Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

стало легко и весело. Он поднял гроздь за черешок, аккуратно оторвал и раздал четыре маленьких кисточки, а остаток положил обратно на лоток.

– И вот так, за кончик держишь и по ягодке.

Длинные полупрозрачные, желтовато-зелёные ягоды так и таяли во рту, косточки и кожица глотались сами собой. Тим и Зина ели медленно, смакуя, а Дим с Катей управились быстро, и уже Зина оторвала им ещё по кисточке. И ещё раз.

Приканчивая третью кисточку, Дим посмотрел на отца.

– Пап, а ты ешь?

– Ем-ем, – успокаивающе кивнул Тим. – И… и мама ест.

Зина улыбнулась, помогая Кате справить с лопнувшей в пальцах ягодой.

– Вот так, Катюша, – и тут же утешила. – Ничего страшного, отстираю.

Оставшиеся виноградины Зина поделила опять на четверых. И теперь уже все ели, растягивая удовольствие. Доев, Дим вздохнул:

– Хорошо, но мало.

– Ага, – так же со вздохом согласилась Катя.

– Так уж заведено, – улыбнулась Зина. – Хорошего всегда мало.

Мокрым полотенцем она вытерла Кате руки и губы, потом Диму.

– А теперь одевайтесь и идите гулять до ужина.

Она быстро одела и закутала Катю, проверила, правильно ли застегнулся Дим или опять петли перепутал. Катя потянулась к кукле, но Зина покачала головой.

– Нет-нет, потеряешь. Так поиграйте. И машинку не бери.

– Это «линкор-люкс», а не машинка, – возразил Дим.

– Ну вот, – сразу нашлась Зина. – А ты её на двор, в грязь. Нет уж.

– Ладно, – подумав, согласился Дим. – Мы пошли, – и посмотрел на Тима, ожидая его слов.

– Идите, – улыбнулся Тим.

Когда Дим и Катя ушли, они с Зиной продолжали сидеть напротив друг друга. Зина подалась вперёд и взяла его руки в свои.

– Тима… – он поднял на неё глаза. – Тима, это… это очень дорого? Сколько… сколько ты потратил?

Тим улыбнулся, и помимо его желания в ответе прозвучало хвастовство.

– Семьдесят пять кредиток.

– Господи! – охнула Зина, не выпуская его рук. – Господи, Тима, это же… у меня всего двадцатка отложена, а ты… ты все деньги потратил, спасибо, такой подарок сделал, но… – её глаза наполнились слезами.

Тим вдруг ловко пересел к ней, не разнимая рук.

– Зина, – неожиданно легко получилось у него, – у меня есть деньги. Я не все брал. Ещё… есть ещё. Я хорошо зарабатывал, – и, видя её недоверчивое удивление, улыбнулся. – Я шофёр. И автомеханик. Ну? Показать деньги?

Зина покачала головой, неотрывно глядя на него.

– Нет, нет, Тима, ты что, я верю тебе, ты ведь… но… столько фруктов…

– Детям нужны фрукты, – просто ответил Тим. – Я… когда у меня были деньги, я покупал Диму. Яблоки. Или ещё что. Но было лето. И солнце. А сейчас солнца нет. И врач говорил, что Диму нужны фрукты. А Катя, она же ещё меньше… – он замолчал, переводя дыхание.

В казарме стоял ровный дневной шум: голоса людей, смех и плач детей, шаги, скрип кроватей, хлопанье дверей. Когда Тим замолчал, Зина улыбнулась.

– Ох, Тима… – и вдруг заговорила о другом: – Я завтра стирать пойду, всё грязное собрала, и твоё, и Димочкино. А вещи все я в тумбочку сложила. Чтоб не узлом, а аккуратно. Постираю, выглажу, в баню пойдёте, чистое оденете.

Тим слушал и кивал.

– Ты… – она запнулась. – Ты как рубашки меняешь?

– Через два дня на третий, – несколько виновато ответил Тим и вздохнул. – Я знаю, что надо каждый день, но всего три смены, я не успеваю стирать.

– Ничего, Тимочка, пока уж так, а когда устроимся, осядем, там уж заведём по всем правилам, – закивала Зина, прикрывая своё смущение. У неё и так не получалось, да и всего две смены: одна на тебе, другая стирается, это если каждый день менять, так от одной стирки разлезутся, и из прачечной тогда не вылезать, а тут и других дел полно. Да и все раз в неделю меняют, когда в баню ходят. Она опустила глаза, увидела свои руки и искрящееся колечко. Вздохнула и подвинулась к Тиму, положила голову ему на плечо. – Я только схожу, попрошу, чтобы мне серьги вдели, и постираю всё.

– Ты… ты раньше не носила серёг? – упавшим голосом спросил Тим.

– Да как угнали, – Зина снова вздохнула и закрыла глаза. – Отбирали всё, мне ещё повезло, дали самой вынуть, другим с мясом рвали. Они уж заросли у меня за столько-то лет.

– Так, – Тим осторожно высвободил левую руку и обнял её за плечи, – так тебе понравились? Серьги?

– Спрашиваешь, – Зина улыбнулась, не открывая глаз. – У меня за всю жизнь такой красоты не было… – она всхлипнула.

– Ты плачешь? – удивился он.

– Это от радости, – объяснила Зина, теснее прижимаясь к нему.

Время шло неощутимо, но что-то заставило Тима посмотреть на часы. Посмотрел и тихонько присвистнул.

– Пять минут до ужина.

Зина сразу вскочила.

– Тимочка, ты иди, позови их, я сейчас уберу всё и догоню вас.

Тим кивнул и встал, взял свою куртку.

– Мы у столовой будем.

– Ага-ага, – кивала Зина.

Но когда Тим скрылся за занавеской, она бессильно опустилась на койку, прижав ладони к пылающим щекам. Господи, как же оно так получается, господи?! Ведь это ж… это ж как настоящая свадьба. И угощение, и подарки… Господи, голова кругом… господи, они же её ждут! Зина вскочила на ноги. Так… ну, веточки она выкинет, а лоток… лоток, конечно, оставит. Его если вытереть, то даже поставить на комод или куда там не стыдно. И пакет такой нарядный, как узорчатая корзинка. Полотенце на спинку, пускай сохнет. Тимочкино всё на месте… Пакет на тумбочку и лоток рядом. Куклу… от греха под подушку… нет, помнётся, ну, в тумбочку… и машинку туда же. Ну, вот, Она осмотрела – не забыто ли что на виду – их отсек, надела куртку, завязала платок и, зажав в горсти остатки от винограда, вышла.

Ветра не было, и тучи разошлись, открывая сумеречное небо. У столовой уже толпились взрослые. Бегали и гомонили дети, играя в салки, между взрослыми. Зина потуже затянула платок и огляделась: её-то где?

– Ма-ам! – позвал её Димкин голос.

И неожиданно громкое Катино:

– Мама, мы здесь!

И Зина увидела их. Тим о чём-то разговаривал с несколькими мужчинами, она их, вроде, и раньше видела, а Дима с Катей бегали вокруг них и ловили друг друга. А увидев её, побежали к ней.

Тим оглянулся на голос Дима, улыбнулся и повернулся к собеседникам.

– Мои пришли. Значит, говорите, арестовали его?

– Ну да, – кивнул Фёдор. – Только с обеда вышел, его тут и встретили. За ворота, говорят, вывели и с рук на руки местной полиции и сдали, – говорил он, как всегда, весело, но