Последний ребенок в лесу - Ричард Лоув

Организации скаутов должны также терпеливо относиться к возмутительному увеличению стоимости страхования ответственности. Явление это характерно не только для Америки. В 2002 году австралийские скаутские организации — герл-гайды и скауты Австралии — сообщили о 500-процентном увеличении за год страховых взносов, что заставило директора-распорядителя выступить с предупреждением: движение скаутов окажется «нежизнеспособным», если страховые взносы будут продолжать расти.

С учетом все возрастающего социального и юридического давления организации скаутов заслуживают похвалы за то, что продолжают поддерживать связь с природой. Нараян под-черкнула, что из двух тысяч девочек, посетивших летние лагеря, большинство всем сердцем полюбили природу, хотя это не всегда проявлялось в чем-то конкретном. «Но теперь мы чувствуем необходимость оборудовать в лагерях технические лаборатории или создать компьютерный центр изучения природы. Дело в том, что люди к этому привыкли», — говорит О'Брайен. Движение скаутов реагирует на то же давление, которому подвергаются школы. Сокращение свободного времени и часов, отведенных общению в семье, приводит к тому, что американцы ждут, что подобные организации возьмут на себя тяжелую ношу общества — научат детей большинству тех социальных, моральных ценностей и политических уловок, которых потребует от них жизнь. Спросите любого бойскаута, и он ответит вам, как трудно это осуществить.

Справедливо это или нет, но имидж американского бойскаута изменился: вместо аккуратненького мальчика, который учится завязывать узлы и ставить палатки, он стал похож на уверенного в себе мужчину, который выступает против гомосексуалистов и изгоняет атеистов. Не только герлскауты, но и бойскауты стремятся идти в ногу со временем и иметь модный прикид. В новом национальном Музее скаутов в Ирвинге, штат Техас, представлены используемые технологии виртуальной реальности, позволяющие посетителям забираться на горы, спускаться по реке на байдарке и даже разыгрывать спасение на горных велосипедах. Представители организации «Доброе отношение к животным» начали кампанию с целью убедить бойскаутов отказаться от наградных значков за рыбную ловлю. В 2001 году Dallas Morning News сообщила о том, что советы бойскаутов по всей стране распродают лагеря, чтобы оплатить счета.

Ни бойскаутам, ни герлскаутам не так-то просто быть «зелеными».

Сегодняшние родители подталкивает бойскаутские лагеря к еще более безопасной деятельности, ко все большему внедрению современных технологий. Скаутам приходится бороться за то, чтобы идти в ногу со временем, чтобы у них было то, что можно предложить каждому. Возможно, это хорошая маркетинговая политика. А возможно, и нет (один проницательный редактор как-то сказал мне: «Книга, написанная для всех, — книга ни для кого»). В то время как границы движения скаутов расширяются, их направленность на общение с природой сужается. Есть и такие родители, а также лидеры скаутов (но их меньшинство), которые начинают выступать за возвращение к природе. «Обычно это те, кто постарше, — говорит О'Брайен. — Те, кто еще помнит былые времена». Могут ли эти взрослые предложить что-то конкретное для развития маркетинговых возможностей в крупных кампаниях будущего? Чем рассматривать природу на слайдах или выступать с предложениями отказаться от не связанных с природой программ в пользу мероприятий, проводимых непосредственно на природе, почему бы не попросить этих взрослых создать целое новое направление в движении скаутов? Интересная возможность, сказала О Брайен. Фактически это имеет смысл не только как маркетинговый инструмент (определить свою нишу и занять ее), но и является своего рода миссией.

Лидеры скаутов подчеркивают, что в основе скаутского движения — образовательная программа, которая формирует характер молодых людей, учит верности традициям, помогать другим, вести здоровый образ жизни, прививает стремление учиться всю жизнь. Основатель движения бойскаутов лорд Бадэн-Пауэлл, несомненно, понимал, что природа — благодатная почва для формирования характера детей и для их здоровья. Лучший способ достичь этих образовательных целей (и тем самым оживить движение в маркетинговом плане) — это вернуться к основе основ движения скаутов, к природе. Именно такой подход поддерживают многие родители и лидеры скаутского движения.

