоятку затвора, перезаряжал винтовку.

Вот локти нарушителя поднялись на уровень косматого треуха, а лезвие топора взлетело еще выше!..

В последнюю долю секунды Иван увидел Катю. Ему даже почудилось, что односельчанин Стенька Копчик занес над головою… только не кнут, а топор!..

— Гах!.. — выдохнул нарушитель. И сталь о сталь выкресала искры!

В тот самый момент, как лезвие топора начало опускаться, Терехин рванулся вперед и вонзил штык в приподнявшегося врага. Но и топор сделал свое дело: скользнув по винтовке, снес рукоятку затвора и как огнем обжег Терехину кисть правой руки…

С шинели вскочившего бойца, как мерзлые воробьи, посыпались отсеченные пальцы, онемевшая рука беспомощно скользнула по прикладу.

Как мешает плащ! — чуть не заплакал Иван.

Трое нарушителей уходят, а он бессилен…

Пограничник взял винтовку между колен; левой рукой надел брезентовый капюшон на один из отрогов коряги и присел, — плащ послушно сполз. Обрадованный боец приник всем туловищем к коряге. «В патроннике есть патрон!!» — вспомнил Иван.

На беспомощную, истекающую кровью правую руку Терехин положил винтовку, как на упор, и стал целиться. «Один патрон! Всего один патрон!»- звучало в сознании. Трое нарушителей бежали вверх по Гирлу; вот-вот их скроет темная грива камышей. Пограничник ловил па мушку среднего.

Гирло было узкое, убегающие почти касались друг друга плечами… Выстрел!.. Винтовка дернулась в сторону раненой руки; крайний справа нарушитель свалился.

— Амур, наперерез! — закричал каким-то совершенно незнакомым голосом Терехин и не сошел, а съехал с обрыва. Он в это мгновение твердо верил в присутствие своего четвероногого друга.

Лед стонал под сапогами бойца. Иван остановился…

Двое бандитов, суматошно цепляясь друг за друга, лезли на крутой обрыв. Они, видимо, решили, что стрельба привлечет наряды и поэтому углубляться по узкому гирлу невыгодно: оно может оказаться ловушкой.

— Стой! — крикнул Терехин. В нем окрепла странная уверенность, хотя рукоятка затвора отбита и нечего было и думать перезарядить винтовку одной левой рукой.

Над головами нарушителей что-то темнело, свисая с обрыва. Потерявшему много крови Ивану это «что-то» показалось притаившейся собакой.

— Амур! Взять их! — крикнул боец. Оба бандита, как по команде, выстрелили: один вниз, в Терехина, а второй — вверх, в темный выступ.

Иван ухватился за грудь, а бандиты с засыпанными землею и снегом глазами упали на лед.

— Руки вверх! — пересиливая в груди жгучую боль, скомандовал Терехин. Нарушители во время падения потеряли оружие; они поспешно встали па ноги: один повис над Иваном своими вылезшими из рукавов и угрожающе шевелящимися руками, другой выбирал момент, чтобы броситься пограничнику под ноги.

На какую-то долю секунды Терехин повел глазами. Только теперь он понял, что он один, совершенно один.

Он поник. Этим воспользовались враги: один бросился пограничнику под ноги, а второй изготовился навалиться на него сверху.

Терехин, как бы удивленный их поступком, спокойно отступил и на голову низкорослому опустил приклад винтовки; чтобы не быть придавленным вторым нарушителем, истекающий кровью боец присел, прижался всем телом к поставленной торчмя винтовке…

Холодное Гирло огласил крик ярости и боли…

Вероятно, уже было близко к утру, потому что вьюга давно стихла; на сером небе, как на вытертой до дыр шинели, серебряной медалью высветилась луна. На ее круглом диске, словно в память о проходившей на земле схватке, были как бы высечены человеческие фигуры: одна неуклюже держала другую на штыке!..

10

Во второй половине ночи наряды задержали двух нарушителей. Капитан приказал своему помощнику собирать участников поимки, а сам, со связным, поспешил на заставу. Только послышался скрип его лыж во дворе, как стал выть и рваться Амур.

— Терехина! — приказал начальник заставы.

— Его нет, товарищ капитан. Он в районе Холодного Гирла, — доложил дежурный. — Очкасов только что прибыл за сменой. — Терехин дал ему свою перчатку, просил отвязать Амура, но Очкасов в темноте потерял перчатку по дороге…

— Всех свободных на лыжи! — крикнул начальник заставы.

Капитан вонзил шипы лыжных палок в утоптанный снег и одним прыжком повернулся к воротам. От него не отставал Сизов.

Пограничники спешили к устью Холодного Гирла по той же дороге, по которой ночью возвращался на заставу Очкасов.

Начальник заставы, увлекаемый Амуром, бежал изо всех сил. Он за ночь не сомкнул глаз, все время был на ногах, но сейчас некогда было думать об отдыхе.