Икс-металл - Роберт Крафт

Разумеется, экспедиция шла за счет богатейшей фирмы «Кэннинг и Компания». Я являлся техническим руководителем экспедиции как инженер. При успехе мне было обещано место директора фирмы и один процент чистой прибыли. Шарль Леонар был проводником: ему тоже был обещан пай нашего предприятия. Кроме нас двоих, и с экспедицией шли еще несколько агентов «Кэннинг и Ко»: некий Билль Снайдер, потом Нед Карпентер, четыре механика и два чернорабочих.

Мы продвигались в сердце австралийского материка. Было начало мая — лучшее время для путешествия по внутренним областям Австралии.

Нужно ли говорить, что мы были снабжены в изобилии всем необходимым для трудного путешествия?

В моем распоряжении находилась чековая книжка фирмы «Кэннинг и Ко», и я получил инструкции:

— Ничего не жалеть, лишь бы достигнуть цели.

Если бы я пожелал, фирма позволила бы мне набрать целый отряд, создать огромный караван.

Но я считал необходимым взять только ограниченное количество людей, зато таких, на верность, опытность, выносливость и храбрость которых я мог положиться.

Ведь самым важным в нашем деле было узнать секрет, а потом сохранить узнанное в полном секрете. Иначе фирма «Кэннинг» рисковала не сделаться монопольной обладательницей секрета.

Мы предполагали, по существу, произвести только предварительную разведку. Добравшись до места, где обитали люди, знающие способ выделки нигилита, мы должны были завязать с ними переговоры и немедленно поставить в известность об этом мистера Кэннинга-старшего. Передачу моего доклада Кэннингу должен был взять на себя человек, наиболее способный к странствованиям по пустыне на электрическом велосипеде, именно Шарль Леонар.

Зная, где именно искать нас, Кэннинг мог немедленно послать не только экспедицию, но и целую армию рабочих, инженеров и, если бы понадобилось, снабдить эту армию надлежащим конвоем хотя бы с кавалерией и артиллерией. Но посылать теперь на поиски нигилита такую армию, само по себе разумеется, было совершенно абсурдным: достаточно было нас самих.

II

Я не желаю утруждать читателя настоящих моих записок…

Впрочем, будут ли эти записки когда-либо и кем-либо в мире прочитаны? Попадут ли они в руки людей, которые смогут их прочесть?

Это далеко не пустой и праздный вопрос.

Но как-то невольно слова выливаются в шаблонные фразы. И так как я пишу мои записки именно в надежде, что они когда-нибудь и где-нибудь все же станут известными цивилизованному человечеству, то я имею право выражаться так, как нахожу нужным.

Итак, я не желаю утруждать внимание моих читателей передачей всех подробностей наших странствований к сердцу Австралии, а буду останавливаться исключительно на важнейших эпизодах. Равным образом, я считаю излишним слишком много места уделять повествованию о некоторых из участников нашей экспедиции: суть-то в том, что, как всегда бывает в жизни, большинство моих спутников играли роль статистов в театре, артистов без речей. Да к тому же иные из них очень скоро окончательно и бесповоротно сошли со сцены. Упомянуть их, помянуть добрым словом, — этим будет исчерпано все, будет исполнен долг.

Зато я считаю необходимым подробнее остановиться на одной фигуре, на характеристике одной личности. Разумеется, это был Шарль Леонар.

Странное впечатление производил на меня первое время этот человек!

Среднего роста, в меру мускулистый, подвижный, совсем еще молодой человек. Лицо по-своему красиво, с резкими чертами. Во внешности какое-то врожденное изящество. В разговоре какая-то даже странная легкость. Иногда способность заинтересоваться как будто пустяком и об этом пустяке проболтать очень долго. А чаще полное безразличие к поднимаемым в его присутствии, быть может, очень важным, принципиальным вопросам. И при этом такое впечатление, как будто ему просто-напросто не под силу разбираться в этих вопросах. Просто они, эти вопросы, не доступны его пониманию.

И вдруг одно слово, меткое, яркое, оригинальное, и усмешка, и искорка в глазах — и тогда окружающие видят, что волнующий их вопрос для Леонара вовсе не вопрос, что он им уже решен, что Леонару просто смешны наши усилия снова решать уже давно решенное.

Еще в дни подготовки нашей экспедиции мне несколько раз пришлось, наблюдая за Леонаром, замечать, что этот человек буквально играет с окружающими. И умеет обводить их, как говорится, вокруг пальца, морочить, двигать ими, как пешками, заставлять плясать под свою дудку. Но только тогда, когда это еще не надоело. А час спустя на лице Леонара ясно видишь выражение пресыщенности игрой. Одного он заставил высказать грубое невежество, сесть, как говорится, в лужу, другого неисповедимыми путями и способами принудил совершить крупную непростительную некорректность. Третьего, которого все окружающие считали за умницу, заставил высказаться, и все увидели, что у умницы только умная маска, а на самом деле он непроходимо глуп. Встретившись с каким-нибудь чванящимся субъектом, Шарль Леонар оживлялся, принимался за свою жертву — и от пышного хвоста индейского петуха начинали лететь перья, покуда сам чванливый петух, ощипанный начисто, не догадывался, что он, петух, сделался общим посмешищем, и тогда стремительно спасался бегством.

И при этом никто из окружающих ни в чем не мог ни упрекнуть, ни даже заподозрить Шарля Леонара в малейшей некорректности. Просто как-то само собой выходило, что в присутствии француза сразу срывались ловко прилаженные маски, линяли, пестрея краски маскарадных костюмов, падали перья.

А потом Шарлю надоедала игра с окружающими, одураченными им, и он бесцеремонно бросал их, предоставляя им собственными силами выкарабкиваться, выползать из той лужи, куда они уселись при его благосклонной помощи.

Мало-помалу мною овладевало странное чувство: я начал, казалось мне, понимать, что такое этот кажущийся чуть ли не ничтожеством француз с красивым бледным лицом, скучающим взором, с легкою речью и обворожительными манерами? И как-то раз, после очень рискованной штуки, проделанной Леонаром с одним американским «ровди», забиякой и дуэлянтом, которого француз в моем присутствии с самым невинным видом поставил буквально в невыносимое и, главное, безвыходное положение, я набрался духу и заговорил с Леонаром, сказав, что я начинаю бояться его, что, по моему мнению, он морочит всех нас, в том числе и меня самого.

— Вас, мистер Шварц? — лениво улыбнулся он. — О, нет! Вас я уже давно оставил в покое. Но, признаюсь, мне-таки пришлось повозиться с вами!..

— Со мной?

— Ну, да! Только не обижайтесь! Право же, я к вам чувствую симпатию. Мне просто хотелось разгадать вас, что я и сделал. Теперь я отлично знаю все ваши особенности, и мне прямо-таки нет смысла, как вы выражаетесь не совсем точно, морочить вас.