Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

— Значит, для нас мало что тут осталось, — смело говорю я, надеясь, что возможно мы прибыли слишком поздно, и что на этот раз пропустим сражение.

— Может быть, Кейдж, — медленно произносит он, останавливаясь и глядя прямо на меня, — мы здесь, чтобы установить, почему потерянна связь с нашей заставой на третьей планете. Мы подозреваем, что сюда был направлен маленький разведывательный флот от Кракена.

Когда он поворачивается к столу, чтобы взять прозрачный лист с терминала считывателя, и я задумываюсь о том, кого он имеет ввиду под "мы". Насколько я знаю — мы всего лишь преступный элемент, скачущий по этой части галактики, и по пути попадающий на любые войны, с которыми нам посчастливилось оказаться рядом. Я ни разу не слышал о вышестоящем начальстве Полковника, если такое вообще существовало.

— Ты помнишь первое сражение этих штрафников "Последнего шанса"? — внезапно спрашивает он, снова садясь, более расслабленный, чем был секунду назад.

— Конечно, сэр, — мгновенно отвечаю я, задумываясь, что он имеет ввиду под "этими" штрафниками, — никогда не забуду Ичар IV. Хотел бы, и даже пытался, но никогда не забуду.

Он отвечает уклончивым ворчанием и протягивает мне лист. Тот покрыт линиями и кругами, и я осознаю, что это какая-то звездная карта. На ней крошечные надписанные руны около крестов, переходящих в дуги, идущие от одного конца к другому, но насколько я могу понять, эта надпись может быть и на харангарском. Я тупо смотрю на Полковника, и он осознает, что я понятия не имею, что держу в руках.

— Кажется, что защита Ичара IV не обязательно была лучшим планом в мире, — тяжело произносит он, выдергивая лист из моих пальцев и кладя его в конверт из тонкого пергамента в центр стола.

— Спасение ста девяноста миллиардов человек было плохим планом, сэр? — спрашиваю я, пораженный тем, что подразумевает Полковник.

— Если этим мы обрекли пятьсот миллиардов на гибель — тогда да, — отвечает он, строго взглянув на меня, предупреждая, дабы я не развивал эту мысль.

— Пятьсот миллиардов, сэр? — спрашиваю я, полностью запутанный и неуверенный о чем говорит Полковник.

— Когда мы сломили флот тиранидов, атакующий Ичар IV, большая часть его не была уничтожена, — отвечает он, наклонившись вперед, чтобы поставить локти на полированный мрамор столешницы. Его руки, облаченные в черные перчатки, сжимаются.

— Эта часть флота-улья Кракен просто раскололась. Многих мы умудрились выследить и уничтожить, пока тираниды все еще приходили в себя после поражения. Однако мы думаем, что значительная часть выживших, которые атаковали Ичар-IV, объединились в новый флот и отправились в другом направлении. Невозможно сказать точно, куда они отправились, но доклады с наблюдательных станций и патрульных кораблей указывают, что курс может лежать прямо в центр сектора, в котором мы сейчас находимся. В сектор Тифон. Если бы мы позволили им взять Ичар-IV, то могли бы собрать больше сил для обороны, и уничтожить тиранидов полностью, вместо того, чтобы рассеять их к черту на рога, где не сможем найти их и где нельзя отследить их, пока не станет слишком поздно.

— Значит, вместо потери планеты, мы можем потерять весь сектор Тифон? — спрашиваю я, наконец-то понимая, что подразумевает Полковник. — Именно здесь могут погибнуть пятьсот миллиардов?

— Теперь ты понимаешь, почему так важно узнать, куда именно направляется флот-улей? — спрашивает он, его костлявое лицо серьезно как никогда.

— Определенно, сэр, — отвечаю я, моя голова кружится от мысли, что может произойти. Это такое количество людей, что вы даже представить себе не можете. Это больше чем в улье, даже больше, чем в целом мире-улье. И если тиранидов не остановить, пятьсот миллиардов человек — все они будут сожраны чудовищными, бесчувственными ксеносами.

СОН в этот раз немного другой: мы защищаем одну из наших собственных факторий от бесформенных зеленых человечков, которых я никогда не видел прежде. Атакуя меня, они шипят и кудахчут, их отдаленно напоминающие человеческие тела, покрытые чем-то похожим на чешуйки, шевелятся и изменяются.

Звук рядом со мной выдергивает меня из сна, и я замечаю нависшую надо мной тень. Прежде чем я что-то успеваю сделать, что-то тяжелое падает на мое лицо и затыкает рот и нос, удушая. Я взбрыкиваю, но когда втягиваю немного воздуха, что-то бьет меня в живот и выбивает остатки воздуха из легких. Я беспомощно кручусь несколько секунд; слышу, как другой мужчина пыхтит, ощущаю тепло от его тела, когда он взбирается на меня. Ткань на моем лице воняет омерзительным и застарелым потом, заставляя меня еще сильнее закрыть рот.

