Феномен гносеофобии в церкви Ингрии. К 500-летию Реформации - Андрей Кашкаров

На этих «столпах веры» церковь Ингрии пополняет свои ряды. Правда, нельзя сказать, что количество прихожан неуклонно растет. Где сотни тысяч прихожан и тысячи церковных зданий. С 1990 года уже можно было бы – гипотетически предположим – их иметь. Если бы у «церкви» было грамотное управление. А пока получается иначе. Мы хотим расти, и в этом заинтересованы, нам нужны деньги, в том числе деньги прихожан – для развития, но мы не хотим лишь бы кого, нам надо самых покорных, обездоленных, самых удобных, чтобы они не чувствовали килограмм лапши на ушах, кроме того, мы сами хотим хорошо жить, пастор – это тоже работа. Но людей в современном мире не так-то просто обратить в христианство, не номинально, разумеется. С этим испытывают трудности даже устоявшиеся и относительно успешные деноминации. Куда уж там церкви Ингрии?!

По-латыни religare (религия) – восстановление связи. «Царствие Божие внутри нас». Царство Божие не где-то там и потом, а здесь и сейчас. То есть внутри каждого человека. И религия в этом смысле – это процесс воссоединения с самим собой, воссоединения с богом в себе, который может быть оформлен совершенно по-разному. Есть нелютеранская традиция, она принадлежит индусам, но не менее верная: они при встрече говорят: «я почитаю святого в тебе».

Еще один привлекающий механизм церкви Ингрии таков. В последние годы сильна тенденция к изоляции: человек сидит в своем углу, окружающий мир воспринимается как угроза, противодействие. Общая молитва в церкви дает нам возможность осознать и почувствовать единство. Ответственность за каждого члена – духовную, иногда даже материальную несет приход – приходи к нам, мы такие же, как и ты, обездоленные, избранные, присоединяйся – будем молиться вместе.

Действующий призыв, оформленный с соответствующим талантом, действительно привлекает в эту церковь десятки (в год) людей, даже с учетом ее лютеранских традиций.

С другой стороны, между тем, что говорится в храме, и тем, как ведут себя люди, существует большое противоречие. Любая идеология, в том числе церковная на примере ЕЛЦИ – путь к разделению. Именно поэтому такие церкви не могу договориться между собой и «делят» прихожан. Где есть ум, там нет единства, и быть не может.

Говорят, что единство только в любви. Реально происходящая атомизация общества свидетельствует об отсутствии в нас любви. Казалось бы, церковь как раз то место, где и должна происходить любовь. Именно здесь, в церкви Ингрии должны быть люди, не номинально проповедующие любовь (в том числе к ближнему), то есть, предполагается, что пасторат ЕЛЦИ некая особая каста в смысле высокоморальных и высококультурных лиц. На деле мы сталкиваемся с обратным – там просто люди со всеми достоинствами и недостатками. И они создали «свою церковь». Для кого? Для себя. Такой вот дурно управляемый коммерческий проект. Если бы это было не так, то они украсили бы собой другие уже созданные церкви лютеранской традиции. Но они их не принимают… Не слишком ли много противоречий, на которые нет объективного ответа. Отвечают же они примерно так – это не вопросы душепопечения. И все. Остальное каждый домысливает в силу своей испорченности и образовательного уровня.

Почему же церковь Ингрии не производит этой, декларируемой в Слове любви в людях, а наоборот, часто производит ненависть или презрение к иным? Да потому что она построена не на любви, а на идее любви. В церкви то же сообщество эгоистов. Это хорошо видно на примерах Кугаппи, Лаптева, Иванова, Саволайнена, сбежавшего в Финляндию, Хуттера, Андреева, лишенного сана и организовавшего в отместку собственную церковь и многих других пасторов и диаконов этой замечательной «церкви», паразитирующей на лютеранской традиции.

Чему удивляться, потому что мы все такие. Где других взять?

И вот уж точно, чем эта религиозная организация не привлекательна, так это культурным пластом, основанием для самоидентификации: «я лютеранин, я русский или не русских (возможны варианты), я знаю, кто я – я не потерянный, я спасенный». Номинальное обозначение этого посыла на практике не выдерживает никакой критики.

Уровень профессионализма – тоже. Есть у них Дарья Шкурлятьева из отдела по связям с общественностью. Профессиональный уровень самостийного журналиста с претензией на высокую компетентность. Для людей, имеющих познания в этой области, опыт и возможности сопоставления, сравнения различных компетенций, суть Шкурлятьевой видна и очевидна.

Повторимся. Говоря о церкви как элементе самоидентификации, мы обосновываем мнение, что человек ищет систему, в которой комфортно и безопасно. В результате, входя в общество «единомышленников» получает определенность, уверенность. Ну, так это происходит в любой религиозной организации – выбирайте любую, к примеру, православную традицию, она русским ближе всяких иных.

