Базар житейской суеты. Часть 4 - Уильям Теккерей

Экономія въ хозяйствѣ значитъ очень много, и если вы съ умѣньемъ станете распоряжаться небольшимъ запасомъ наличныхъ девегъ, то дѣла ваши, по крайней мѣрѣ на время, пойдутъ блистательно на Базарѣ Житейской Суеты. Мы думаемъ и даже убѣждены, что вечернія собранія мистриссъ Бекки, которыя, впрочемъ, были не слишкомъ многочисленны и часты, стоили этой леди довольно дешево, особенно, если взять въ разсчетъ, что она платила наличными деньгами чуть-ли не за однѣ только восковыя свѣчи. Гемпширская мыза милорда Стейна и Королевина усадьба въ изобиліи снабжали ее дичью и садовыми плодами. Погреба лорда Стейна находились въ полномъ распоряженіи мистриссъ Бекки, и знаменитые повара Гигантскаго дома президентствовали на ея кухнѣ, или, по приказанію милорда, изготовляли у себя дома разныя снадобья для полковничьяго стола.

Стыдно злословить честныхъ людей, и я торжественно протестую передъ публикой противъ всѣхъ этихъ клеветъ, взведенныхъ на мою героиню. Десятая развѣ доля могла заключать частичку правды изъ всего, что о ней говорили. Что же изъ этого? Неужели мы станемъ выгонять изъ своего общества всѣхъ и каждаго, кто попадетъ въ неоплатные долги? Но въ такомъ случаѣ, повѣрьте мнѣ, міръ превратится въ необозримую пустыню, и на Базарѣ Житейской Суеты будетъ страшная тоска. Еслибы мы стали заглядывать въ кошелекъ своего собрата, и допытываться, чѣмъ и какъ онъ промышляетъ, ближній тогда возсталъ бы на ближняго, милостивые государи, и плоды современной цивилизаціи уничтожились бы навѣки. Ссорамъ, сплетнямъ, дракамъ не будетъ и конца; дома наши превратятся въ пещеры, и мы принуждены будемъ ходить въ рубищахъ и лохмотьяхъ. Балы и вечернія собранія прекратятся; купечество обанкрутится; промышленность исчезнетъ. Вино, восковыя свѣчи, бѣлила, румяна, брильянты, парики, наколки, ленты, булавки, бронза, фарфоръ, блестящія коляски съ вороными конями, все, все безъ исключенія отправилось бы къ чорту, еслибы свѣтъ вздумалъ принимать только тѣхъ, кто нравится, и тщательно избѣгать тѣхъ, кого злословятъ. Но этого не будетъ. Взаимная терпимость утверждена съ, незапамятныхъ временъ на обоихъ полушаріяхъ планеты, и такой порядокъ дѣлъ будетъ продолжаться до скончанія вѣковъ. Позлословить своего ближняго не мѣшаетъ отъ скуки, или, отъ нечего дѣлать, и вы можете даже назвать его иногда негодяемъ; но неужели вы станете желать, чтобы повѣсили его на первой висѣлицѣ? Нѣтъ, нѣтъ, вы этого не хотите. Совсѣмъ напротивъ, вы терпите его въ своемъ обществѣ, и пожимаете ему руку при встрѣчѣ съ нимъ на дорогѣ. Если, притомъ, у него отличный поваръ и хорошее вино, вы рады обѣдать у него чѣмъ чаще, тѣмъ лучше. Вотъ отчего торговля процвѣтаетъ, цивилизація идетъ впередъ, модистки торжествуютъ, магазинщики блаженствуютъ, и виноградники мистера Лафита съ каждымъ годомъ принимаютъ обширнѣйшіе размѣры.

Въ тѣ блаженныя времена Георга IV, которыя мы имѣемъ ечастіе описывать, великосвѣтскія леди носили gigots и вплетали въ свои волосы огромныя гребенки наподобіе черепаховыхъ лопатокъ, между-тѣмъ какъ ныньче у нихъ — простенькіе рукавчики и плѣнительные вѣнки на головахъ. Вотъ, кажется, и вся существенная разница, произведенная четвертью вѣка въ нравахъ и обычаяхъ модныхъ людей. Ихъ образъ жизни и эстетическія наслажденія такія же теперь, какъ были и тогда. Неизмѣняемость основаній и незыблемость принциповъ — ихъ существенныя свойства. Никто, по крайней мѣрѣ, не будетъ опровергать этой истины въ отношеніи къ наилучшимъ представительницамъ прекраснаго пола. Когда мы, скромные члены средняго сословія, смотримъ на этихъ воздушныхъ нимфъ, онѣ прсдставляются намъ существами неземными, снизлетѣвшими сюда изъ другой планеты, и наслажденія ихъ отуманивають. наши взоры. Вотъ почему, имѣя въ виду доставить сердечное утѣшеніе своимъ братьямъ и сестрамъ по происхожденію, я рѣшился описать здѣсь похожденіе возлюбленной нашей Бекки, ея борьбу, тріумфы, надежды, неудачи, съ которыми она, какъ и всякая смертная, одаренная талантливою душою, должна была сталкиваться на подмосткахъ житейскаго базара.

