Женщины, восставшие и побежденные - Антоний Фердинанд Оссендовский

— Я не умею красно говорить, — сказал, протягивая девушке руку, Илья Максимович, — это не мое дело, но я от всей души благодарен вам и, конечно, с радостью принимаю предложение! Что же касается моей благодарности…

— Не будем об этом говорить! — прервала его Разина. — Что бы мы ни сделали для вас, — мы всегда останемся перед вами в неоплатном долгу! Особенно же… я…

Теперь смутился Седельников и, стоя перед красивой девушкой, подбирал в голове разные приличествующие случаю выражения, но не успел, так как Разина деловым тоном заявила:

— Я сейчас же организую вахты, и мы немедленно тронемся в путь.

Она быстро сошла с капитанского мостика, а через полчаса командир был вызван к телефону из машинного отделения.

Разина тем же деловым, привыкшим к дисциплине голосом доложила:

— На «Океане» имеются четыре инженерных машинных вахты; от 1 до 7 ч. нахожусь в машинном трюме, я, инженер Ольга Разина; а следующие вахты займут по очереди мои товарищи, фамилии которых будут внесены в вахтенный журнал. Разрешите, капитан, поднять пары?

— Прошу тотчас же дать полный ход! Мы запаздываем…

Через два часа после этого разговора «Океан», оставляя за собой длинную полосу черного дыма, величественно рассекал воды Атлантического океана, держа курс на острова Вознесения.

С этого дня все шло благополучно. Больные суфражистки и механики поправлялись, и только одному из механиков пришлось сделать вскрытие образовавшегося на печени нарыва, последствия тропической лихорадки, так называемой на Канарских островах — «кайтамие».

Добродушный судовой доктор, привыкший лечить команду касторовым маслом и хинином, а пассажиров — содой, валерьяновыми каплями и лимоном, был в ужасе, когда понял, что нужна серьезная операция.

Его выручила одна из ссылаемых — Инна Михайловна Гаврилова, хирург, работы которой пользовались всемирной известностью.

При таких условиях, хотя срок прибытия на мыс Доброй Надежды близился, Илья Максимович был совершенно спокоен за то, что его «Океан» в назначенный день бросит якорь на Маттуэр-банке, на рейде Капштадта.

Но ему было неприятно думать об этом. Он за время плавания проникся глубоким уважением к этим энергичным, спокойным женщинам, а чувство восторга вспыхивало в нем, когда он взглядывал на черные и огрубевшие, но все еще прекрасные руки Ольги Константиновны.

Однажды, когда «Океан», пройдя о. Св. Елены, находился уже на параллели английской колонии Шепмансдорф, на западе земли готтентотов, теснимых с севера и юга немцами из Дамары и Намакуа, Седельников подошел к прогуливающейся на баке девушке и тихим голосом сказал:

— Позвольте мне надеяться, что я доставлю вас обратно в Россию?

— Скажите, Илья Максимыч, — так же тихо ответила девушка, — вы бы не последовали за вашим отцом?

Долго молчал командир, борясь со своими мыслями, наконец, махнул рукой и сказал:

— Я бы за ним пошел в таком деле повсюду!

И, повернувшись на каблуках, с низко опущенной головой, он быстро пошел прочь и заперся в своей каюте.

А «Океан», бесстрастный и могучий, быстро подвигался к югу и нес невольных пассажиров к неизбежной гибели, а молодого капитана — к мукам неизбывного горя…

IV. На мысе «Доброй Надежды»

Когда на горизонте западного берега Африки начали вырисовываться синие зубцы Ньюфельдских гор, «Океан» начал быстрее идти к югу и, сравнявшись с мысом Кестль, обогнал испанский грузовик «Santa Cruz». На корме черного, грязного парохода был полуопущен флаг, как на всех судах, везущих каторжников в испанские колонии Африки, «на галеры», а вдоль борта стояли часовые с примкнутыми к ружьям штыками.

— У нас куда проще! — язвительно заметил старший помощник капитана, человек пожилой и желчный.

— Из моряков тюремщиков понаделали! — презрительно пожал плечами Седельников и начал быстро спускаться на палубу, чтобы отдать последние распоряжения, так как на другой день «Океан» должен был быть в виду мыса «Доброй Надежды».

На судне шла работа. Мыли и скребли палубу, чистили медные и бронзовые части, убирали закоптелый тент и натягивали новые желтые чехлы на свернутые паруса, туго притянутые к реям.

Илья Максимович несколько раз в этот день видел Ольгу Константиновну. Глаза их с тихой, дружеской лаской встречались, но ни словом не обмолвились о своих переживаниях девушка и привыкший скрывать свои чувства моряк. Самое главное было сказано.

Девушка в деловом вопросе командира поняла его чувство, прочное, как вся природа этого закаленного, сильного человека.

И Седельникову казалось, что в глазах Разиной он читает ответ на свое чувство, и в нем росла уверенность, и зажигалась радостная надежда, дающая ему счастье.

Какое-то решение назревало в голове Седельникова.

Он всю ночь проходил по кают-компании и ждал чего-то.

Ему казалось, что Ольга Константиновна придет сюда, и он скажет ей то, о чем думал он весь день и всю мучительную долгую ночь под стук машины и плеск поднявшейся от Карро волны.

Илья Максимович не ошибся. Девушка пришла в кают-кампанию. Она была одета так же, как и тогда, в петербургском порту, когда пришла к нему просить взять ее на борт парохода.

— Я вас искала на мостике, капитан, — сказала Ольга Константиновна, — но не нашла вас там. Мне вахтенный сказал, что вы здесь. Я пришла поблагодарить вас за благородное, человеческое отношение к тем, которые едут на смерть. Мне, как и всем нам, осталось жить недолго, но если бы нам было суждено иное, мы всю свою жизнь помнили бы вас!

Девушка крепко пожала ему руку.

— Спасибо! — сказала она.

— Все это пустяки, мелочь! — раздражительным голосом заговорил Седельников. — Так сделал бы всякий честный человек, и в этом нет ничего благородного или сколько-нибудь примечательного! И не стоит говорить об этом, так как, если уж на то пошло, так еще большой вопрос, кто кому должен быть благодарен: вы мне или я вам? Без вашей помощи мне не добраться бы к сроку до мыса Доброй Надежды, чтобы ее черт побрал, эту Надежду… Извините ради Бога, Ольга Константиновна. А не дойди «Океан» вовремя, общество уплатило бы большую неустойку правительству, а я был бы обременен тяжелыми штрафами. Да все это вздор, пустяки! Я не о том хотел говорить с вами… Я вас полюбил, Ольга Константиновна, полюбил так, как может полюбить женщину мужчина, когда он узнал и понял ее душу, когда он почувствовал в любимой женщине сильного, крепкого, как скала, человека… Я не могу даже поверить, что эта соединенная эскадра культурных наций, которая соберется там, около Капштадта, повезет и вас на южный полярный круг, и оставит, лицемерно снабдив вас всем, что нужно для жизни… для жизни, которая там оборвется сразу, лишь только наступит период циклона. Нет! Нет! Бога ради, выслушайте меня! Никто не может быть против того, что я предложу: ни вы сама, ни матушка ваша, ни те несчастные, которых я везу на смерть. Мы с вами вернемся в Европу и обдумаем способ спасти сосланных в область вечных льдов. Пусть они продержатся лишь год, лишь год один, а в апреле будущего года мы отыщем их и спасем!.. Я вам клянусь, что мы это сделаем, только вернитесь, только не оставайтесь там, в этом ужасном изгнании!..