Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— От людей иногда здорово устаешь, — сказал Уоррен.
— Это точно, — согласился я, поднимаясь, и пошел к двери.
— А уж ты-то с твоей работой особенно, да?
Пока он запирал сарай, я сказал:
— А эти два мужика, что терлись вокруг Карен…
— Да?
— Они вместе приходили?
— Когда вместе, а когда порознь.
— Что-нибудь еще про них можешь рассказать?
— Рыжий, как я и говорил, был мозгляк. Вылитый хорек. Из тех, кто считает себя умнее всех. Когда платил за ее номер, швырял сотни, как будто это и не деньги вовсе, а так, бумажки. Карен на нем так и висла, а он смотрел на нее как на кусок мяса. Да еще нам с Холли подмигивал. Тот еще говнюк.
— Рост, вес, приметы?
— Ну, примерно пять футов десять, может, девять дюймов. Вся рожа в веснушках. Прическа идиотская. Весит сто пятьдесят — сто шестьдесят фунтов. Одевался по-пижонски. Шелковые рубашки, черные джинсы, на ногах мартенсы, начищенные, хоть смотрись в них как в зеркало.
— А второй?
— Тот покруче был. Водил черный «Шелби-мустанг GT-500» с откидным верхом. Их вроде всего четыре сотни и произвели-то, нет?
— Ну да, около того.
— Одевался на вид скромно, но дорого. Джинсы драные за кучу баксов. Джемпер на белую футболку. Солнечные очки сотни за две. Сюда он не заходил, так что голоса его я не слышал. Но у меня впечатление, что он был главный.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Что-то в нем такое было. Карен с хорьком всегда шли позади него. И делали то, что он скажет. Не знаю. Я и видел-то его всего раз пять, и то издалека. Стремный он какой-то. Вел себя так, как будто я рядом с ним и находиться недостоин.
Он покатил через грязный пустырь назад к мотелю. Я следовал за ним. День клонился к закату. В воздухе пахло дождем. Вместо того чтобы направиться к пандусу заднего входа, Уоррен двинулся к столику для пикников, сколоченному из неошкуренных досок. Возле него он остановился, и я сел на стол, уверенный, что джинсы защитят меня от заноз.
На меня он не смотрел, уставившись на корявую поверхность стола, всю в сучках и заусеницах.
— Один раз я поддался, — сказал он.
— Поддался?
— На уговоры Карен. Она все болтала. Рассказывала про каких-то темных богов. Про какие-то путешествия во тьме. Говорила, что может взять меня туда с собой… И…
Он оглянулся через плечо на мотель. В окне за занавеской мелькнул силуэт его жены.
— Я не… В смысле, не понимаю, что заставляет человека, у которого лучшая в мире жена…
— …ходить налево? — закончил я за него.
Он взглянул на меня глазами, сузившимися от стыда:
— Вот именно.
— Не знаю, — мягко сказал я. — Тебе лучше знать.
Он побарабанил пальцами по подлокотнику коляски и устремил взор мимо меня, на чернеющую пустошь с корявыми деревьями.
— Тьма, вот что это, — сказал он. — Возможность коснуться чего-то страшного, когда занимаешься чем-то офигительно приятным. Иногда тебе не хочется быть с женщиной, которая смотрит на тебя с любовью. Тебе хочется быть с женщиной, которая смотрит на тебя и знает тебя. Видит твои худшие стороны. — Он посмотрел на меня. — И ей это нравится. Ей этого и хочется.
— Так ты и Карен…
— Всю ночь трахались. Как животные. И хорошо было. Она была сумасшедшая. Вообще без тормозов.
— А после?
Он снова отвернулся, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул:
— А после она сказала: «Видишь?»
— «Видишь?»?
Он кивнул:
— «Видишь? Никто никого не любит».
Мы еще немного посидели. Молча. В хилых кронах звенели цикады. В дальнем конце тропы шебуршились еноты. Казалось, что сарай еще на дюйм пригнулся к земле. Я смотрел на этот безрадостный пейзаж и слышал в ушах голос Карен Николс, шептавшей: «Видишь? Никто никого не любит».
Никто никого не любит.
15
Я пристроился поразмыслить в одном из баров, где тем же вечером меня и нашла Энджи. Бар принадлежал Буббе, назывался «Лайв Бутлег» и располагался на границе Дорчестера и Южного Бостона. Буббы в данный момент в городе не было. Поговаривали, что он уехал в Северную Ирландию — прикупить оружия, от которого тамошние боевики избавлялись в рамках перемирия. Но даже в отсутствие хозяина я мог спокойно пить за счет заведения.
И это было бы просто замечательно, если бы мне хотелось напиться. Но вот как раз пить-то мне и не хотелось. Я уже с час сидел над одним и тем же стаканом, и он не опустел даже наполовину, когда официальный владелец лавочки Дерганый Дули заменил мне его на новый.
— Это просто преступление, — сказал Дерганый, выливая в раковину пиво. — Видеть, как здоровый мужик вроде тебя зря переводит прекрасный лагер.
Я сказал:
— Угу.
И снова погрузился в изучение своих записей.
Иногда мне легче сконцентрироваться, если вокруг толкутся люди. В одиночестве, у себя в квартире или в офисе, я особенно остро ощущаю, как утекают минуты, безвозвратно унося с собой еще один день. В баре поздним воскресным вечером, под приглушенные хлопки бит, доносившиеся с экрана телевизора, передававшего матч с участием «Ред Сокс», под перестук падавших в лузы бильярдных шаров из соседней комнаты, под шум голосов переговаривавшихся мужчин и женщин, занятых игрой в кено или скребущих ребром монетки по лотерейным билетам и изо всех сил пытающихся урвать последние часы до наступления понедельника с его автомобильными пробками, гавканьем начальства и нудятиной повседневной рутины, под весь этот монотонный гул у меня удивительным образом прочистились мозги, и я смог полностью сосредоточиться на содержании своих записей, приткнувшихся между подставкой под пивной бокал и блюдцем с орешками.
Из всей кучи фактов, которые я узнал о Карен Николс, я выписал на лист желтой бумаги основные, выстроив их в хронологическом порядке. Затем я добавил к ним всякие второстепенные детали и подробности. Пока я трудился, «Ред Сокс» проиграли и народу в баре, и без того не слишком многолюдном, чуть поубавилось. Из музыкального автомата доносилась песня Тома Уэйтса, из бильярдной долетали звуки двух голосов — там явно затевалась ссора.
К. Николс
(д.р. 16.11.70 — д.с. 4.08.99)
а) 1976 — смерть отца.
б) 1979 — мать выходит замуж за доктора Кристофера Доу и переезжает в Уэстон.
в) 1988 — Карен оканчивает школу Маунт-Алверния.
г) 1992 — оканчивает Университет
