Женатый мужчина - Пирс Рид

— А отец?

— И он с ней.

— Еще бы, как не выпить с миссис Сьюэлл.

— А почему им отказывать себе в удовольствии из-за нас?

Оставшуюся часть пути до Бьюзи, где жили родители Клэр Стрикленд, они молчали. Дома оказалось, что родители — Элен и Юстас Лох — уже легли спать.

— Ты ужинал? — спросила Клэр мужа.

— Нет.

— Мог бы поесть в поезде.

— Не было вагона-ресторана.

— Почему?

— Забастовка.

— Рыбную запеканку, кажется, доели. Придется тебе обойтись омлетом.

На кухне Джон сел за стол с выражением такого страдания и вселенской скорби, что больше походил на распятого Христа, нежели на адвоката из Лондонской коллегии, да и у Клэр, которой редко изменяла выдержка, лицо было злое, а глаза колючие — слишком уж не хотелось ей в третий раз за день становиться к плите.

Она молча сидела за столом, пока он ел, затем убрала тарелку и, не проронив ни слова, пошла наверх принимать ванну. Через двадцать минут поднялся Джон, вымылся в той же воде — привычка, оставшаяся с первых дней их совместной жизни, — и лег рядом с женой на продавленную двуспальную кровать в комнате, которая предназначалась у Лохов для гостей. В постели они коснулись друг друга подобием поцелуя, обнялись — опять-таки привычка, не больше, — и выключили свет.

Глава третья

Проснулся Джон в таком же дурном настроении. С самого утра его все раздражало — дети, Том и Анна, с визгом ворвались к родителям, бросились на кровать, после чего затеяли шумную игру в салки; он выставил их за дверь, но они каждые пять минут возвращались, чтобы ябедничать друг на друга, ссориться или со свойственной детям неожиданной сменой настроения ластиться к полусонному отцу, пока им это не надоело и не захотелось в туалет. Тогда они понеслись туда, а затем вниз — завтракать.

В кухне Джон нос к носу столкнулся со своей тещей, Элен, которая даже теперь, после двенадцати лет их с Клэр супружества, не скрывала при встречах своего разочарования: она надеялась на лучшую партию для своей дочери. Тут же из сада появился и прошествовал к столу его тесть, отставной генерал, снедаемый желанием обменяться мнениями о прочитанном в утренних газетах. Элен подала подрумяненные тосты, кофе и омлет — забота, вызвавшая новый приступ раздражения у Джона, поскольку кофе был с гущей (она готовила его так же, как чай), апельсинового сока здесь не водилось, а омлет он уже ел накануне вечером и считал, что избыток яиц, да еще в сочетании с кофе, вреден для печени. Газета, которую Элен ему положила, была, конечно же, «Гардиан», а не «Таймс»[2], к тому же уже измятая тестем, Юстасом Лохом, который, едва Джон открыл ее, приступил к комментариям.

— Джон, — сказал он. — Вот вы — законник. Как вы относитесь к закону о запрете забастовок?

Джон терпеть не мог бесед за завтраком и жалел, что сидит не у себя дома с экземпляром «Таймс», поэтому ответил, что не задумывался на этот счет.

— А по-моему, это жуткая глупость, — сказал тесть, типичный с виду отставник — высокий, подтянутый усач. — Не вижу смысла издавать законы, которые не соблюдаются, а соблюдать вы не заставили, прошу заметить. Позовете на помощь армию? Только не представляю себе, чтобы мой старый добрый полк стал ковыряться в шахте.

— Вовсе не обязательно обращаться к армии, — сказал Джон. — Достаточно штрафов, чтобы отучить профсоюзы от действий, ущемляющих национальные интересы.

— Ясно, мой мальчик, — распалялся генерал. — Только если эти меры придутся им не по нраву, то они опять будут бастовать. Словом, если нельзя подавить забастовки, то лучше с самого начала оставить их в покое.

— Возможно. — Джон попытался сосредоточиться на газете.

— В конечном счете рабочий всегда скорее поддержит свой профсоюз, нежели правительство. И кто может его за это упрекнуть? Ведь именно профсоюзы позаботились о нем в тридцатые годы, когда все правительства — одно за другим — просто умыли руки.

Клэр скучала, лицо у нее было отрешенным, как обычно, когда отец с мужем рассуждали о политике, деньгах или автомобилях, а у Джона такое же выражение появлялось на лице, когда Клэр и ее матушка обсуждали кулинарные рецепты, моды, вопросы садоводства и воспитания детей, ибо, хотя оба супруга исповедовали равноправие мужчин и женщин, каждого занимало лишь то, что входило в традиционный круг интересов их пола.

