Однокла$$ники играли в убийство - Сергей Дышев

– Разумеется, гостям об этом не говорю. Мой принцип – все для клиента, который так истосковался по роскошной и красивой жизни.

Распорядитель подошел к огромной кровати и отдернул занавес.

– Полигон для любви, – пробормотал потрясенный Эд.

– Супружеское ложе. Веками освященное место для таинства, символ вечности уз, спокойствия, отдохновения. Дормиторий, как говорили древние… Это самый роскошный номер. Он выполнен в стиле какого-то там по счету Людовика. Не стану кривить душой – не знаю. По секрету скажу вам: никто не знает, даже искусствоведы, чем отличается канделябр или, скажем, туалетный столик времен Людовика XIV от моды во времена, к примеру, Людовика XVI. Увы, весь этот внутренний антураж – подделка. Но довольно искусная. Все это делалось по спецзаказу на киностудии. Но это, прошу вас, не для печати. Надеюсь, без этих подробностей гласность не пострадает.

– О, да, разумеется! Ведь время гласности для эпохи Людовиков еще не наступило.

– Знаете, моя концепция такова: наш посетитель должен полностью чувствовать себя в мире героев Агаты Кристи, Жоржа Сименона, Чарльза Перси Сноу… И пусть хоть на время останутся по ту сторону бетонных стен все их горести, проблемы, погоня за баблом. Поэтому я и ставлю помимо игры на светские манеры, роскошь, хорошую кухню. Правда, по нынешним временам это весьма трудно, весьма… Моему коммерческому директору крутиться приходится изрядно. Думаю, кухня вам понравится. Две вещи я сознательно исключил из обихода в номерах: телевизор и телефон. В моем отеле нет ни одного телевизора, можете проверить. Сначала я хотел установить видеоплеер, показывать фильмы ужасов, детективы. Но потом отказался от этой затеи. Ни к чему навязывать какие-то стереотипы. Я поступил по-иному: сделал подвал ужасов.

– Вы меня ознакомите с ним? – тут же спросил очарованный Мигульский.

– Только не сейчас, в ходе игры.

– Скажите, товарищ Самсонов…

– Прошу вас называть меня, если не затруднит, господин Распорядитель. Это одно из условий игры. Договорились? Ведь для вас игра уже началась, не так ли?

– Как прикажете. Я хотел бы узнать, как вам, господин Распорядитель, пришла в голову эта эксклюзивная идея с детективной игрой.

– Идея, говорите… Кстати, не сказал еще об одном. Другая сторона особняка выходит на бассейн. Вечером можно отлично искупаться. – Он задумался. – Все вызревало постепенно. В детстве из круга чтения я всегда предпочитал детективную литературу. Возможно, эти детские пристрастия трансформировались в идею создать придуманный, фантастический мир детективного романа. Потом возникали новые идеи, обрастали, как выражаются журналисты, мясом…

Обойдя все помещения и комнаты, они вновь вернулись в кабинет.

– У вас на столе газеты на немецком языке. Вы читаете по-немецки?

– Да. Кроме того, изъясняюсь на английском и фарси.

– У вас специальное образование?

– Да, когда-то заканчивал иняз.

– Скажите, все же почему «Завалинка»? Почему убийство «чисто русское»?

Распорядитель усмехнулся.

– Вы ведь русский?

– Русский, – поспешно ответил Мигульский. – Но дед у меня был поляк.

– Понятно. Значит, считаете, «Завалинка» звучит недостаточно привлекательно?

– Просто никогда не слышал подобного названия…

Гости съезжались. В отеле появились Захар Наумович Криг и его супруга Мария – оба с одинаковыми чемоданами. Криг – полнеющий брюнет средних лет – едва вошел, сразу уселся в кресло, стал покачивать ногой. Подвижные глаза его говорили о живом характере, правда, портила Захара Наумовича брезгливо оттопыренная нижняя губа. Возможно, это выражение было профессионально приобретенным. Мигульскому он отрекомендовался кандидатом медицинских наук, специалистом по СПИДу. После рукопожатия Эду сразу захотелось вымыть руки. Жена Крига представилась просто:

– Маша, – и улыбнулась. – Здравствуй, Эдик. Ты не узнал меня?

– Маша… Смеянова?! – Эдик сорвал очки. – Откуда ты здесь?

– Мы с мужем получили приглашение. Правда, пока еще не знаем от кого. Это – сюрприз. Кстати, познакомьтесь. – Мария повернулась к уже насупившемуся мужу. – Захар, это мой одноклассник, Эдик Мигульский.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Надо же где довелось встретиться, – восторженно продолжала Маша.

Ее рыженькое в конопушках личико, половину которого занимала белозубая улыбка, было так по-детски жизнерадостно и непосредственно, излучало такое тепло, что Мигульский подумал: «Надо же, такому хрычу досталась…»

– Ну, а ты как сюда попал, Эдик?

