Тайны Циты. 2. Декоративка. Книга 2 (СИ) - Грин Агата

 — О какой помощи они просили?

 — Слего сначала выспросил, когда и где я богов слышу да в какое время. Я ему все рассказал, и он сразу приказал вещи собирать, еду, все дела. Нехорошо это было все… Да, нехорошо. Они закон попрали, от Слего девчонка беременная была, не от Хауна, это я точно знаю. Вот и бежали…

 — Но все равно ты помог им, да?

 — Я хоть и молодой да пустоголовый был, да понял сразу: если я не подсоблю, то им конец. И про себя сразу смекнул, что не просто так  Слего меня в это место поселил… Это же не простое место-то. Мне местные растолковали, что иногда дикарки да беглянки встречаются, как живые, так и мертвые. До Мэзавы недалеко, и тайных путей несколько, но далеко не все доходят до цели живыми. И боги, конечно, часто показываются, доводят до смерти или сумасшествия грешников… Оно все больно сложно,  ты не поймешь…

 — Еще как пойму! Расскажи про богов!

Треден покачал головой и продолжил рассказывать про Слего:

 — Я пригодился Слего с мэзой как рабочая сила: взял вещи свои, ихние, оружие, да пошли мы. Слего нас сам вел, пока мы не услышали богов; ни-ов, как сейчас помню, сначала обрадовался, побежал к богам, а как ближе подошел, весь померк, обессилел, и буркнул что-то про ошибку и блуждание врат. Я еле успел его оттащить, а то бы боги его того, совсем сгубили…

 — Блуждание врат?   — уточнила я; я вся превратилась в слух и ловила каждое слово бородача.

 — Да… Буркнул он это, и к мэзе, успокаивать. Та ревет и говорит: умрем, казнят… Он ее успокаивает и говорит – у меня карта есть, до Мэзавы дойдем, в живых останемся. Пошли мы в Мэзаву. Долго шли, тяжело – да и как иначе с беременной мэзой? Живот у нее огромный был…

 — Может, ты до нее просто не видел беременных?

 — Видел декоративок пузатых, но у этой мэзы большой живот был, особливо по сравнению с ней самой, худосочной бедняжкой. Все равно красивая была,  — проговорил Треден, пребывая во власти воспоминаний,  — беленькая, нежненькая, с огромными желтыми глазами…

 — Желтыми? Как у Зена?

 — Да,  — очень тяжко вздохнул Треден.  — Глаза у него как у нее, один в один.  Только у девочки той взгляд был  добрый, ласковый, пуганый,  а у Зена с малолетства дикость в глазищах горит… и злость. Будто знает, как с ним обошлись после рождения.

 — Как? Как с ним обошлись?

Птенец снова попытался клюнуть меня, но я внимания не обратила, захваченная рассказом.

 — Дошли мы до Мэзавы,  только сами этого не поняли, думали, что блуждаем, что карта врет, — продолжил Треден. — У девочки желтоглазой  роды начались. Мы расстелили ей прямо в  кустах плащ, уложили… Я пошел воду искать, Слего с ней остался. Ох, Ирина… как же долго я искал, как долго… Когда я вернулся…   — мэнчи замолк и опустил глаза.

 Я не посмела его торопить. После  недолгого молчания Треден уже другим, более сухим голосом закончил:

 — Когда я вернулся, в кустах было натоптано и кровища.  Слего… я насчитал пять ударов в грудь. Парня убили, оскопили, а то, что отрезали, сунули в рот. Еще с плеча срезали татуировку ни-ов и бросили рядом, как тряпочку… Опорочили, осквернили человека… Он такой смерти не заслуживал.

 Я протянула руку и опустила на плечо Тредена. Мэнчи поднял руку и опустил  на мою ладошку. Я почувствовала, что его теплая шершавая ручища дрожит.

 — Вот тут-то я и понял, что мы на месте, что мы в Мэзаве. Нас засекли,  — глухо промолвил Треден.  — Надо было бежать, спасаться, но я не мог уйти, оставив так Слего. Я кое-как вырыл яму да похоронил его… Мне не было страшно, что меня найдут и так же разделаются. Я был зол, Ирина. Я не понимал, к чему такая жестокость. Закончив, я отправился домой и по пути уловил слабый писк в траве… Склонился, а там младенчик. Страшный, в кровище и слизи. Потом  нашел место, куда они отволокли мэзу, где она родила. Там тоже кровь была, но меньше, и следы всякие… Она родила ребенка, и это оказался мальчик. Они взяли да выкинули его... Даже не смилостивились на быстрое убийство…

  — Боже мой, — выдохнула я, и Треден тут же среагировал, но не так, как обычно. Вместо того чтобы ругать меня за то что я упоминаю бога, он произнес возбужденно:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

 — Боги увидели это, и послали меня на спасение Зена. Да, да! Я тогда сокрушался, что ушел за водой надолго, но ведь это и спасло Зена. Приди я раньше, меня бы убили вместе с ними… а так мы спаслись, и теперь Зен – сильный мужчина. Теперь при встрече бояться надо им.