— И все-таки, — возразил Джон, — как еще призвать тред-юнионы к ответственности, если не силой закона? — Продолжать разговор не хотелось, однако принципы не позволяли ему сдаваться, даже не попытавшись выиграть дело.

— Не знаю, — покачал головой тесть с такой искренней озабоченностью, будто стабильность и процветание Англии зависели единственно от суждений отставного генерала. — Поймите, Джон, хотите вы того или нет, но вся наша система дискредитирована, как бы это выразиться… — он пощелкал пальцами, подыскивая нужное слово, — ходом истории. Прежние ценности — «король», «империя», «иерархическое устройство общества» — все это не просто устарело, нет, уже абсолютно непригодно. Боюсь, это касается и вашей профессии. Рабочий больше не верит в справедливость законов, так что остается лишь разрешить тред-юнионам собственные суды, как это было у церкви в средние века.

— Не слушайте его, Джон, — сказала Элен. — Он нахватался этого у Гая. — Она имела в виду сына.

— Я еще не маразматик, — сказал бригадный генерал и поглядел на супругу так яростно, что та поспешила отвести глаза. Затем, словно устыдившись своей вспышки, он вышел из кухни и зашаркал по мощеной Дорожке к садовой калитке.

— Разве Гай здесь? — спросил Джон.

— Да, — сказала Клэр.

— Где же он был вчера вечером?

— У Масколлов.

— Он тут по пивным ходит, — вздохнула Элен. Она вздохнула не потому, что была трезвенницей и вообще не одобряла спиртное, — ей из снобизма хотелось, чтобы ее двадцатидвухлетний сын если уж пьет, так пил бы в приличных домах, а не в плебейских пивнушках. Новичкам в семейном кругу Лохов (четырнадцать лет назад Джон и был таким новичком) обычно казалось: раз жена носит фамилию своего супруга, то в значительной мере разделяет и его взгляды. Однако прежде чем мать Клэр взяла фамилию Лох, она звалась Элен Дэнси; к сведению же непосвященных (каким в свое время был и Джон), Дэнси — одно из древнейших католических семейств Англии, из тех католиков, что хранили верность папскому престолу не по убеждениям или в силу родственных связей с ирландцами, а просто по традиции, которая уходила своими корнями во времена пыток и преследований при королеве Елизавете, даже до самой Реформации и средневековья, когда все англичане, подобно клану Дэнси, слыли ревностными католиками.

Впрочем, дело было не в особом благочестии. Кое-кто из Дэнси действительно попал на дыбу, виселицу или плаху, но в основном они оставались скорее упрямцами, нежели праведниками, отчего и сиживали в тюрьме, а главное — выплачивали непомерные штрафы, которые за несколько поколений разорили эту богатейшую в Англии семью, превратив ее в мелкопоместных дворян, — все это сторонним людям может показаться довольно туманным, зато объясняет, почему мать Клэр не одобряла походов сына в пивную под вывеской «Солодовый черпак» и предпочитала, чтобы он пил в Чатсворте, Хатфилде или другой большой усадьбе, пусть и разбогатевшей за счет разграбленных некогда католических монастырей.

Циники злословили, что, случись Гаю Лоху удостоиться приглашения на коктейль, а еще лучше — погостить в Чатсворте, Хатфилде или Бергли-Хаус, Элен тут же сменит гнев на милость и простит вероотступникам их грехи в полном согласии с поговоркой «что было, то быльем поросло», ибо ее утонченный католицизм оборачивался на поверку банальным снобизмом. Но протестанты Гая так к себе и не залучили, поэтому вопрос этот остался открытым, но нетрудно представить себе реакцию Элен, когда Клэр, ее прелестная и умная дочь, привела в дом молодого человека, отец которого был провинциальным судьей, пресвитерианцем, а маменька — честолюбивой англиканкой.

Особенно досадно было то, что фамилия у Джона оказалась Стрикленд; эту же фамилию носила родовитая норфолкская семья, и после помолвки друзья Элен принялись допытываться, кем Джон доводится Лорду Н. Приходилось отвечать: никем. Клэр надеялась, что мать, сама вышедшая за незаметного молодого офицера, не станет возражать против брака с начинающим адвокатом — она не знала, что не сумевшие осуществить собственных надежд обычно мечтают о большем для своих детей. От нее не укрылось выражение материнского лица, когда она назвала своего избранника, но Клэр твердо стояла на своем и не приняла родительских возражений относительно скромного достатка Джона и его атеизма. Их обвенчал святой отец-иезуит в католической церкви, а у Элен остался еще Гай, которого она мечтала женить на девице из рода Плауденов, Трокмортонов или Фитцалан-Говардов.