– Не поверишь! По редакционному заданию.

В три часа пополудни Эдуард откушал в обществе четы Кригов. «Некто Самсонов», как про себя назвал Распорядителя Мигульский, не обманул. На обед были предложены суп из черепахи, шашлык по-карски, заливное из сазана, мясной салат «Олимпия», всевозможные виды зелени, овощи и фрукты. Кроме того, подали красное и охлажденное сухое вино. Благодаря всему этому изобилию, и особенно последнему, журналист центральной газеты пришел в благостное расположение духа. В оставшуюся половину дня он знакомился с вновь прибывшими, а также отбивался от попыток Крига организовать и осуществить силами его газеты всероссийскую акцию под лозунгом: «СПИД не пройдет!». Захар Наумович долго и запальчиво твердил о проблеме одноразовых шприцев, нервно посмеивался, жестикулировал, сверкал глазами… Эд искренне пожалел его несчастных пациентов. Мария же улыбалась и молчала.

Появилась новая парочка. И за версту можно было распознать, что это торгаши мелкого пошиба – и прежде всего, из-за претенциозной джинсовой «упаковки».

Мигульский вывернул шею, да так и замер, будто что-то у него заклинило.

Мария вскинула брови.

– Господи, да это же Карасев!

Мигульский вернул голову в естественное положение, развернулся на кресле.

– Карась, а ты откуда здесь взялся? – весело спросил Эд.

– На тачке приехал! – подчеркнуто небрежно ответил Виталик. – Привет, Маша. А у вас тут что – классное собрание, что ли?

– А ты, смотрю, здоровый стал, бугаина, – заметил Мигульский после того, как плечистый Виталик довольно сильно сжал его ладонь и при этом нагловато улыбнулся. – Раньше был – ходуля на спичках.

– Качаюсь.

– Явно созрел для рэкета.

Наблюдение Эда не понравилось супруге Виталика – Ирине. Она тряхнула челкой и лениво отвернулась.

«Тоска», – определил свое состояние Эд, плюхнувшись обратно в кресло. Кто-то задумал идиотскую затею спустя пятнадцать лет собрать бывших одноклассников под крышей отеля с дурацким названием «Завалинка» и совершенно дурацкой игрой «Чисто русское убийство». Ему даже захотелось снять очки, чтобы видеть все расплывчатым, как на картинах импрессионистов. «О, великий импрессионизм! – с немым пафосом сказал себе Мигульский. – Сезанн, Ван Гог, Моне, Ренуар… Теперь я понял ваше величие: изображать краски, тени, очертания, но, не дай боже, – резко и пристально эти унылые человечьи лица. Вы так прекрасно прятали, затуманивали житейскую тоску!»

Мигульский презирал своих одноклассников.

Эд вдруг вспомнил о запропастившемся капитане, и тут его, что называется, озарило. «Вот чья это проделка! Как же он красиво меня развел!» Воспоминание о «Браунинге», который Эд видел у Шевчука, заставило его похолодеть. «Уж не собирается ли он устроить здесь свой суд?» Мигульский стал лихорадочно ворошить в памяти школьные эпизоды, где он мог случаем обидеть Шевчука. Но так и не припомнил ни одного. Шевчук и сам был не подарок: задира, хулиган, злой на язык. С ним здесь уж точно не заскучаешь…

Однако появились новые персонажи. Эд еле сдержал смех, когда увидел одноклассницу Анюту. Он узнал ее сначала по хрипловатому голоску. Накрашенная во все цвета радуги, в джинсиках, она вертела головкой, что-то доказывая своему спутнику – грузному мужчине лет шестидесяти в белом, как и у Эда, костюме.

Все вновь прибывшие сначала узнавали Эда. Узнала и она.

– Эдик, а ты чего тут делаешь? – Она тут же расхохоталась. – Ты такой прикольный стал.

– Да не только я. Тут уж почти полкласса собралось.

Анюта взглядом обвела зал.

– Фу ты, Машка здесь и Виталик. Эй, Виталя, вау, привет! – махнула ему рукой.

Тот ответил взмахом руки со своего столика.

– Азиз Алиевич, – представился Эду спутник Анюты и небрежно протянул руку.

И Мигульский тут же причислил его к своим врагам.

Эд холодно назвал себя полным титулом, указав, где и кем работает.

– Коммерсант, – отозвался на этот пассаж толстяк и вдруг улыбнулся. Глаза его смотрели хитро и оценивающе. «Коммерсант… Небось шаурмой торгует», – решил Эд и мило полюбопытствовал:

– А это ваша дочь?

Коммерсант нахмурился, дернул уголками рта и покачал головой:

– Ох, и шутник! Разве похожа? Это мой друг…

Последние его слова утонули в хохоте:

– Ох, умора, Азизка! Папочка! Теперь я буду называть тебя «папочка»! – заливалась девица.