Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни - Дипак Чопра

К этому моменту я уже начал привыкать к тому, что даже светил в американских больницах интерны называют по имени, запанибрата, хотя мне по-прежнему было неловко.

– Никто, — ответил он.

– Неужели все это видно по одному снимку?!

Тогда он все мне объяснил:

– Диафрагма у него уплощенная, легкие чрезмерно расширены. Это признак курильщика — эмфизема легких. Вижу кальциноз предстательной железы, значит, у него хронический панкреатит — это из-за алкоголя. У него асептический некроз головки бедренной кости и кифосколиоз — последствия перенесенного полиомиелита.

В комнате нас было шестеро, и мы слушали его, как зачарованные. Никто ни слова не сказал, и я уверен, что в головах у нас крутилась одна и та же мысль: мы — свидетели выступления настоящего виртуоза.

А доктор Шиммель продолжал:

– Смотрите, вот тонкая пленка кальциноза на стенке желчного пузыря. Это явление называется «фарфоровый желчный пузырь» — у таких больных в шестидесяти процентах случаев развивается рак желчного пузыря, значит, его нужно удалить. Вопросы?

У меня был вопрос:

– Как вы узнали, что у него диабет?

– А, хороший вопрос, — кивнул доктор. — У него кальциноз семявыносящих протоков. Если такое наблюдается в стране Третьего мира, скажем, в Индии, это туберкулез, а на Западе — диабет.

Доктор Шиммель в несколько секунд показал, какой он выдающийся диагност. Для меня это была потрясающая демонстрация применения данных медицинской науки к живому пациенту. Я увидел, что такое возможно на практике.

Разумеется, дальнейшие анализы и исследования полностью подтвердили правоту доктора Шиммеля. В яблочко. Я запомнил тот день навсегда. Те, у кого нет медицинского образования, наверное, не в силах оценить, какая сложная задача стояла перед доктором Шиммелем. А я вот уже тридцать лет рассказываю эту историю коллегам-врачам, и они всегда приходят в восторг.

Я понял, что мне здесь, мягко говоря, есть чему поучиться, и подружился с доктором Шиммелем. И он стал для меня учителем и вдохновителем — и определил мой образ мыслей. Мне очень повезло, что я сотрудничал с такими врачами, как Эли Шиммель. В Америке врачи занимают кресла ректоров и деканов высших медицинских учебных заведений, потому что заслужили, тогда как во многих других странах положение в обществе и кумовство значат больше, чем профессиональные достижения. Эли Шиммель научил меня правильному подходу к медицине, и я пронес это через все годы практики. Кроме того, для меня большая честь и большое счастье, что на следующий год меня приняли на стажировку по гепатологии у доктора Раймонда Коффа, мирового светила в этой области.

Как-то раз мой коллега-гастроэнтеролог показывал студентам-медикам и нескольким врачам из больницы пациента с кишечным кровотечением. Он рассказал историю болезни, объяснил, как осматривал больного, и сказал:

– Больному требовалось четыре единицы крови. Поэтому мы…

– Постойте, — перебил его доктор Шиммель. Коллега тут же замолчал. — Откуда вы узнали, что ему нужно именно четыре единицы? Может быть, ему было нужно три или пять. Пожалуйста, изложите факты.

Разумеется, он был совершенно прав. Практическая медицина опирается на наблюдение и анализ фактов. Поэтому с тех самых пор я начал думать, говорить и писать именно с этой точки зрения.

Прошло несколько месяцев, и мне представилась возможность продемонстрировать доктору Шиммелю, как кстати пришелся мне его урок, а может быть, и доказать, что я способный ученик. Один из наших коллег-гастроэнтерологов показывал пациента, и тут Эли сказал:

– Значит, недостаток соляной кислоты в желудке стимулирует выработку гормона гастрина…

На этот раз я его перебил. Само собой, в Индии я бы на такое не осмелился. А в Америке живой диалог был для нас способом изучать медицину в больничных палатах. Похоже, к этому времени я уже сильно американизировался.

– Нет, Эли, не так, — сказал я. — Недостаток соляной кислоты только способствует выработке гастрина. — И подробно изложил этот вопрос. А когда я умолк, доктор Шиммель повернулся к слушателям с улыбкой:

– Санджив, ваш ход мыслей гораздо изящнее моего!

Я страшно засмущался. Надо же — получить такой комплимент от титана медицины!

Жить в Америке было так замечательно и так выгодно, что мы с Амитой решили подать документы на «грин-карту» и остаться здесь — если не навсегда, то хотя бы на несколько лет. Поэтому мы отказались от первоначального плана завершить здесь образование и вернуться в Индию.

