Даниил Галицкий - Антон Хижняк

Филипп порывался несколько раз встать и подбежать к Митусе, но его сдерживал Даниил, подавая суровый знак рукой.

Митуса прислушался. Никто ничего не говорит, и Филипп молчит. Выждав какое-то мгновение, Митуса сказал:

— Людомир — храбрый русский воин, и мы преклоняемся перед ним. — И добавил: — Хочу уже новые песни петь, о новых боях с ворогами проклятыми. А лес шумит печально, ничего не рассказывает. Слезы людские в том голосе слышатся…

Склонился Митуса, закрыл белой бородой гусли, замолчал. Даниил подсел к нему ближе.

— Расскажи, вещий певец, о наших днях новую песню свою спой.

Митуса словно помолодел, невидящими глазами впился в Даниила, за гусли взялся, коснулся пальцами струн — они нежно откликнулись.

— О князе Удалом Мстиславе песню я сложил, только длинная она, о его походах.

И пальцы Митусы забегали по струнам:

Начнем, братья,Мы песню петьПро князя МстиславаИз Мономахова рода!А как дед его, прадедМономах Володимир,Русскую землюОт половцев защищал.Так и смелый витязьМстислав, сын Мстислава,Воинов смелых,Воинов русских водит на битвы,За землю Русскую воюет.Из Великого НовогородаО нем славаЛетит по всей Русской земле…

Пел Митуса о храбрых русских воинах, как в походы они с Мстиславом ходили, как удавалось им в этих походах побеждать, как Мстислав на Чудь ходил и до самого моря студеного дошел.

Даниил застыл на месте, правая рука впилась в рукоятку меча, а левой оперся о стол и замер. А песня лилась бесконечно. Пел Митуса о богатстве Русской земли, о русичах храбрых и подругах их верных, женщинах прекрасных, о том, как из походов ждут они своих мужей и сыновей. По-юношески звенел голос Митусы, женщин воспевая. Звенели и гусли, вплетаясь в слова певца о красавице новгородской Анне, дочери Мстислава:

Ой, высока она и стройна,Как сосенка высокая в роще!В очи ясные глянешь —Словно в озере тонешь глубоком.А такие у ней щеки нежные,Словно в небе заря на восходе.Слово молвит к кому — и покажется,Будто гусли поютНежным голосом…

И не заметили, когда певец умолк. Очарованный Даниил подбежал к Митусе:

— А ты видел, Митуса, Мстислава Удалого?

— Забыл ты, княже, что очи мои ничего не видят! Был я в Новгороде Великом и возле Мстислава был близко, к нему во двор заходил. Он меня и в терем к себе приглашал. Говорил я с ним, а потом еще проводник мой много рассказывал и о нем, и о дочери его. А я все это запомнил и песню сложил о храбром Мстиславе. Много о нем поведали мне новгородцы, и все больше люд простой, — по душе людям Мстиславова отвага. На Торге в Новгороде сидел и слушал, по улицам ходил, к ковачам в кузницы заглядывал, где оружие куют, и к дружинникам наведывался. Всюду хорошим словом Мстислава почитают. Честный человек он. Слово дал — никогда не нарушит.

Даниил поблагодарил певца, велел, чтобы накормили его и на княжеском дворе оставили отдохнуть.

— Благодарствую за ласку, во дворе я у тебя поживу, только не долго… Ничего не надобно мне, в дорогу снова пойду.

Митуса встал, осторожно прижал к себе гусли и направился к двери, поддерживаемый Дмитрием.

Даниил задумался. Дошло ли до разумения бояр, понятно ли им, зачем он Митусу позвал?

Только вышел Митуса, как поднялся взволнованный Мирослав:

— Кланяюсь Даниилу за разум его. Сумел он мысли людские уловить, словно стебельки в один веник связал. Тако и мы думали — помощи надо просить у братьев наших. Вижу теперь — в Новгород следует податься.

— В Новгород? Далеко! Пока придут, нас переловит тут всех Бенедикт, — тянул свое Филипп.

Даниил вспылил:

— Замолчи, Филипп!

Филипп не унимался:

— «Замолчи»!.. Могу и молчать… Но ты ведь совета спрашиваешь, я и говорю то, что думаю.

— Думаешь? — рассердился Даниил.

— О Галиче думаю…

Наступило неловкое молчание. Даниила вывел из равновесия Филипп своими назойливыми советами. Даниил дрожал от ярости: этот противный боярин нагло лезет в советчики! «А может, он и верно говорит? — мелькнула в голове Даниила мысль. Но он сразу же отогнал ее. — Хорошо, что Мирослав начал говорить, пусть говорит», — начал успокаиваться Даниил.

— Мыслю так, — осторожно продолжал Мирослав, — должны мы посмотреть, где будет лучше, а не бахвалиться, как Филипп.