Въ эту эпоху перешла къ намъ изъ Франціи весьма пріятная забава играть въ шарады, быстро распространившаяся въ джентльменскомъ кругу, такъ-какъ многія леди находили въ ней для себя превосходный случай обнаружить свои прелести, и нѣкоторыя даже могли тутъ выставить напоказъ свою проницательность и умъ. Милордъ Стейнъ, дѣйствуя по указанію мистриссъ Бекки, считавшей себя равномѣрно и прекрасною и остроумною, рѣшился задать въ Гигантскомъ домѣ блестящій балъ, гдѣ, между прочимъ, будутъ представлены нѣкоторыя изъ этихъ миньятюрныхъ драмъ, доставляющихъ столько богатой пищи и сердцу, и уму, и воображенію, и чувству. Мы осмѣливаемся отворить для читателя двери въ это великолѣпное собраніе, причемъ съ прискорбіемъ извѣщаемъ всѣхъ, кому вѣдать надлежитъ, что это уже послѣднее soirée въ джентльменскомъ вкусѣ, гдѣ благосклонный читатель будетъ присутствовать на Базарѣ Житейской Суеты.

Часть блистательной залы, составлявшей картинную галлерею Гигантскаго дома, превратилась въ шарадный театръ. Для этой же цѣли употребляли ее въ бывалыя времена еще при Георгѣ III. Здѣсь былъ, между-прочимъ, портретъ самого маркиза Гиганта, нарисованнаго во весь ростъ, съ напудренными волосами и розовыми лентами, въ римскомъ вкусѣ, какъ думали тогда. Художникъ уловилъ тотъ моментъ, когда маркизъ торжественно выступаетъ на сцену въ роли Катона изъ трагедіи мистера Аддисона. Эта трагедія была разыграна здѣсь въ присутствіи принца валлінскаго, принца Вилльяма Генриха, и епископа оснабургскаго. Кулисы и декораціи были опять, для этого торжественнаго случая, примесены сюда съ чердаковъ, гдѣ онѣ лежали дѣсколько десятковъ лѣтъ, покрытые густыми слоями пыли,

Молодой Бедуинъ Сандсъ, въ ту пору изящный денди и восточный путешественникъ, сдѣланъ главнымъ распорядителсмъ спектакля. Титулъ восточнаго путешественника звенѣлъ вообще слишкомъ громко въ тогдашнихъ ушахъ, и мистеръ Бедуинъ, прожившій нѣсколько мѣсяцевъ подъ палатками пустыни, и потомъ издавшій свои путевыя впечатлѣнія in-quarto, справедливо считался весьма замѣчательнымъ джентльменомъ между лучшими людьми. Должно замѣтить, что къ его изданію приложены были разнообразные рисунки восточныхъ костюмовъ, и притомъ онъ путешествовалъ въ сопровожденіи Негра весьма непривлекательной наружности, точь въ точь, какъ другой Бріанъ де-Буа-Гильбертъ. Такой путешественникъ, какъ Бедуинъ, съ его костюмами и чернымъ слугою, послужилъ, въ настоящемъ случаѣ, драгоцѣннѣйшею находкой для Гигантскаго дома.

Онъ выполнялъ первую шараду. Знатный Турокъ, съ огромнымъ тюрбаномъ на головѣ (предполагается, что янычары еше существуютъ, и тарбушъ не вытѣснилъ древняго и величественнаго головнаго убора правовѣрныхъ), лежитъ на диванѣ и куритъ наргиль, то есть, благовонный курительный порошокъ, изъ уваженія къ щекотливому обонянію дамъ. Турецкій сановникъ зѣваетъ немилосердо, и обнаруживаетъ разнообразные признаки скуки и лѣни. Вдругъ онъ хлопаетъ въ ладоши. Является Мицраимъ, Нубіецъ, съ голыми руками, кинжаломъ, ятаганомъ и другими восточными украшеніями. Онъ высокъ, дороденъ, отвратителенъ, гадокъ. Мицраимъ дѣлаетъ селямъ передъ милордомъ-агой.

Смѣшанныя чувства наслажденія и ужаса овладѣваютъ публикой. Дамы перешептываются. Черпый невольникъ подаренъ Сандсу Бедуину египетскимъ пашою въ промѣнъ за три дюжины бутылокъ мараскина. Мицраимъ такъ часто зашивалъ одалисокъ въ мѣшки и топилъ ихъ въ Нилѣ.

— Пусть войдетъ продавецъ невольницъ, говоритъ турецкій ага, дѣлая повелительный жестъ рукою.

Мицраимъ представляетъ продавца невольницъ передъ ясныя очи аги. Съ нимъ входитъ женщина, закрытая покрываломъ. Купецъ сдергиваетъ покрывало. Трепетъ восторга пробѣгаетъ по всей залѣ. Невольницу представляетъ мистриссъ Уинкъуорсъ, леди съ прекрасными волосами и глазами. На ней великолѣпный восточный костюмъ: ея черные локоны унизаны брильянтами; золотые піастры блестятъ на ея платьѣ. Ненавистный поклонникъ Мухаммеда плѣняется ея красотой. Она падаетъ на колѣни, и умоляетъ агу возвратить ее въ горы, туда, гдѣ она родилась, гдѣ возлюбленный ея, молодой Черкесъ, оплакиваетъ отсутствіе своей Зюлейки. Но закоснѣлый Гассанъ не внемлетъ мольбамъ красавицы. Онъ смѣстся, когда она говоритъ ему о своемъ женихѣ. Зюлейка закрываетъ руками свое лицо, и принимаетъ позу очаровательнаго отчаянія. Уже нѣтъ для нея никакой надежды, какъ… какъ вдругъ выступаетъ на сцену кизляръ-ага.

Кизляръ-ага приноситъ письмо отъ султана. Гассанъ получаетъ и кладетъ себѣ на голову страшный фирманъ. Смертельный ужасъ потрясаетъ его члены, между-тѣмъ какъ лицо Негра (тотъ же Мицраимъ, только въ другомъ костюмѣ) проникается дикою радостью. «Пощади! пощади!» кричитъ паша; но кпизляръ-ага, дѣлая страшную гримасу, вынимаетъ роковой снурокъ.