Истребители танков - Владимир Зюськин

Раненые, убитые — и в других вагонах. А вражеские самолеты улетели невредимыми. Очереди из пулеметов, стоящих на первых и последних платформах каждого состава, не достигли цели.

Чем ближе к фронту, тем горестнее выглядел ландшафт. Деревушки, железнодорожные строения разрушены и сожжены. Кое-где еще вздымается огонь. Обезображенная земля взывает о мести.

Медленно продвигаются вперед составы. Перед ними идет ремонтная летучка, с которой то и дело спрыгивают рабочие, чтобы починить развороченные пути.

Так вот медленно, в какой-то напряженной, хрупкой тишине доехали до Усмани. Здесь эшелоны встали. Из окон и дверей вагонов солдаты видели, как командир бригады полковник Тютрин встретился с каким-то крупным военачальником. Они пошли вдоль состава и поднялись в вагон, где располагался штаб бригады.

Лейтенант Халтурин вышел из своего вагона, прошелся до здания станции, чтоб размять ноги. Слово «здание» плохо вязалось с одноэтажным деревянным домиком, из окон которого выглядывали дети. Лейтенант увидел разрушенную полусгоревшую казарму и понял, почему дети оказались в административном здании. Лишившись жилья, семьи рабочих и служащих станции перебрались сюда, а также в бани, землянки. И лишь чудом уцелевшая от взрывов водонапорная башня не несла на себе следов разрушения.

На станции Усмань эшелоны простояли недолго. Как только член военного совета Воронежского фронта покинул офицерский вагон, туда вызвали командиров подразделений. Не успели они развернуть карты, как поезд тронулся. Речь полковника Тютрина звучала под стук колес. Невысокий, коренастый, с открытым русским лицом командир бригады говорил, как всегда, ясно и кратко. Офицеры уважали его за опыт, а особенно — за справедливость и доброту, не мешавшие Петру Петровичу требовать с людей, с которыми его связывали дружеские отношения, больше, чем с других.

Несколькими фразами обрисовал он обстановку на Воронежском фронте и поставил задачи для каждого подразделения. В целом бригада должна была закрыть брешь, пробитую в нашей обороне немецкими танковыми соединениями на Воронежском направлении. Фашисты создали здесь многократный перевес в силах. Наступая, враг рассчитывал окружить и уничтожить советские полки и дивизии западнее Дона, чтоб расчистить себе путь к Волге и Кавказу.

— Торопятся фрицы. Не терпится им сыграть на своих гармошках победный танец.

— Сыграют. Похоронный марш!

— Скоро им будет не до музыки. Потеряют губные гармошки вместе с губами и головами!

Этот разговор происходил между командирами частей бригады после совещания. Поезд шел медленно, но офицерский вагон покачивало так, что пустые стулья в салоне передвигались, словно живые. В спальном отделении вагона обменивались впечатлениями от только что услышанного, смотрели в окна, изучали карты, готовясь к обороне.

В солдатских вагонах играли в домино, пытаясь отвлечься от угрожающей действительности. Перечитывали письма из дома, подолгу рассматривали фотографии любимых девушек, жен, детей. И вся бригада — от рядового бойца до командира — напряженно вслушивалась, стремясь различить сквозь стук колес уже знакомый вой вражеских самолетов.

В этих медленно передвигавшихся ящиках люди чувствовали себя беспомощными, как в ловушке, понимая, что состав почти беззащитен и с воздуха представляет собой хорошую мишень.

В ночь с 8-го на 9 июля эшелоны встали на одном из перегонов, неподалеку от станции Графская. Прозвучал приказ: «Разгружаться!» Выпрыгнув из вагонов, бойцы протирали глаза, ежились от ночной прохлады. Какое-то время они стояли в нерешительности. Пушки и автомашины вкатывали с погрузочных платформ, — а как их снять прямо на землю?

Растерянность длилась недолго. Прозвучала команда: «Лес валить!» И завизжали пилы, застучали топоры.

На рассвете установили подмостки, начали спускать по ним пушки. Тут раздался вой вражеского самолета. Он пролетел прямо над головами и, конечно же, засек эшелоны. Объяснять, чем это грозит, не нужно было никому. Откуда только силы взялись! Машины и пушки сняли тотчас, на руках перенесли через небольшое ржавое болото и скрылись в лесу. Здесь, под кронами деревьев, наконец почувствовали себя в безопасности. Подцепили орудия к машинам, погрузили имущество бригады в кузова. С наступлением темноты двинулись в сторону фронта.

Слово «фронт» не было новым: вот уже год как не сходило со страниц газет, переходило из уст в уста. Но здесь, в прифронтовом лесу, оно прозвучало иначе, чем в тылу. Короткое слово наполнилось конкретным смыслом, выросло, оттеснив все другие понятия. Но иного пути, чем на фронт, нет. Так думал Юрий Владимирович Рожин из Алапаевска, который работал слесарем, был на брони и все же добился, чтобы его взяли на фронт. Нечто подобное испытывали бывший студент Московского института цветных металлов и золота, а ныне лейтенант, начальник химической службы бригады Аристарх Петрович Поляков; уже знакомый читателю Лутфей Сафиевич Фазлутдинов и многие другие бойцы, попавшие на фронт впервые.

Передовая была где-то рядом, но ни взрывов, ни стрельбы не слышно. Не тронутый войной лес хранил дремотную тишину. За каждым поворотом накатанной дороги солдаты ожидали увидеть картину, близкую той, что наблюдали на станции Грязи. Но пейзаж не менялся. Лесная тишина нарушалась лишь ровным гудением моторов. И это спокойствие у самого фронта тревожило еще больше.

На опушке машины свернули с дороги, остановились. Последовала команда: «Выгружаться!» Лишь когда высадились из машин и пошли по дороге, тянувшейся вдоль разбитого взрывами железнодорожного полотна, прорезался грозный голос войны. Где-то, казалось, совсем рядом, били орудия и рвались снаряды. Беспокойно стало и в небе. Там советский и фашистский самолеты вступили в короткий бой…

Бригада шла в расчлененных строях. Эта предосторожность, была необходима, чтобы сократить число жертв в случае воздушного налета или артобстрела. И тут уже каждый боец ощутил себя на фронте. Вот-вот, может быть, через несколько минут начнутся события, которых ждали, к которым готовились на станции Алтынай и в Тюмени.

Нужно было во что бы то ни стало отыскать линию фронта и обеспечить безопасную дорогу к ней. Тем более что оборону занимали ночью. Эту задачу поставили перед бойцами сводного взвода. Они должны служить «маяками» — встречать свои подразделения. И вот семеро красноармейцев сели в кузов грузового автомобиля.

Ехали лесом. Начало смеркаться. Молчавшие, словно затаившиеся деревья чем дальше, тем больше казались враждебными. Напряженно вслушиваясь, молчали и бойцы. Рядом с ними в кузове кроме личного оружия стояли три ящика гранат.