Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века) - Владимир Мавродин

Возвращаясь к вопросу о географических особенностях Северской земли, мы считаем необходимым еще раз подчеркнуть характерное для ее средней и южной полосы удобство мест для поселения и жизни в послеледниковый период. Леса и реки создавали известную безопасность жизни, что в сочетании с богатой черноземом почвой способствовало процветанию земледелия еще в отдаленные времена. Об этом свидетельствуют многочисленные находки земледельческих орудий и семян во время археологических раскопок. Еще в эпоху скифов земледелие в среднем Приднепровье было уже достаточно развито.[42] Степная полоса манила плодородием почвы, обилием рек и т. п., но, с другой стороны, постоянные нападения кочевников вынуждали славянских поселенцев располагаться у берегов рек, у лесных массивов, а следовательно, не спускаться к югу дальше определенной черты. Такой чертой был правый берег Сулы. Правда, отдельные поселения уходили и дальше в степь (об этом мы уже говорили), о чем свидетельствуют находимые там остатки городищ и селищ славянской эпохи, но считать эти поселения местом основного расселения славян в Днепровском Левобережье вряд ли возможно.

Леса, таким образом, являлись естественной защитой славянских поселений от нападений врагов, своеобразными границами, отделявшими зачастую территории княжеств, и кроме того, они же способствовали развитию охоты и лесных промыслов. В лесах водились туры, зубры, медведи, лоси, олени, дикие козы, кабаны, волки, лисицы, куницы, соболи, горностаи, бобры; в степях — дикие кони — тарпанги, сохранившиеся до XVIII в. и описанные академиком Гмелиным, онагры (дикие ослы) и т. д. Из птиц гнездовались: все виды гусей, уток и лебедей, характерные для Восточной Европы, тетерева, рябчики, дрофы, стрепета, журавли, многие породы куликов и т. д. О богатой и разнообразной фауне Днепровского Левобережья говорят охотничьи подвиги Мономаха, описывающего свои встречи со зверями в черниговских и переяславльских лесах в «Поучении детям», охоты Олега, Мстислава Тмутараканского, звериные «ловы» Ольги, Всеволода Ярославича, не говоря уже о позднейших князьях. Об обилии дичи и зверя в этих местах говорят арабские источники, записки Марко Поло, посетившего южную Русь в 1271 г.,[43] описания путешествия митрополита Пимена, проезжавшего Доном в 1392 г.,[44] записки Михаила Литвина, описывающего охотничьи промыслы середины XVI в.,[45] акты Левобережной Украины конца XV–XVI вв., по которым можно заключить о промыслово-охотничьем занятии жителей — «севруков», об обилии различных угодий, «уходов», «бобровых гонов», и т. д. Еще в XVII в. вокруг Рыльска в изобилии водились дикие кабаны,[46] у Путивля — медведи, лоси, кабаны, куницы и т. д., у Курска — дикие козы. В XVIII в. на севере Харьковской области водились еще медведи, куницы, горностаи и т. д., в Воронежских лесах — зубры, соболи, бобры (последние сохранились по настоящее время и разводятся в Госзаповеднике),[47] под Черниговом — медведи, дикие козы.[48] Кое-какие виды этих животных в виде редчайших обитателей остатков некогда могучих лесов встречаются и теперь, например горностаи, куницы; некоторые смогли приспособиться к изменившимся условиям жизни и продолжают существовать и теперь, конечно, не в том количестве, как ранее, например волки, лисицы, зайцы и ряд пород диких птиц, часть же фауны совершенно и бесследно исчезла. В первую очередь пропали туры, за ними лоси, зубры, дикие лошади, олени, несколько позднее дикие козы, медведи и т. д.

Лес, кроме охоты, давал еще многое для жизни человека в то время, а именно все необходимое для устройства жилища, утвари, орудий, частично одежду, обувь и т. п. Всем известно значение бортничества в древней Руси.

Реки и озера Северской земли изобиловали всевозможной рыбой. Об обилии рыбы в реках Левобережья упоминает Боплан. Акты юго-западной России наполнены известиями о рыбных промыслах.[49]

Подобные географические условия не могли не отразиться, как мы увидим ниже, на занятиях северян, радимичей и вятичей. Охота и рыбная ловля играли в их жизни весьма существенную роль. На это указывает и характер дани. Так, например, Олег, покорив северян, устанавливает «дань легку» — по черной кунице.[50] Еще ранее они платили дань хазарам по шкурке белки «в дыму».[51]

Таким образом, географические условия Северской земли неодинаковы. Покрытая дремучими лесами в северной и северо-восточной части, усеянная болотами в западной и северо-западной, изрезанная сетью рек, стекающих в Днепр с севера и востока на запад, частично охватывая реки Азовского бассейна, она в южной своей части превращается в степь, и это обстоятельство придало истории Северских княжеств ряд специфических особенностей, отличающих ее от истории других земель древней Руси.