На проповедях в церкви Ингрии вы постоянно можете услышать о вашем грехе, отсюда возникает осознание чувства вины. Пасторат это умело использует. Раньше этому вовсе не учили в церкви Ингрии. Теперь же существует особый модуль «рост церкви», на котором студентов и пасторов (пасторские семинары) обучают именно таким приемам. Возбуждать чувство вины для всех. Это помогает управлять людьми, ведь управлять можно только виноватыми.

Впрочем, эта задача не оригинальна, и не является ноу-хау ЕЛЦИ, такова задача и потребность любой идеологии. Но сказанное еще подтверждает, что в церкви Ингрии вряд ли можно встретить некие особо одухотворенный коллектив или хотя бы людей, стремящихся к совершенству (в контексте жизни без греха). Скорее в точности до наоборот: концепция учения такова – грешите и кайтесь, и прощены будете, господь всех любит и всех простил, всем даст прощение, за вас умер Христос.

Как уже было отмечено в начале нашего повествования, мы не ищем проказы или ереси в учении. Противоречия нет. Мы показываем, что церковь Ингрии суть религиозное учреждение, задуманное людьми, управляемое людьми, и это управление далеко от безгрешности, как и все людское, но здесь в ЕЛЦИ даже не стремятся что-то к лучшему менять – «и так сойдет».

И, поскольку люди, представляющие пасторат и в общем смысле руководство церкви Ингрии, используют те же методы, что и любая иная идеология, то церковь Ингрии следует рассматривать как учреждение, созданное для управления людьми. Как заметил один высокопоставленный член этой «церкви», ЕЛЦИ это даже не церковь, это проект, причем проект коммерческий и плохо управляемый. Хотя и имеющий внешние (формальные) признаки церкви.

Не пора ли задуматься об этом людям в то время, когда вас начинают увлекать идеи стать новым ее членом? Мы не навязываем суждений. Пусть этот вопрос каждый для себя решает самостоятельно. Эта позиция наименее греховна, поскольку сегодня и без нас много разговоров о том, что «правильно» и «неправильно», но это все лишь фантазии, интерпретации, которые кому-то выгодны. Всегда ищите того, кому выгодно то или иное действо, – таков наш совет.

Если в этой теме обратимся к Слову, то и там увидим, что написано: Христос нигде не говорил, что его слова истинны. Он говорил: «Я есть истина». А это разные вещи. Если (нет, не поучать), а всего лишь внимательно читать Писание, то и тогда ясным незамутненным корпоративными интересами умом можно понять, что Волю Божию (а не Царство Божие) надо искать во всем. А как ее искать, если все время занят собственными планами? Это насущная проблема. И ее не обошли и в проекте церкви Ингрии.

3. Роль пастора

Не станем перефразировать суть книги «Пасторское богословие» К. Ф. В Валтера, ее каждый может освоить (или с нею ознакомиться) самостоятельно. Скажем лишь, что в этой книге (на данную тему есть и другие), на наш взгляд, наиболее четко очерчены ролевые особенности пасторской жизни, с ее задачами и практикой решения.

Какова должна быть роль священника. Может, не мне об этом судить, но мне кажется, что священник – это не учитель жизни, он в первую очередь слуга – Господа Бога и людей. Одна из главных его забот – создать пространство для встречи людей с Богом, чтобы они смогли открыть в себе божественную любовь и возродиться. Священник предстоит пред престолом и благодарит Бога за людей. А у нас часто священник – это пропагандист, рассказывающий, как жить. А откуда он это знает? Ниоткуда. Вот, говорят, священник учится, Евангелие читает, а где в Евангелие сказано, как жить? Нигде. Зато почему-то у всех есть очень развернутая концепция, что можно, а чего нельзя. И даже возникает много смешных моментов. Но не в этом дело, а в том, что на самом деле никто не знает, как нужно жить.

Если поговорить с пасторами церкви Ингрии, то окажется, что никто из них на самом деле достоверно не знает, как правильно жить. Человеческая цивилизация – череда парадигм-концепций – попыток найти этот способ. Принцип Тертуллиана, о котором мы вкратце говорили выше, гласит: «Люби Бога и делай, что хочешь». От любви греха не может произойти. Теоретически священнослужитель должен помочь обрести любовь. И если удается слышать, что в православной традиции священники не слуги, а скорее князьки, то в церкви Ингрии я видел другое. Здесь пастор не князек, по крайней мере это не проявляется открыто, но профессионально некомпетентный профан, помешанный на здоровом образе жизни и не желающий совершенствоваться. Не знаю – что лучше.