Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

Приписать какую-либо ориентацию становится еще сложнее дальше, учитывая тот факт, что многие текстильные торговцы Калималы участвовали, если не своими инвестициями, то через семейные или брачные связи, во многих сферах предпринимательства (Goldthwaite, 1968, с.236). Торговцы текстилем и их родственники инвестировали деньги, давая их банкирам и судостроителям, лавочникам, торгующим зерном и товарами широкого потребления, а также чиновникам и клирикам (Becker, 1959; 1967, с.89-96; Abulafia, 1981).

Торговцы текстилем не могли порвать с другими патрициями, пожертвовав интересами банкиров, лавочников и чиновников ради выгоды с нового производства шерсти и хлопка, потому что торговцы сами и через свои семьи были банкирами, лавочниками и чиновниками[94]. Торговцы Калималы во Флоренции середины XIV в. были встроены в систему расширенных семей, совместных предприятий и политических альянсов, которые серьезно ограничивали возможности политической или экономической действенности (agency), независимо от их целерациональности или психологической ориентации. Цепь счастливых случайностей поместила флорентийских торговцев текстилем в господствующее положение на европейском рынке предметов роскоши из шерсти. Когда другая цепь событий разрушила эту монополию, купцы остались зафиксированными в сети союзов и совместных предприятий, которые заставили их принести в жертву возможности в одной отрасли экономики для сохранения своих собственных интересов, интересов их семей и союзников в политическом управлении, которое гарантировало им большую сумму доходов во всех других отраслях.

Концентрация квалифицированных ткачей и других ремесленников во Флоренции и продолжающееся господство флорентийских банкиров в европейских торговых сетях благодаря их союзу с папством позволили развиться новому производству предметов роскоши, на этот раз из шелка, в конце XIV в. (Luzzato, 1961, с.142). Флорентийцы доминировали на европейском рынке шелка последующие два столетия благодаря высокому качеству выделки и самого шелка, который они использовали (Mazzaoui, 1981, с.132-33). Высокая рентабельность в этой торговле предметами роскоши позволяла (а спрос на качественные продуктов со стороны богатых покупателей даже требовал), чтобы флорентийские торговцы шелком нанимали за хорошую плату квалифицированных цеховых работников. Флорентийские торговцы шелком разрешили проблему поставок, которая мучила их предшественников в торговле шерстью, поощряя землевладельцев по всей Италии увеличивать площади земель, отведенных под разведение тутовника и шелковичного червя (Aymard, 1982, с.152)[95].

Как и шерстяная отрасль в XIV в., флорентийская шелковая отрасль экономики пришла в упадок за XVII в. по нескольким причинам[96]. Если с шерстью кризис начался со стороны поставок сырья, то шелк подкосило изменение спроса. Возможности аристократов покупать дорогие шелка исчерпались во время продолжительной депрессии, которой характеризовался кризис XVII в. Флорентийские торговцы не могли производить дешевые шелка в своих городах-государствах, потому что они по-прежнему были ограничены цеховыми уставами (Mazzaoui, 1981, с.138-51; Cipolla, 1974; Sella, 1974). И снова слабое политическое положение купцов не дало им перевести свое понимание того, что нужно рынку, в эффективное целерациональное экономическое действие. Медичи настолько доминировали в политике Флоренции, что они проигнорировали просьбы купцов о помощи; однако Медичи все еще боялись бунта цеховых масс и popolo di Dio, который мог вспыхнуть, если понизить зарплату рабочим в шелковом производстве (Litchfield, 1986, с.233-44). Нецеховое производство шелка блокировалось государством Медичи даже в сельских областях, которые оно контролировало (Belfanti, 1993, с.266-67)[97].

Начиная с XVII в., рост европейской текстильной промышленности ограничивался низкокачественным производством шелков во Франции и шерстяных изделий в Англии и Голландии (Mazzei, 1979, с.202)[98]. Итальянские цеховики почти полностью, а итальянские сельские производители по большей части, были исключены из этих секторов текстильного производства. Однако некоторые итальянские банкиры и купцы активно финансировали и продавали продукцию иностранной протопромышленности. Структурные факторы, которые тормозили нецеховое производство в большинстве итальянских политий, не мешали итальянским инвесторам получать максимальные прибыли за границей[99].

Итальянцы, в XVII в. принимавшие участие в иностранном текстильном производстве и торговле, отличались от своих предшественников по двум критически важным аспектам. Во-первых, эти итальянцы обычно не имели комплекса займов и инвестиций, который был у элиты Калимала прошлых столетий. Богатейшие флорентийцы, Медичи и их анноблированные союзники, размещали свои капиталы туда, где ожидались наибольшие прибыли в землю, государственный долг, должности и производство предметов роскоши (Litchfield, 1986, с.206-213)[100]. Флорентийцы, инвестировавшие в иностранное текстильное производство, были теми самыми, которых исключили из наиболее доходных флорентийских инвестиций из-за их относительно недостаточной политической власти. Вытеснение из внутреннего инвестирования помогло флорентийским предпринимателям за границей произвести второе критическое изменение XVII в. Чем сильнее становились национальные государства, тем большие ограничения они накладывали на иностранцев. Некоторые флорентийцы, такие, как жившие в Кракове, в ответ «брали в жены дочерей местных бюргеров, получали гражданство и даже общественные посты» (Mazzei, 1979, с.205). Флорентийские текстильные торговцы ориентировались на прибыль; однако они смогли перейти на целерациональное экономическое действие только вне своего города-государства и часто получали французское, испанское, неаполитанское или польское подданство (Litchfield, 1986, с.41; см. также Luzzato, 1961, с.161).

Флорентийские банкиры были новаторами в рациональной экономической технике. Когда флорентийцев прогнали с наиболее доходных средиземноморских торговых маршрутов из-за слабости их военного положения, они обратились к менее доходной торговле шерстью и построили беспрецедентную сеть филиалов по всей Европе. Эта сеть дала флорентийцам технические средства, необходимые для того, чтобы стать папскими банкирами, а их неспособность сражаться за гегемонию в Средиземноморье ликвидировала основной источник потенциального геополитического конфликта с папством. Флорентийцы развили массу техник для облегчения торговли и перевода денег через свою систему филиалов (de Roover, 1963, с.77-107; Goldthwaite, 1980, с.47). Это был их великий вклад в создание рациональных техник капиталовложений и денежного обмена[101].

Но следует помнить, что флорентийцы стали новаторами поневоле. Они занялись папскими финансами и обменом денег на континенте как второсортным делом, потому что их вытеснили с более выгодных дальних торговых маршрутов, на которых господствовали венецианцы и генуэзцы. Флорентийские банкиры XIII-XIV вв. получили огромную непредвиденную прибыль с изначально маленьких капиталовложений, однако они также рисковали внезапно обанкротиться в том случае, когда папы и монархи, которые даровали им банковские концессии, решали передать ведение своих дел другим, новым союзникам, или когда правительства, которым банкиры давали займы, сами становились банкротами.

В пору своего расцвета, в полвека, предшествующие 1340 г., банковское дело для папы и для английского и сицилийского монархов было самым прибыльным предприятием во Флоренции и, возможно, в Европе. В то время как у