Возвращение тамплиеров - Джузеппе Д'Агата

Рудольф пришел ко мне, сопровождаемый Гельмутом. Он не вымолвил ни слова и не заплакал, скоро удалившись обратно к своим книгам.

Когда пришел отец Отто, я уже лежала в открытом гробу. Настоятель выглядел крайне опечаленным и захотел узнать причину смерти. Гельмут сказал, что молния, даже не поразив меня, остановила мое сердце. Отец Отто наспех благословил меня и ушел, обменявшись с Гельмутом каким-то условным знаком. Под белым покрывалом, в длинном одеянии, меня повезли на церемонию, состоявшуюся на другой день.

Гроза все продолжалась. Коляска остановилась возле церкви, как раз напротив типографии, и Гельмут с бароном вышли из нее. Мой муж вошел в здание и, пораженный пустотой и заброшенностью, покачал головой, не скрывая мучительного огорчения.

У входа в церковь стоял отец Отто, который по этому случаю был в черной рясе и белом плаще с эмблемой ордена меченосцев. Мой муж прошел через церковь, ни разу не преклонив колена и не перекрестившись.

Возведение в сан состоялось в обители настоятеля. Выйдя оттуда в облачении Великого магистра, отороченном золотой каймой, Рудольф, редкая борода которого внезапно поседела, направился по винтовой лестнице вниз, в крипту. Настоятель и Гельмут спустились следом. Все дальнейшее походило на невероятный сон.

Возле двух стен громоздились высокие стопки книг. С третьей стены взирали прямоугольные глазницы пустых локул. Четвертая приютила неубранный алтарь, на котором выделялся огромный меч, вознесенный над крестом. Вдоль стен горели факелы. Под ними толпились монахи, тоже в старинных рыцарских одеждах. А за их тенями чудилось множество других таких же фигур.

Пока Гельмут держался в стороне, мой муж и отец Отто подошли к алтарю, к драгоценному средневековому мечу, сверкавшему как солнце. Вдруг под сводами крипты раздался хриплый голос, приказавший им остановиться.

И тотчас появился — спиной к алтарю — еще один человек. Он был закутан в черный плащ, лицо закрыто глубоким капюшоном. Сильный запах серы заполнил помещение.

Отец Отто пробормотал нечто вроде приветствия. Черный монах ткнул пальцем в моего мужа, глаза которого расширились от ужаса, и оскорбил его вопросом, человек он или манекен. Потом насмешку сменил гнев, обращенный к отцу Отто. Разве может этот человек стать Великим магистром, если еще жива его жена?

Отец Отто поискал глазами Гельмута, который шагнул вперед и спокойно подтвердил, что я действительно еще жива. Черный монах обратился к Гельмуту со злобной улыбкой, назвав его бессовестным вором, и сказал, что разыскивал его. В колодце посреди двора он не нашел ни грана золота. Известно ли Гельмуту что-нибудь об этом?

Отец Отто принялся оправдываться, говоря, что поручил Гельмуту опустить два мешочка в колодец. Черный монах не удостоил его даже взглядом и приказал всем замолчать, пока вор держит ответ. Гельмут и не подумал выкручиваться, а просто признался, что золото проиграл. Черный монах опустил голову, не сдержав смеха. Дерзость и наглость Гельмута в чем-то даже забавляли его. Между ними началась какая-то странная перепалка. Гельмут спросил, что за кара ждет его. Тот ответил, что подходящее наказание придумать трудно. „Может, просто не хватает фантазии?“ — съехидничал Гельмут. Черный монах сказал, что сначала хочет закончить дело с церемонией. По сути же, было ясно — он горел желанием отомстить.

Гельмут подошел к моему мужу и попытался привести его в чувство, потому что тот словно утратил дар речи. Он заклинал его уйти, бежать, вернуться к своим книгам. Рудольф ответил ледяным тоном, что книги, лежащие в крипте, тоже его.

Далее неописуемые события происходили стремительно. Отец Отто приблизился к алтарю, взял подушку с мечом и подошел к Рудольфу. Гельмут хотел было броситься на помощь барону, но оба монаха остановили его. Рудольф поколебался мгновение, потом, словно загипнотизированный блеском меча, протянул руку и взял его.

И меч тотчас воспламенился. Черный монах посмотрел на него ехидно и в то же время с явным удовлетворением, потому что, как он и предвидел, это доказывало, что барон не избран. Тем временем пламя перекинулось на моего мужа, и он вспыхнул, словно лист бумаги. Черный монах изумился: значит, барон фон Зайте был всего лишь бумажным созданием? Книгой?