Что такое мир «грин-карты», знают только американские иммигранты: «грин-карту» выпускала тогда Служба иммиграции и натурализации, и этот документ давал вид на жительство и предоставлял человеку почти все права американского гражданина, кроме права на голосование. Жить в Америке без «грин-карты» незаконно.

Оказалось, что получить «грин-карту» — целое дело. Нужен хороший юрист, много времени и к тому же еще и денег. Однако когда иммигрант ее получает, это будто клад найти. Твоя жизнь меняется навсегда.

Мы с Амитой подали документы на «грин-карты», когда кончилась наша интернатура в больнице Мюлленберга. Шло время, никаких новостей не было, нам ничего не сообщали, и мы решили, что наши заявления еще рассматриваются, но потом, больше чем через год, нам пришло письмо из Службы иммиграции и натурализации: «Это третье и последнее извещение, — гласило оно. — Если вы не явитесь на собеседование тогда-то и тогда-то, процесс предоставления “грин-карты” будет прекращен».

Ничего себе — третье извещение! Мы вообще ничего не получали. Но все равно очень обрадовались. Мы думали, что на собеседовании нам сразу же и выдадут «грин-карты».

И пошли туда без адвоката. Нам и в голову не приходило, что это не просто формальность. Ведь это же Америка — страна, где рады иммигрантам. Чиновника, который с нами разговаривал, звали мистер Пикеринг.

– Итак, вы подали документы на иммиграцию, — начал он.

– Да, — ответили мы. — Поэтому мы здесь.

Он повернулся к Амите.

– Отвечайте сами, независимо. — Поглядел на меня и велел не отвечать за жену, потом спросил: — Вы подавали документы на иммиграцию?

– Да, подавала, — ответила Амита.

Он повернулся ко мне:

– А вы, доктор Санджив Чопра, получили визу, чтобы приехать сюда, на том условии, что будете учиться здесь пять лет, а затем вернетесь. А теперь вы оба подаете документы на иммиграцию. Вы доказали, что вы бесчестные лгуны. В течение двух недель вы получите предписание покинуть страну в течение месяца.

Мы опешили.

– О чем вы говорите?! У меня стажировка в больнице Св. Елизаветы, Амита скоро станет старшим рездентом-педиатром в Бостонской городской больнице. У нас подписаны контракты. Мы не можем уехать.

– Меня это не касается, — пожал плечами мистер Пикеринг. — Заявления отклонены.

Мы были в отчаянии. Как же наши планы? Наверное, тогда мы еще не понимали, что очутились в мире, знакомом очень многим иммигрантам, в мире, где чувствуешь себя беспомощным перед лицом правительственных чиновников, где каждый раз, когда тебе приходит письмо из Службы иммиграции и натурализации, душа уходит в пятки. Поначалу мы не знали, как быть. Разве можно бороться с правительством США?

Мы приехали в Штаты с намерением вернуться домой, когда мы доучимся. И собирались так и поступить и никому не лгали, это не был предлог, чтобы перебраться в Америку. О том, чтобы остаться навсегда, мы задумались, только когда обосновались здесь. Наверное, наша реакция была типичной. Когда мы приняли решение остаться, то относились к этому неоднозначно. Мы же понимали, что отказываемся от родного дома, понимали, что будем скучать по Индии, особенно по близости с родными, однако были уверены, что здесь нам будет лучше. А когда нам сообщили, что остаться нельзя, нам показалось, что поселиться в Америке для нас главное в жизни. Все наши сомнения разом развеялись.

Амита позвонила руководителю своей программы в Бостонской городской больнице доктору Джоэлю Альберту. Резидентура у нее уже кончилась, и доктор Альберт назначил ее старшим резидентом в стационаре. Амита стала первой женщиной и первым врачом-иностранцем на этой должности. Это была большая честь.

– У меня есть один знакомый в Службе иммиграции, — сказал нам доктор Альберт. — Я сделаю так, что никакого предписания вы не получите.

Потом нам сказали, что нам нужен адвокат — специалист по иммиграции. И порекомендовали некоего мистера О’Нила. Просит он запредельно много, сказали нам, зато настоящий ас в своем деле. Бьется как зверь. Мы с ним познакомились. Он был мужчина крупный и внушительный.

– Все у вас будет хорошо, — успокоил он нас. — На следующее собеседование я пойду с вами. Не волнуйтесь. К концу собеседования Пикеринг у меня на карачках будет ползать по Бойлстон-стрит.