Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

все ясно, — сказал полковник Слива. — Ваши соображения, лейтенант Медников, надеюсь, будут учтены. Вы все записали, товарищ дознаватель?

— Так точно, — сказал Ганкин, шурша листками блокнота и не переставая писать.

— Меня будут судить? — спросил Медников, обращаясь к полковнику.

— Не могу точно сказать, но вполне возможно, — ответил полковник, направляясь к выходу. — Вас известят о дальнейшем ходе дела. Желаю здравствовать!

Он сделал шаг к выходу и вдруг остановился в дверях.

— Да, чуть было не забыл. Ко мне обращалась с просьбой о свидании с вами одна молодая особа, кажется, Галя.

— Это моя невеста, — поспешно вставил Медников.

— Очень хорошо. Она сама мне сказала, что ваша невеста. В порядке исключения я разрешу ей свидание, сели она еще не передумала.

Медников благодарно склонил голову.

— Спасибо, товарищ полковник.

Вслед за полковником ушли замполит Червонный и Ганкин.

Когда они вернулись в штаб, командир сказал своим спутникам:

— А все-таки, дорогие товарищи, мне кажется, мы поторопились доложить в дивизию. И теперь стоим, как лошади на привязи, ни тпру ни ну. Надо было решать на свой риск.

— Ты, Николай Сергеевич, не прав. Случай из ряда вон выходящий, все равно узнали бы и в дивизии, и в округе, так лучше, что мы сами доложили. Пусть теперь решают.

— У нас все готово, — сказал дознаватель Ганкин. — Дадут сигнал, пошлем рапорт.

— Теперь, конечно, поздно рассуждать. Машина завертелась, обратного хода не дашь.

— Как сказать, — усмехнулся Ганкин. — Иной раз такие развороты бывают, не дай бог.

— Ни дивизия, ни округ на наше решение это дело уже не вернут, — сказал полковник. — Я утром звонил генералу, он перво-наперво выругал меня, да еще лисой назвал. Говорит, хитришь, полковник Слива, от ответственности уходишь, распустил летчиков, дисциплины никакой, а у высших инстанций спрашиваешь, как быть. Слишком, говорит, необычное дело, чтобы не сообщать в Москву, тепорь жди, что Москва скажет. Может, не одного воздушного лихача накажут, а вместе с ним и его командиров.

— Вот это да! — развел руками Червонный. — В Москву доложили? В ВВС?

— Говорит, самому главному маршалу.

Ганкин притих и вкрадчиво кашлянул.

— Пожалуй, нам теперь со своим мнением торопиться нечего, — сказал он осторожно.

— Сидеть и ждать у моря погоды? — оборвал дознавателя полковник. — Сами бухнули в колокола, не подумав, а теперь черт знает, как выкручиваться.

— Оно, ясное дело, поспешили, — согласился Ганкин, — а, с другой стороны, могут и взгреть — чего, мол, такой либерализм развели? Давайте оформим судебное дело. Если что — у нас все готово.

— Не туда тянешь, Ганкин.

— А что же делать, товарищ полковник? Непонятно.

— Чего тут непонятного, Ганкин? — укоризненно взглянул на дознавателя полковник. — Теперь надо ждать решения Москвы -своим умом не сумели решить, другие помогут. Кому положено, тому и выдадут по всей норме.

— Верно, — согласился с полковником замполит Червонный. — Погорячились мы с докладом в дивизию. И в самом деле, самолет цел, мост невредим, летчик жив-здоров. Наказали бы своим приказом, а там пусть кто как хочет, так и реагирует — и дивизия, и округ, и Москва.

— Задним умом хорошо рассуждать, — сказал полковник. — А снаряд уже выпущен, летит по траектории, жди, куда ударит...

Весь день шел проливной дождь. Полыхала гроза, гремели раскаты грома. Медников тоскливо бродил по комнате, валялся на койке, пытался читать. Подходил к раскрытому окну, просовывал через решетку оголенные руки, подставлял под струи теплого летнего дождя, с удовольствием брызгал на лицо и грудь. Дождь лил не переставая, бурные потоки текли по мостовым, омывали тротуары, неслись в канавы и овраги. Тучи обложили все небо, и бесчисленные молнии бороздили его, непрерывно гремел гром.

В такую непогоду к домику с зарешеченным окном, где томился Медников, неожиданно прибежала Галя. Часовой принял от нее намокший пропуск, довел до комнаты, где сидел Медников, открыл дверь.

Галя влетела в комнату босиком, с туфлями в руках, с плащом, накинутым на голову, промокшая до нитки.

Она увидала Андрея и засмеялась так весело и заразительно, будто в самом деле только и оставалось смеяться в их горестном положении. Он тоже засмеялся, сначала с чувством неловкости и конфуза, а потом все более беззаботно и взволнованно-радостно. Галя подбежала к нему, оставляя на полу мокрые следы и ручейки дождевой воды, стекающие с ее платья, плотно облегающего тонкую девичью фигурку.

Медников суетился, не знал, куда посадить Галю. Подставил ей табуретку, потом отшвырнул ногой, снял с Гали мокрый плащ, бросил его на стол. Не отрывая глаз от Галиного лица и любуясь ею, смотрел, как круглые дождевые капли падали с ее черных волос на смуглые плечи, стекали по телу под широкий вырез пестрого летнего платья. Он нежно поцеловал Галю в лоб, как целуют сестру, пригласил ее сесть на койку.

— Не обращай на меня внимания, — говорила Галя, стоя перед ним. — Смеюсь, как дурочка, сама не знаю отчего. Не сердись на меня.

— Ты вся мокрая, — беспокоился Андрей. — Сколько воды на полу, целые озера. Дрожишь и посинела.

— Пустяки, дождик теплый! Возьми, пожалуйста.

Она протянула из-за спины мокрую обнаженную руку, и на ее узкой ладони Андрей увидел спелое красное яблоко. Он взял яблоко, поцеловал Галину ладонь. Галя отдернула руку, улыбнулась, опустила глаза и присела на краешек койки. С ее платья потекли на одеяло дождевые струйки.

— Ты была у полковника?

— Два раза ходила. Сначала не пускал, потом сдался...

— Что он сказал про меня?

— Успокаивал. А в общем, дал понять, что дела твои плохи. Под суд, говорит, отдадим. — Лицо ее дернулось, как в судороге, она прикусила губу, — Как же так? Разве это возможно? — отчаянно продолжала она, — В чем же ты виноват? Обязательно добейся свидания с полковником и все объясни, он должен понять, он добрый, я же видела.

Медников присел рядом с Галей, взял ее руку в свои.

— Если бы все было так просто. Вчера я говорил с полковником и