Третий шанс - Татьяна Рябинина

с которой я вырос, с которой ловил в пруду головастиков и делился мороженым. Может, это и не слишком правильно, но меня все устраивает. Конечно, каждый думает, что его любовь особенная и будет вечной, но стоит признать: страсти все равно рано или поздно улягутся, а дружба останется.

Одна засада, родители категорически не разрешают Ларке переехать ко мне, а жениться в восемнадцать – ну такое себе. Но мы особо и не торопимся. И так все прекрасно. Бывают, конечно, мелкие терки, но все быстро гасится. За столько лет мы уже изучили, когда стоит промолчать или свести что-то в шутку.

На зимние каникулы мы едем в Швейцарию. Кран-Монтана – горнолыжный курорт в кантоне Вале, Ларкин отец купил там шале. Две недели только мы вдвоем, не считая сторожа и его жены, живущих в сторожке у ворот.

- Слушай, а у нас дети будут? – спрашиваю, когда мы валяемся на медвежьей шкуре перед камином – голые и с кружками глинтвейна. Тему брака мы вообще не обсуждаем – это вроде как само собой разумеется.

- Ну не знаю, - Ларка пожимает плечами. – Людям положено размножаться. Хотя сейчас я точно желанием не горю. И потом у меня не все в порядке с этим делом, могут быть проблемы.

- Что-то серьезное?

- Пока не знаю. Таблетки выписали. Кстати, с ними через месяц можно будет без резинок трахаться. Гарантия – сотка.

- Жаль, что только через месяц, - моя рука пробирается привычным маршрутом.

Новость огорчает, но не слишком. Желания размножаться и у меня пока нет. Когда-нибудь потом. Попозже. А сейчас все так хорошо, что не хочется ничего менять. Пусть продлится подольше.

Но подольше не получается. Когда все начало расползаться? Так бывает, что вечером ложишься спать здоровым, а утром просыпаешься и понимаешь: еще не болен, но уже что-то не так. Летом мы едем в Новый Оскол, потом в Грецию, и все отлично, но уже осенью…

На первый звоночек я не обращаю внимания, а зря. На вечеринке Ларка вдруг при всех закатывает сцену, когда я приглашаю танцевать девчонку с третьего курса, и вылетает в слезах. Потом просит прощения, валит все на ПМС.

- Лар, - прошу я, - давай ты не будешь как одна хорошо известная тебе дура. Я этим сыт по горло и терпеть не буду.

Она обещает, мы миримся, все прекрасно – пока на чьей-то днюхе она сама не начинает вешаться на какого-то парня. Решила страшно отомстить? Делаю вид, что не заметил. Больше она эту карту не разыгрывает, но что-то определенно меняется, и это потихоньку напрягает. А потом уже и не потихоньку. То все нормально, то какие-то обиды на пустом месте, раздражение, слезы.

- Тебе, может, от таблеток крышу сносит? – спрашиваю в шутку, и в ответ прилетает, что если ни хера не понимаешь, лучше молчать, может, за умного сойдешь.

Это наша первая ссора, которая тянется дольше одного дня. И хотя вины за собой никакой не чувствую, иду мириться первым. Ну а дальше…

Дальше начинаются качели. Две-три недели все супер, потом очередная вспышка на пустом месте, и снова мы врозь, ледяное молчание. Потом бурное примирение – и опять все хорошо. Вот только делать шаг навстречу с каждым разом все труднее, и не всегда уже его делаю я. Если раньше мне казалось, что протянуть руку должен мужчина, то теперь все чаще в этом сомневаюсь.

Юлю я замечаю как раз после той самой первой ссоры. Точнее, девушку, которая кажется похожей. Я давно не вспоминаю о ней, но неожиданно становится больно, как будто прошло не два года, а две недели. Впрочем, боль эта мимолетная. После занятий мы с Ларкой едем ко мне, и все эти мысли из головы улетучиваются. Но через неделю я вижу ее снова – и внутри ёкает, как селезенка у лошади.

- Что за крыса на тебя пялится? – недовольно спрашивает Ларка.

- Понятия не имею, - пожимаю плечами.

Эту девушку я встречаю теперь раз в неделю, когда у нас пары в соседних аудиториях. И каждый раз становится тревожно и маятно. Думаю, что надо бы подойти к ней и спросить, не Юля ли она. Просто чтобы услышать, что нет, и забыть. Разумеется, когда Ларки не будет рядом. А потом кто-то зовет ее по имени, она оборачивается. Нет, не Юля. Ну и слава богу. Что бы я сказал, если бы оказалось, что это она?

После зимней сессии расписание меняется, и я ее больше не вижу. Но иногда вспоминаю. Нет, не ее, конечно. Юлю. Понимаю, что это глупо и ни к чему – и ничего не могу с собой поделать. После очередной Ларкиной выходки злюсь на нее и невольно думаю: а как могло бы все сложиться, если бы я не ступил и все-таки нашел Юлю?

Да никак, Морозов. И вообще ты свой выбор сделал, так что прекрати маяться херней.

* * *

К концу летней сессии я чувствую себя выжатым, как лимон. Настроение ни к черту. Не так давно мы с Ларкой помирились после затяжной ссоры, но мир этот хрупкий, как лед на осенней луже. И все настойчивее стучит в голову мысль, что следующая ссора может стать последней, хотя я по-прежнему люблю ее и не хочу разрыва.

Ее родители улетели во Францию, я остаюсь на ночь у нее, и мы долго разговариваем. Так, как, наверно, не разговаривали уже давно. О нас. О том, чего ждем от будущего. И о том, что наши отношения зашли в тупик.

- Лар, так не бывает, что виноват кто-то один, - ее голова лежит у меня на груди, я глажу ее волосы. – Я, конечно, тоже не пряник, но пойми, у меня не получится вытаскивать из болота нас обоих.

- Я понимаю, Дим, - ее рука чертит линии у меня на животе. – Но не знаю, как это получается. Когда все хорошо, я как будто засыпаю. И хочется сделать что-то, чтобы проснуться.

- То есть тебе со мной скучно? Когда у нас все хорошо?

- Да нет же! – она садится, уткнувшись лбом в колени. – Не с тобой. Наверно, со мной что-то не так. Адреналина не хватает.

- Прыгай с парашютом. Или… не знаю, в страйкбол поиграй.

- Это не то.

Я пытаюсь понять – ее, себя. На душе тяжело. А утром Ларка говорит, что