«Подбодрил, как всегда, молодец Мирослав», — подумал Даниил и с благодарностью посмотрел на своего воспитателя.

— Это и есть тот теплый дождь, — окинул всех взором Даниил, — тот дождь, о котором Мирослав говорил. Из Новгорода он нашу рожь и нашу жизнь окропит. Вот туда идти нам за помощью, к Мстиславу Удалому, его сюда просить с дружиной храброй новгородской.

Василий кашлянул, подергал свою реденькую бородку, поднялся со скамьи.

— Верно молвит князь Даниил, нам к своим тянуться надо, как к братенникам родным. Горя много на Русской земле. Раздоры княжеские люд поделили. — Он косо посмотрел на Даниила: не рассердился ли тот за такие слова? — А нам бы сообща против врагов злых. И в «Слове о полку Игоревом» вельми мудро о силе русской сказано… Да помним мы, — снова посмотрел он на Даниила, — что и отец твой Роман княжил в Новгороде. Давно то было, да не забылось… Это тоже понадобится, дружба-то такая… В Новгород посла нашего послать и до самой земли им пек, клониться — пусть воинов к нам посылают, а мы их отблагодарим.

Семен и Дмитрий, слушая Василия, кивали головами, соглашались и были рады, что и у них такие же мысли. Но неожиданно нахмурился Мирослав, к Даниилу обратился:

— А об одном забыли. Подумал ли ты — придет Мстислав, а где же княжить будет? В Галиче? А ты как? Что? Отдашь ему землю нашу? Снова ссориться, снова драку разжигать?

— Верно! Ссоры будут! Без новгородцев обойдемся! — ухватился за поданную Мирославом мысль Филипп.

Словно от прикосновения острого меча вспыхнул Даниил.

— А лучше, чтобы Коломан в нашем Галиче сидел? — крикнул он так громко, что все вздрогнули. — Ты так мыслишь, Мирослав? Думал я, что ты мудрее! А ты будто ножом в сердце. Посоветовал!

Еще не было такого, чтобы Даниил на воспитателя своего голос повышал. Все ужаснулись. Едва удержался Мирослав, чтобы на эту дерзость Даниила не ответить так же резко. Он весь трепетал, но не хотел при свидетелях лезть в драку. Даниил горько обидел его. Голос Мирослава дрожал:

— Нож? С такими словами полегче, Даниил… Звать Мстислава надо, да не будет ли того, что с Игоревичами было? Я… я… — заикался Мирослав, — я не знаю, как будет.

Даниил понял, что обидел Мирослава, но отступать не мог.

— Знаю, почему Мирослав закипел так: мыслит, что князь Мстислав выгонит нас из Галича.

— Выгонит, как Бог свят, выгонит! — быстро крикнул Филипп.

— А я сам ему Галич уступлю. С Игоревичами не так было, тогда Владислав-крамольник с ними был заодно. А ныне Мстислава мы сами просить будем от галицких людей. Я сам с Мстиславом говорить буду. Так мыслю, что он не король чужеземный, а свой, русский человек.

Облегченно вздохнул Семен и радостно заспешил, глотая слова:

— Вот теперь… легче на душе стало… Вижу, что верно говоришь… Звать Мстислава нужно.

Заметив, что Филипп наклонил голову и словно не слышит, что вокруг происходит, Даниил обратился к нему:

— А ты как?

Филипп предупредительно поспешил:

— Подумай, Даниил. Я так считаю, что верно Мирослав сказал — никак не пристало нам кого-то чужого звать…

Не успел он закончить, как Даниил стукнул кулаком по столу и закричал:

— Чужого? Кто чужой? Наши, русские, или латынщики?

Филипп съежился, врос в скамью. Гнев Даниила ошеломил его, напугал.

— Я… я… тебе добра желаю, — оправдывался он.

— А как ты, Мирослав? — примирительно обратился Даниил к своему воспитателю.

Мирослав понял свою ошибку. Если уже такие, как Филипп, присоединяются к его мысли, видно, мысль плохая. Недолюбливал он Филиппа — отталкивал тот его своей слащавостью. Но сейчас не об этом речь, и Мирослав твердо сказал Даниилу:

— И я так мыслю, как ты. Сначала не подумал, а теперь вижу, что ты верно рассудил. Посла нужно в Новгород.

— Как все, так и я… — льстиво пробормотал Филипп.

Вдруг все заговорили. А Даниил сидел и думал: «Вот так и надлежит с боярами, чтобы крутое слово, как вода холодная, в чувство приводило. Твердо нужно. А что Мирослав рассердился, ничего, остынет, отойдет».

— Кого мы пошлем? — прервал Мирослав размышления Даниила.

— А вот посоветуйте. Путь до Новгорода далекий. Надо, чтобы и смелый воин был, и говорить умел, чтобы растолковал Мстиславу нашу просьбу.