Услышав в голосе мэнчи несвойственную ему  злорадность, я сказала:

 — Я не хочу никого оправдывать, Треден, но, думаю,   понимаю, откуда такая жестокость. Некоторым декоративкам все-таки удавалось сбежать в Мэзаву, и они наверняка рассказывали, как с ними обращались: клеймили, насиловали, били, продавали, как вещи… Жестокость порождает жестокость.

 — Знаю я… В Империи нехороший порядок и жизнь тяжелая. Но что-то я не слыхал, чтобы младенцев безвинных выбрасывали умирать, если те были не того пола. У нас выхаживают всех, даже больных и уродов. Каждый человек  имеет право на жизнь! Каждый чем-то ценен.

  — Эх, Треден… В идеальном мире, наверное, так и есть – каждый ценен и царит доброта. Но даже там, откуда я родом, когда то во время войн детей врагов на колья поднимали. Что-то есть темное и неконтролируемое в самой нашей человеческой сути…

 — Вот именно. Вот зачем я тебе это рассказываю. Любят у нас болтать о том, что в Мэзаве все добрые да хорошие. Но это не так!  Даже если ты сама мэза, тебе надо быть осторожной. Если мы с Зеном попадемся  местным на глаза, нас прикончат сразу, но ты – другое дело. Они тебя не тронут. Но осторожность не помешает все же.

 — Кстати, вопрос. Как это ты решился на такое опасное путешествие? Ведь знаешь, чем это может кончиться.  

 — Сказать по правде,  — признался Треден,  — у меня такое чувство, что все повторяется: молодые дураки, бегство, Мэзава…  Вот я и пошел с вами, приглядывать. Может, боги меня вам в защитники назначали. Может, снова мне доведется кого-то спасти.

 — Э-э, нет!   — возмутилась я.  — У нас совсем другая ситуация.   Так что, пожалуйста, давай без всего этого.  И вообще, настройся на позитивный лад! Вы с Зеном доберетесь, куда хотели, а я – куда хочу я, и все будут довольны.

Бородач  хмыкнул, всем своим видом выражая сомнение.  Да и мне,  в общем-то, стало не по себе от его рассказа. Уже второй человек предостерегает меня насчет Мэзавы. Но больше мне некуда идти… разве что домой. Но как попасть домой?  Увы, пока у меня нет ясного ответа, одни только домыслы да предположения.

Мы продолжили путь с утра. Вьюга, побушевав, унесла с собой морозы; заметно потеплело, и снег стал снова мягким, податливым. Мы шли за Зеном по дороге, которую он выбрал для нас вчера – с одной стороны горы, с другой – лес, а впереди неизвестность.  Как человек, совершенно не приспособленный к таким переходам, да к тому же плоховидящий,  я просто тащилась вслед за мэнчи, старалась не выронить лыжи из рук, надеялась, что птенец не поднимет ор, требуя очередного кормления, и вздрагивала от каждого звука. Мне казалось, что ослепительные снега в горах только и ждут момента, чтобы сойти да погрести нас под собой.  В дополнение ко всему этому,  у меня еще и началось расстройство кишечника, что неудивительно, если вспомнить, чем мы питались последние дни.

Недовольство изливалось из меня порционно, горестными вздохами.  Я притормаживала, когда низ живота особенно чувствительно прихватывало, прикидывала, куда можно отбежать в случае, так сказать, «аварии», и ненавидела весь окружающий мир и саму себя в придачу. На кой черт я поехала на Алтай? Почему не послушала себя и не улетела в теплые края греть бока? Не было бы тогда никакого перемещения, не было бы тогда никакой Циты!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

 Зен остановился и, повернувшись ко мне, спросил:

 — Что с тобой?  Еле плетешься, вздыхаешь.  

 — Со мной Цита, — угрюмо пробурчала я, глядя на мэнчи исподлобья. 

 — Что? — не расслышал он.

 — Живот болит! — рявкнула я.