Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев

жене, что вынужден был уступить соображениям долга перед своей страной, но несчастная женщина отреагировала на подобное объяснение типично по-женски – она проплакала несколько дней и ночей. Она никак не могла понять, как она может быть счастливой, будучи так коварно брошенной мужем пусть даже и из сображений самого что ни на есть здравого смысла. Впрочем, а могла ли она быть по-настоящему счастливой с человеком, считавшим ее абсолютно разумным существом и всерьез рассчитывавшим на понимание в столь драматических обстоятельствах.

Фредерик Массон утверждает, что Наполеон, опасаясь новой вспышки чувств, стал нарочно ставить между собой и Жозефиной посторонних людей. Он пишет:

«Когда он является в Мальмезон, чтобы повидать ее и постараться утешить, он даже не входит в ее покои, старается все время держаться на виду у всех, потому что хочет, чтобы и Жозефина, и все знали, что между ними все кончено навсегда».

Короче говоря, любовь – любовью, но теперь никаких частых разговоров, никакой возможности объясниться, никаких поводов заговорить себя, залить слезами и вынудить, как это уже не раз бывало, отменить принятое решение.

Жизнь «мальмезонской затворницы»

Итак, с 17 декабря 1809 года Жозефина оказалась в своеобразной мальмезонской ссылке. Об этом периоде жизни ее придворная дама Жоржетта Дюкрест пишет следующее:

«Императрица, сохранив к императору привязанность, граничащую с обожанием, не позволила переставить ни одного стула в помещении, которое он занимал, и предпочла тесниться. Все осталось в том же самом положении, как было, когда император покинул свой кабинет: книга по истории, положенная на бюро, была открыта на той же странице, где он остановился; на пере сохранились чернила, которыми минуту спустя могли писаться законы для Европы; карта земных полушарий, по которой он показывал страны, которые хотел завоевать, носила некоторые следы нетерпеливых волнений, причиненных, быть может, легкими возражениями. Жозефина взяла на себя труд стирания пыли, оскверняющей то, что она называла „своими реликвиями”, и редко давала разрешение входить в это святилище.

Римская постель Наполеона без занавесей, по стенам его комнаты развешаны ружья, и несколько принадлежностей мужского туалета разбросаны по мебели. Казалось, он сейчас войдет в эту комнату, откуда он изгнал себя навсегда».

Биограф Жозефины Гектор Флейшман считает, что слова Жоржеты Дюкрест – «не аргумент», так как она «писала скорее с усердием, нежели с точностью». И вообще он уверен, что это легенда «изображает Жозефину времен „мальмезонского заточения” олицетворением безутешной печали и благородного отчаяния».

Гектор Флейшман задается вопросом, действительно ли Жозефина была столь безутешна? Отвечая на этот вопрос положительно, обычно обращают внимание на письмо Жозефины маршалу Мармону, в котором есть такие слова: «Вы знаете, какова моя привязанность к императору, и можете судить, что я выстрадала. Только его счастье может вознаградить меня за такое самопожертвование».

По мнению биографа Жозефины, «это письмо вряд ли стоит использовать в качестве решающего аргумента, так как оно направлено тому, кто непременно должен был показать его императору».

А вот свидетельство графини Анны Потоцкой, встречавшейся с Жозефиной в Мальмезоне:

«Я очень хотела быть ей представленной, но она не принимала иностранцев и виделась только с теми, кто своей неизменной преданностью заслужил ее доверие и привязанность. Ее бедное исстрадавшееся сердце замкнулось в своем горе: насколько раньше Жозефина любила свет, настолько теперь она стремилась к одиночеству. По крайней мере, в Мальмезоне она была застрахована от назойливого любопытства. Рассказывали, что она много плакала и не старалась скрыть свое горе. Она всей душой была привязана к Наполеону, и ей было гораздо больнее потерять его, чем свое блестящее положение».

На самом деле, представленная трогательная картина вряд ли имела слишком много общего с реальностью.

Гектор Флейшман пишет:

«Как, не утешившись, Жозефина могла бы менее чем через месяц после развода настойчиво вмешиваться в переговоры о женитьбе Наполеона? А ведь она даже давала советы Меттерниху относительно невесты – Марии-Луизы. Жозефина даже предложила свои услуги самой австриячке. И та, нисколько не считая это компрометирующим, согласилась „поболтать”».

Мальмезонские любовники Жозефины

Гектор Флейшман поднимает и еще один немаловажный вопрос:

«Как могла безутешная Жозефина поддаться плотскому порыву с кем-либо, кроме Наполеона?»

Однозначного ответа на этот вопрос нет, равно как нет и однозначного доказательства того, что Жозефина этому «плотскому порыву» действительно поддалась. Зато есть немало утверждений и так называемых свидетельств очевидцев.

Тот же Гектор Флейшман пишет:

«Имеется свидетельство Виель-Кастеля-сына, который утверждает, что отец его вновь сделался после развода любовником Жозефины, каким уже был раньше».

Барон де Виель-Кастель, автор двадцатитомной «Истории Реставрации», действительно написал такое о Жозефине и своем отце, служившем при ее дворе. Но можно ли полностью доверять его словам? Это, как говорится, дело каждого конкретного человека. По мнению Гектора Флейшмана, «этот Виель-Кастель слыл „значительной ничтожностью”. Но это, очевидно, не служило для Жозефины поводом презирать его. Ведь не презирала же она Ипполита Шарля».

Музыкальный салон в Мальмезоне

Также немало слухов ходило и о нежных отношениях Жозефины с неким графом Тюрпен де Криссе.

Его звали Ланселот-Теодор Тюрпен де Криссе. По профессии он был художником, весьма неплохим художником.

«Моя жизнь – это роман!» – любил говорить этот человек, принадлежавший к одному из самых старинных семейств провинции Анжу. Пережив ураганы Великой французской революции и послереволюционного террора, он стал камергером двора Жозефины. Их отношения могли бы показаться фарсом, но фарсом весьма полезным: он действительно профессионально помогал ей собирать коллекцию картин.

Этого двадцатидевятилетнего мужчину с буйной шевелюрой и потрясающей улыбкой Жозефина приблизила к себе два года назад, и это, кстати сказать, стало одной из косвенных причин ее развода с Наполеоном. Вернее, нет. Не совсем так. Это стало не одной из причин развода, а одним из факторов, который позволил Наполеону решиться на этот судьбоносный для себя шаг.

Очаровательная графиня де Кильмансегге, тайный агент императора, пишет в своих «Мемуарах»:

«Я глубоко переживала развод Наполеона с Жозефиной, хотя понимала, что без веской причины император никогда бы не решился на этот шаг. Но Жозефина нарушила супружескую верность, забыв о своем возрасте и королевском достоинстве.

Только несколько человек знали, что в отсутствие императора, несмотря на искреннюю привязанность к нему, Жозефина вступила в тайную связь с самым молодым камергером Тюрпен де Криссе, – впрочем, для нее это было не впервой.

Личные враги Ее Величества не упустили случая представить императору доказательства ее неверности, и, возможно, именно это помогло ему укротить свое сердце».

По словам специалиста по амурной истории Франции Ги Бретона, «после развода Жозефины с Наполеоном юный аристократ следовал за ней по пятам, и, находясь постоянно рядом, всегда готов был на любом диване или коврике провести успокоительный сеанс, в котором Жозефина очень нуждалась».

Гораздо более серьезный историк Десмонд Сьюард также утверждает, что после развода Жозефина была настроена «довольно легкомысленно и фривольно».

С