3. Древнейшие города[52]

На Левобережном Приднепровье были расположены многие крупнейшие города древней Руси, имевшие большое значение в складывании в дальнейшем вокруг них самостоятельных княжеств. Эти древние по своему происхождению города стояли на втором месте после Киева. Таков, например, Любеч, один из главных городов Северской земли, стоявший на основной водной артерии, где впоследствии, по выражению летописи, была сосредоточена «вся жизнь» (т. е. все богатство северских князей). Он впервые упоминается в летописи под 882 г., когда произошел захват его Олегом:

«… поиде вниз, и взя Любець, и посади муж свои».[53]

Затем Любеч встречается в летописи под 907 г., к которому летопись приурочивает первый договор русских с греками, но тут уже вместе с Черниговом и Переяславлем.[54] Все три города играют большую роль в древней Руси, по ним «седяху велиции князи, под Олгом суще»,[55] и на них греки обязуются «даяти уклады». Четвертый крупнейший город Северской земли — Курск, — судя по «Житию Феодосия Печерского», является таковым уже в начале XI столетия.

Археологические исследования показали, что вся территория северянской земли заполнена остатками городищ весьма древнего происхождения. Даже не считая городищ древнейшей поры (скифско-сарматской), все же необходимо указать на чрезвычайное обилие следов древних поселений, являющихся остатками славянских городищ и особенно часто встречающихся по течению рек. В свете данных археологии можно считать близким к истине упоминание анонимного Географа Баварского о более чем 300 городах в славянской земле.[56] Часть городищ, несомненно, является остатками упоминаемых в летописи городов. Часть городов-городищ сохранилась до наших дней; одни из них так и остались городами (Чернигов, Переяславль), другие стали поселениями сельского или даже деревенского типа. В названиях таких сел и деревень до сих пор звучит их древнее наименование (древнее — Березый, современное — Березна). Многие городища так и остаются безымянными и обозначаются по названиям соседних с ними современных поселений, например Бельск. Многие упоминаемые в летописи города трудно поддаются определению в настоящее время и связать их с каким-нибудь определенным географическим пунктом почти невозможно. Сплошь да рядом летопись, упоминая о ряде городов, совершенно не оставила нам их наименований.

Так, например, в период походов Святослава Ольговича упоминается о ряде городов земли вятичей.[57]

В 1147 г. в Черниговском княжестве упоминаются Уненеж, Беловежа, Бохмач, Всеволож и «иные грады многие».[58]

Под тем же годом упоминается ряд непоименованных городов курского Посемья.[59]

В 1214 г. новгородцы берут Речицу и много других черниговских городов по Днепру, тогда как по летописи мы знаем только один город — Любеч.[60]

Таким образом, набрасывая карту Северской земли по летописи, мы, конечно, теперь не сможем нанести все ее населенные пункты. Не только мелкие, но даже и крупные — города в собственном смысле этого слова — опускаются летописными источниками.

Что же представляют собой эти города?

Н. Я. Марр по этому поводу замечает:

«Город имеет свою историю с подлинно доисторических времен, не исключающую переходную ступень развития, когда соответствующий пункт являлся одновременно и ‘селом’ или ‘деревней’ и ‘городом’, что между прочим, отразилось и в речи, именно в наличии термина ‘село-град’, напр., у армян ‘gyuğa-qağaq’, синонима в известной степени нашего местечка».[61]

Часть городищ являлась именно подобными «село-градами» — местечками (кстати сказать, этот термин уцелел на территории северян в украинском языке, где термин «град» среднего рода — «місто», — тогда как в русском языке — мужского), небольшими селениями, которые так и не стали городами в собственном смысле этого слова; часть же из них в связи с развитием ремесла и его отделением от сельского хозяйства, ростом торговли, обусловленным их географическим положением, а также в силу ряда политических обстоятельств (например, превращения в княжеско-дружинную феодальную резиденцию и т. п.) превращалась в города.