Даниил Галицкий - Антон Хижняк

— Кого мы пошлем? — прервал Мирослав размышления Даниила.

— А вот посоветуйте. Путь до Новгорода далекий. Надо, чтобы и смелый воин был, и говорить умел, чтобы растолковал Мстиславу нашу просьбу.

Мирослав назвал Дмитрия. И сразу же Семен насторожился, качнул головой.

— Чего ты морщишься, Семен? — обратился к другу Василий. — Не хочешь, чтоб зять твой поехал? Боишься, что погибнет? Жив будет Дмитрий, не умрет! А не мне ли на старости в дальний путь собираться?

— Что ты пристал ко мне? Я ничего не сказал. Только, может, молод он… — мялся Семен.

— Как воевать, так не молод, а как послом ехать, так молод? Да он ведь уже не сотский, а тысяцкий! — сказал Даниил и обратился к Дмитрию, улыбаясь — Ты как, Дмитрий, сам об этом мыслишь?

Обрадованный Дмитрий кинулся к Даниилу и от волнения не мог спокойно ответить.

— Я… я согласен… Это большая честь! — скороговоркой выпалил он, боясь, что Даниил передумает.

— О! Сразу воина видно! А я думал, Семена послушаешься! — насмешливо глянул Даниил на Семена, схватил Дмитрия за плечо и обнял. — Будет удача, когда у нас такие люди есть! Посылай дружинника за Светозарой.

…Светозара будто сердцем чуяла, что Даниил не зря заходил к ним, и, встревоженная, ждала возвращения Дмитрия. Как только дружинник сказал, зачем зовет ее Даниил, она зарыдала.

В слезах влетела она в гридницу, подбежала к Дмитрию, вцепилась в него.

— Не пущу. Никуда не пущу! Далеко… Ой, боязно мне…

Семену Олуевичу было неловко: смеяться будут. Он бросился к Светозаре, оторвал ее от Дмитрия и посадил на скамью. Она порывалась к мужу, падала на колени перед Даниилом, кричала:

— Не пущу!

Семен Олуевич разозлился:

— Уйми слезы, об отце подумай! Перед людьми такое пятно на меня! У тебя же отец воин, а разве воины дома сидят? Замолчи! — гаркнул он на всю гридницу.

Даниил вмешался в этот спор:

— Не годится так, Семен!

Он подошел к Светозаре, взял ее за руки.

Она посмотрела на него умоляющими глазами и, думая, что он ее поддержал, еще громче заплакала.

— Не поедет! Не пущу!..

Даниил недовольно отвернулся от нее и пошел к столу. Растерянный Семен посматривал на всех: что дочь наделала! Он до исступления рассердился и, стиснув руку Светозары, крикнул со злостью:

— Молчи!

А она, словно и не слышала, порывалась к Дмитрию, выкрикивала:

— Как я без тебя буду? На кого ты меня поки-да-е-ешь?

Ее причитания так неприятно было слышать, что Даниил закрыл уши ладонями.

— Да будет ли этому конец? — вышел из себя Семен.

Он схватил Светозару и потащил к двери. Она упиралась, порывалась назад. Тогда Семен сорвал платок с ее головы и заткнул ей рот. Выводя дочь из гридницы, он оправдывался:

— Поедет Дмитрий! Что же это такое? Княжеское дело надо делать… А она воет… Когда я был моложе, меня князь Роман посылал, ездил я не раз и в Киев, и в Суздаль, и в чужие края, даже в Царьграде был… Да цыц ты, несчастье мое! Этакая глупая уродилась, позор отцу…

Он дотащил Светозару до порога и вытолкнул в спину из гридницы.

Даниил посмотрел на Дмитрия. Тот, поклонившись, четко сказал:

— Еду с радостью. Хочу посмотреть на Русскую землю.

Мирослав сидит у стола в своей светлице и думает тяжкую думу. Согласится ли Мстислав приехать в Галич? Храбрый человек этот Мстислав, не зря новгородские бояре да купцы дважды звали его из Торопца, где сидел Мстислав в своих имениях. Кланялись, просили, чтобы возглавил новгородское войско. Горячо спорили именитые новгородцы с князьями владимиро-суздальскими, не хотели склониться перед ними, не хотели из своих богатств дань платить. Возгордился купеческий Новгород, самостоятельно хотел жить, а его стремились подбить под свою руку владимиро-суздальские князья. Пришлось этим князьям — и Всеволоду, и его сыну Ярославу — не раз мериться силой с непокорными новгородцами. Новгородцы такую рать выставляли, что невозможно было ничего с ними сделать. Могучие были новгородские бояре да купцы, не один полк могли вооружить, да еще и каким оружием? Эти полки и водил Мстислав, умел войско сплотить и в бою вдохновить. Только не было возможности размахнуться во всю широту, не удалось ему стать самым старшим. Главенствовали в Новгороде бояре да купцы, в их руках власть была. И когда Мстислава звали, ряд с ним заключили: войском управляй, в битвах веди его, куда надо, а возвратился в город — слушай старейшин, они правят. Уже стращал их Мстислав, что оставит их и пойдет искать славы в другом месте — велика ведь земля Русская. Хитрые новгородские правители прикидывались, что не слышат этих угроз.