Внезапно с меня снимают тяжесть, я слышу пронзительное хихиканье и отдышку. Я отбрасываю эту штуку с лица — всего лишь рубашка — и вижу Роллиса. За ним стоит Кронин, вокруг шеи предателя обернут носок, узел на нем жестко вжимается ему в трахею. Бывший лейтенант снова хихикает.

— Да свершится месть Императора, сказал Святой Тафистис, — смеется Кронин, сильнее затягивая импровизированную гарроту и опрокидывая Роллиса спиной на палубу. Кронин наклоняется над плечом Роллиса, скручивая носок сильнее и кусает того за ухо, после чего поднимает взгляд и усмехается мне, кровь капает с его подбородка на шею Роллиса. К этому моменту лицо Роллиса синеет, под его массивными бровями выпирают глаза. Я неустойчиво поднимаюсь, моя голова все еще шумит от удушья.

— Отпусти его, Кронин, — говорю я, шатко сделав шаг в его сторону. Если Роллиса убьют здесь, то казнят Кронина, а возможно и меня. Полковник отдавал такие приказы раньше; и не смущаясь, прикажет еще раз.

— Да ниспадает вечная благодарность Императора на тех, кто щедр в своих дарах, — отвечает он, на его узком лице появляется жалобное выражение, и он слизывает кровь с губ.

— Давай, — тихо говорю я. С еще одним горестным взглядом Кронин отпускает Роллиса и тот резко валится на палубу, вцепившись в свое горло и задыхаясь. Я ставлю ногу ему на спину и переворачиваю, пришпилив податливое тело к полу. Скрестив руки и положив их на колено, я наклоняюсь вперед, еще сильнее вжимая его тяжело поднимающуюся грудь.

— Ты еще не достаточно страдал за свои преступления, слишком быстро ты не умрешь, — шиплю я ему, — а когда настрадаешься, я буду тем, кто тебя прихлопнет.

— ЭТО дурная идея, — говорит Линскраг, после чего глубоко вздыхает и делает глоток из фляжки. Мы на небольшом привале на марше, сидим в грязи джунглей. В деревьях повсюду чирикают, свистят и визжат птицы. Мимо пролетают насекомые размером с большой палец, и я смахиваю одного, который пытается сесть на руку. Кто может сказать, что я поймаю, если он грызнет меня. Мелькают ярко раскрашенные крылья других, и жуки, размером с мою ступню, суетливо несутся к свету на дальнем конце тропинки, в трех метрах впереди. Воздух горячий и влажный, пропитывает нас водой и собственным потом, который сочится из каждой части моего тела, даже пока я отдыхаю.

— Что именно дурная идея? — кисло взглянув, спрашиваю я. — Идти через зеленую адскую дыру, пока тебя медленно пожирают мухи, утопать в собственном поте и задыхаться от серных испарений? Не вижу ничего хорошего в этой идее.

— Нет, я не об этом, — говорит он, отмахиваясь, — я говорю о том, что мы идем по этой тропинке.

— Найти ее, было единственным хорошим событием, которое приключилось с тех пор, как мы приземлились на этот забытый Императором мир джунглей, — с горечью отвечаю я, снимая правый ботинок и массируя покрывшуюся пузырями ногу.

— Это определенно зверь протоптал ее в подлеске. Я имею ввиду, что мы уже потеряли восьмерых, всего лишь за пятнадцать часов! Мы тонули в болотах, падали в невидимые расселины, были отравлены иглобразами, подхватили кровоточивость глаз и черную рвоту, укушены змеями и птицами. Какая-то долбаная болотная крыса оттяпала ногу Дрокену и мы все мучительно сдохнем, если не найдем заставу в следующие день, два.

— Ты знаешь, почему здесь тропинка? — спрашивает Линскраг, скосившись на меня, осторожно присаживаясь на сваленное дерево, его худощавые мускулистые очертания виднеются через прилипшую к телу и промокшую от пота рубашку.

— Я не знаю. Потому что Император любит нас? — спрашиваю я, стаскивая промокший от пота и болотной воды носок с ноги и выжимая его.

— Потому что здесь постоянно ходят звери, — говорит он, морща нос, при виде как я массирую ногу, — они ходят здесь достаточно часто, вот почему сформировалась тропинка.

— Очень интересно, — сухо отвечаю я и соскальзываю ногой в свой влажный ботинок.

— Дома в поместье меня учили охотиться, — проницательно отвечает он, накручивая колпачок обратно на бутылку с водой.

Готов поставить, что так и было, думаю я. Линскраг когда-то был бароном на Коралле и рассказывал, что политические оппоненты фракнули его в пух и прах, пришив ему нелицензированную работорговлю. Он никогда не был в Гвардии до "Последнего шанса", так что кем бы ни были его враги, в свое время они, должно быть, потянули за некоторые ниточки.