И действительно, то, что спустя несколько мгновений осталось от Рудольфа, оказалось всего лишь горсткой пепла от сгоревшей бумаги. Но меч, упавший на землю, не погас. Пламя, извиваясь, разбежалось от него во все стороны, образуя крест, концы которого быстро удлинялись. Огонь охватил книги и стены крипты. Монахи последовали за своим настоятелем, но не бежали прочь, а стали забираться в локулы.

Гельмут стоял не шелохнувшись. Черный монах окликнул его. Стена огня разделяла их.

И здесь следует повторить сказанное ими.

— Хочу все-таки попытаться тронуть твое сердце, — льстиво сказал черный монах. — Ты вор, но по-прежнему тамплиер, и в твоем уставе есть среди прочих обет отдать жизнь ради спасения ордена.

— Величайшего из всех, какие знала история. — В гордых словах Гельмута звучал фанатизм. — И я докажу тебе это.

Последовала пауза. Пламя в глазах черного монаха сделалось неистовым.

— Тебе известны Числа. Последнее из них обозначает встречу, которую ты не можешь пропустить.

— Но и ты не хочешь пропустить ее.

— Да, только моя цена на этот раз будет высока, как никогда. Мне нужно сокровище Третьего храма. То, которое Иньяцио ди Коллеферро скрыл даже от меня. Тебе известно, где оно?

— Нет.

— Ищи. У тебя больше века, чтобы отыскать его. — Он начал отступать, не обращая внимания на лизавшие его языки огня. И уже издали крикнул со смехом: — В тот день, клянусь, тебе не удастся ограбить меня!

Крипта превратилась в огромную жаровню. Балки, державшие церковь, пошли трещинами.

Дома я нашла Гельмута. Он складывал небогатые пожитки в дорожную сумку и вручил мне два мешочка с золотом. Гельмут сказал, что золото принадлежит мне и я, как он надеется, сумею им с толком распорядиться.

Зачем же он рискнул жизнью?

Он ответил, что сделал это и для самого себя: настоящий немецкий дух должен создавать книги, а не оружие.

Мы посмотрели за окно. Дождь прекратился, зеленые и бурые краски засверкали чистотой капель.

Гельмут поцеловал мне руку и уехал.

Что я испытывала к нему? Любовь? Привязанность? Не знаю.

Я не оплакивала исчезновение мужа. Физически он никогда не существовал для меня.

Оружейную фабрику я снесла, а на ее месте построила новую типографию. Выбор этот стал для меня источником утешения, особенно когда в 1914 году в Европе разразилась война».

Джакомо проснулся оттого, что кто-то тронул его за плечо. Машинально поискал глазами баронессу в кресле, в углу библиотеки. Ее не было, как не было больше и рукописи на письменном столе. Яркий солнечный свет и свет включенной лампы на две-три секунды ослепили его. Наконец он увидел улыбающегося Гельмута.

Отвечая улыбкой, Джакомо поднялся. Друзья взглянули друг на друга, и теплое объятие смягчило охватившее их волнение.

От аббатства Хиршау остались лишь жалкие руины, заросшие травой и невысоким кустарником.

Следы пожара видны были до сих пор. Гельмут и Джакомо молча обошли трагические развалины, потом поднялись на холм. На вершине Гельмут остановился и показал Джакомо треугольник из чисел, начертанный черным монахом и сохранившийся спустя столетия. Они присели, чтобы рассмотреть поближе.

— Теперь ты знаешь, что это означает? — спросил Джакомо.

Гельмут утвердительно кивнул.

— Числа меченосцев включают в себя числа тамплиеров.

Джакомо скорее внимательно, нежели удивленно следил за объяснениями друга.

Все они строились на четырех действиях арифметики.

— Каждая сторона треугольника составляет в сумме девять. Это числа рыцарей, основавших орден Храма, или тамплиеров, в Иерусалиме.

— Девять рыцарей, о которых поется в балладе, девять ветвей канделябра, — заметил Джакомо.

— «Триста тридцать три» — число дней, прошедших от исчезновения ордена меченосцев до восстановления его в Хиршау. «Тридцать три» — число тех рыцарей, «три» — число попыток возродить орден. Помнишь? Таддео Курляндский, Отто Кенигсбергский и Лотар Винкель.

— И Винкель тоже?

— Ну да, и он. Но «три» имеет еще и другое значение. Увидишь.

— Умножаем три числа друг на друга в порядке их появления.

— Что это значит?

— Это год, тысяча девятьсот восемьдесят девятый, — пояснил Гельмут. — Теперь умножим второе число на самое себя.

— Еще одна дата: тысяча восемьдесят девять.

— Год, когда Гуго де Пейнс, основатель ордена тамплиеров, посвятил себя Господу.