Мирослав задумался, вспомнил: да, да, понятно теперь, откуда у Даниила мысль такая. Были у него купцы новгородские и о всех своих новостях рассказывали. Даниил своих помыслов не выдавал им, а сам обо всем расспрашивал. Ничем не выказал своей радости, когда услыхал о распрях Мстислава с новгородскими властителями. «Да, да, — сам с собой разговаривал Мирослав, — значит, у Даниила и впрямь-таки умная голова. Как это он все взвесил! Мудро задумал. И таки придет Мстислав сюда, ибо своевольный он, не уступит своим боярам. А что, если уговаривать начнут его, пообещают подарки драгоценные? Нет! Придет в Галич, поможет и Даниила научит, как воевать надо».

Сколько мыслей в голове у Мирослава! Есть о чем вспомнить. Роману помогал, а теперь вот уже более тринадцати лет с его сыном Даниилом. Наставлял его, учил жизни. И радостно, что пошло на пользу. Состарился уже Мирослав, здоровье плохое, а душа молодеет: будет кому защищать родную землю, Даниил еще покажет себя!

Ведь сколько страшных событий произошло после смерти Романа! Опасно было с маленькими княжичами Даниилом и Васильком в Галиче оставаться. Враги с ними могли легко расправиться. Потому и пришлось странствовать, скитаться. Галич и Игоревичи захватывали, и хитрый лис Владислав себя в нем князем провозглашал, повесив при помощи венгерского короля Игоревичей. Недовольный Владиславом, король Андрей прогнал этого «князя». Нужен он был ему лишь для того, чтобы самому в Галиче прочнее обосноваться. Сидят там теперь бароны, посланные королем, властвуют как у себя дома. Думает Андрей, что не вырастет русская сила и можно тут творить что угодно. Не случайно он с князем Лешком Краковским так нагло поделил Галичину и Волынь на свидании в Спише.

— Погодите! — гневно промолвил Мирослав. — И вам покажем: уже подрос Даниил.

Вспомнил, как еще восьмилетнему Даниилу он читал «Слово о полку Игореве»: «А ты, буй Романе и Мстиславе! Храбрая мысль носит ваш ум на дело! Высоко плававши на дело в буести, яко сокол на ветрех ширяяся, хотя птицю в буйстве одолети… Теми тресну земля и многи страны: хинова, литва, ятвязи, деремела и половци сулици свои повръгоша, а главы своя подклониша под тыи мечи харалужныи».

С интересом расспрашивал у него тогда Данилка:

— А о ком это так складно написано? А кто это такой храбрый?

— Да об отце твоем, князе Романе.

Запали эти слова в детскую душу. Молодой княжич поклялся быть таким, как отец.

Да, не напрасно тратил время Мирослав. Монахи-учителя учили княжича, старались, чтобы он грамматику и арифметику знал, и о географии — науке о земле, разных странах и народах, и об астрономии рассказывали способному ученику.

Но наиболее старательным учителем был сам Мирослав.

Каждый вечер перед сном Данилко приходил к Мирославу, и подолгу сидели они вдвоем. Пытливый Данилко обо всем хотел знать и не давал покоя Мирославу. А тот, улыбаясь, называл эти беседы изучением географии.

— География, сиречь наука о земле, — говорил он Даниилу, — как молвят ученые мужи. Наука эта повествует Нам, где и какие люди живут, в каких городах, где и какие реки текут и моря.

Данилко, замерев, слушал все и жадно переспрашивал:

— А какие люди в Киеве живут? Холодно ли в Новгороде — ведь в том краю солнца нет?

И вырвалось у мальчика:

— А в Киев поедем? Говорил ты, что Киев — матерь городов русских.

— Поедем. Там твой прапрадед князь Владимир, рекомый Мономахом, жил, и дед Мстислав княжил, и отец бывал.

Узнавал Данилко о городах русских — Чернигове, Смоленске, Суздале, и что не только на Волыни, а там, далеко, еще один город Владимир, вблизи Суздаля, на реке Клязьме стоит. И о чужеземных городах рассказывал Мирослав. Прага есть, где чехи живут, они русским людям братьями приходятся, язык у них такой же, славянский; о Царьграде любил слушать Данилко. Туда русские купцы ездят, даже одна улица Русской называется, потому что там приезжие русские постоянно живут; а в той стороне, где солнце заходит, есть Париж-город, и туда ездили русские люди, до великого моря-океана доходили; в городе Париже дочь князя Ярослава Мудрого жила — была женой короля французского.