Нараян тоже из их числа. «На моей первой работе, в другой организации, я вывозила больных СПИДом детей в горы. Это были дети, которые раньше не выезжали дальше городских окраин, — говорила она. — Однажды ночью меня разбудила девятилетняя девочка. Ей нужно было выйти. Мы вышли из палатки и посмотрели наверх. Девочка затаила дыхание и вцепилась мне в ногу. Раньше она никогда не видела звезд. В эту ночь я убедилась, какую власть имеет природа над ребенком. Девочка стала другим человеком. С этого момента она начала все замечать. Увидела она и замаскировавшуюся ящерицу, которую все пропустили. Она обратилась к своим чувствам. Она проснулась».

Теория слияния

Защита природы зависит не только от организующей силы и руководящих организаций, она также зависит от качества взаимоотношений между молодежью и природой, от того, как молодые люди связаны с природой и связаны ли они с ней вообще.

Я часто раздумываю над тем, что именно привязывает меня к этому месту, к Южной Калифорнии, кроме хороших друзей, интересной работы и хорошей погоды. Конечно, это не та окружающая среда, что преобразована человеком, не та земля, которая изрезана на куски и изменена до неузнаваемости. Что я люблю, так это парки и старые окрестности города, особенно по утрам, когда все сглажено туманом. Я люблю побережье. Тихий океан, противящийся переменам, сохраняющий свою неукротимость для любителей серфинга Южной Калифорнии. Он надежный, всегда здесь и в то же время таинственный и опасный, а некоторые его обитатели превосходят человека по размерам и по непостижимости их тайны. Я не увлекаюсь серфингом, но коль скоро привязанность моя к океану существует, то ей уже никуда не деться.

Когда я еду на восток в горы через Меса Грандэ, Санта Изабель и Джулиан, я знаю, что это те самые места, которые живут в моем сердце. В них есть тайна, которая делает их непохожими ни на какие другие места на Земле. Однако всегда, да-да, всегда внутренний голос подсказывает мне: не привязывайся к ним слишком сильно. Из-за разрастания урбанизированных пригородных зон у меня появляется чувство, что и поля, и реки, и горы, которые я так люблю, могут исчезнуть, когда я приеду сюда в следующий раз, и по этой причине я не могу отдаться им со всей полнотой. Я думаю о детях, которые либо никогда не ощущали привязанности к природе, либо с самого начала научились не доверять собственным ощущениям. Испытывают ли они нечто схожее с моими чувствами, рождается ли в них такой же отклик?

Бесспорно, детям необходима настоящая привязанность к земле не только для поддержания здоровья, но и для того, чтобы они чувствовали потребность защищать природу, совсем как взрослые; не только в разговорах, но и как граждане, как члены общества, имеющие право голоса.

В течение двадцати пяти лет психолог Марта Фаррелл Эриксон и ее коллеги пользовались «теорией привязанности» (так они называли экологическую модель развития ребенка) как основой для длительного изучения взаимоотношений родителей и детей. Они применяли их для превентивного вмешательства в ситуациях, связанных с повышенным риском. Главным звеном работы Эриксон стало здоровье семьи как основной составляющей здорового общества.

Обычно, говоря о привязанности родителей и детей, мы очень редко наблюдаем отсутствие таковой, даже в тех случаях, когда родители безответственны, ненадежны и редко бывают дома. Скорее, мы имеем дело с привязанностями разного уровня. Например, ребенок, у которого родители хронически неотзывчивы (предположим, склонны к депрессиям), в целях самозащиты, во избежание боли, боясь оказаться отвергнутым, отстраняется, переставая проявлять к родителям интерес. Таким образом развивается то, что мы называем настороженно отстраненной привязанностью.

Я высказал предположение, что аналогичные симптомы дефицита привязанности отмечаются и в реакции людей, у которых слабо развито чувство связи с землей. По собственному опыту я могу сказать, что из-за ускоренного развития той части страны, где я живу, моя привязанность к этому месту довольно непроста. Многие из тех, кто живет здесь уже десятилетиями (я, например, приехал из Канзаса), приросли к Южной Калифорнии телом, но не душой. Исследуя развитие ребенка, мы видим, что теория привязанности основывается на глубинной связи между ребенком и его родителями, представляющей собой комплекс психологических, биологических и духовных процессов, и что без этой связи ребенок чувствует себя потерянным, уязвимым, беззащитным перед лицом возможных патологий в будущем. Я убежден, что нечто подобное наблюдается и в привязанности взрослых людей к месту, что эта самая связь с местом и дает им ощущение принадлежности к чему-то и смысла. Без глубинной привязанности к месту взрослые люди, точно так же, как и дети, чувствуют себя потерянными.