Анахрон. Книга первая - Елена Хаецкая

И тут Лантхильда увидела Сигизмунда. Расплылась в радостной улыбке, сделалась вдруг приторно-умильна. Сигизмунд из-за натальиной спины показал ей бутылку пива.

И тут Наталья обернулась…

Сигизмунд мгновенно увидел картину как бы со стороны: шкаф, крикливая белобрысая стерва, подкравшийся со спины экс-муженек с бутылкой… Наталья каменно смотрела на Сигизмунда. Уесть пыталась взглядом. Выковыривала остатки совести со дна его души. Выскребывала.

Лантхильда замолчала. Отдала поле битвы в руки Сигизмунда. Он это как-то сразу понял.

— Ну так что, — холодно промолвила Наталья, — насколько я понимаю, тебе сейчас не до НАС. Денег у тебя нет. — Она выдержала паузу. — Скажи своей блядище, чтоб заткнулась. В шкафу вещи мои лежат.

— Там нет твоих вещей, — сказал Сигизмунд.

— А я говорю — есть.

Сигизмунд с тоской ощутил, как его засасывает в обычный диалог.

Подумав, он объяснил:

— Я их выбросил.

— Врешь! — безапелляционно сказала Наталья.

— Проверь, — предложил он. И подмигнул девке: мол, можно! давай!

Лантхильда с готовностью прянула вперед. И тут Наталья, потеряв наконец самообладание, завизжала:

— Убери ее! Убери эту стерву! Развел тут бордель! Притон! Водка! Бляди! Карты!

— Ты преувеличиваешь, — сказал Сигизмунд. — Ты же знаешь, я не люблю карты.

Наталья понесла.

После маэстро Лантхильды Наталья Константиновна выглядела более чем бледно. Опера приелась, партия была знакома, слова изучены. Сигизмунд сел на диван и, морщась, снял зубами пробку с бутылки. Приложился к горлышку. Пиво забулькало. Лантхильда с завистью смотрела, как он пьет.

Сделав глоток, Сигизмунд подозвал девку и отдал ей бутылку.

— Значит так, Наталья, — прервал он излияния экс-супруги. — День для тебя сегодня неудачный. Вот и Лантхильда это подтверждает. Эй, Лантхильд! Наталья ист двала?

— Йааа… — протяжно отозвалась Лантхильда.

— Во, — обрадованно сказал Сигизмунд. — Вот и Лантхильда Аттиловна о том же.

— Мадьярка, что ли? — сощурилась Наталья.

— А это уж, Наталья Константиновна, не ваше дело. Может, и мадьярка.

— На клубничку потянуло? «Частица черта в нас..»?

Сигизмунд сморщился:

— Только не пой.

Наталья решительно шагнула к шкафу.

— Я могу посмотреть МОИ ВЕЩИ?

Сигизмунд встал, преградил ей дорогу.

— Лучше не надо. В другой раз.

— Ты что, труп там прячешь?

Умная баба, этого не отнимешь.

— Поменьше Агату Кристи читайте, Наталья Константиновна. Там Лантхильды вещи лежат, а она бережлива очень.

— Смотрю, она тут плотно у тебя прописалась. Гляди, Сигизмунд… СПИД по свету гуляет.

— А мы с презервативами. — И спросил более мирно: — А что тебе надо-то? Скажи, я достану.

— Ни-че-го, — прошипела Наталья. — НИЧЕГО мне от тебя не надо.

И вышла.

Хлопнула входная дверь.

Сигизмунд снова сел на тахту. Дружелюбно глянул на Лантхильду. Как, мол, мы, а?.. Показал, чтоб садилась рядом.

Лантхильда глотнула пива и вернула ему бутылку. Сигизмунд отпил половину того, что еще оставалось, и протянул бутылку Лантхильде. Давай, освежайся. Хорошо сегодня поработала.

Подбодренная таким образом, Лантхильда начала рассказывать. И показывать. Из ее рассказа Сигизмунд уяснил следующее.

Было так. Сидела она, Лантхильд, его, Сигисмундса дожидаясь, когда влезла в жилище эта унлезо афумисто двало Наталья, и восхотела от сигисмундсова добра толику схитить. А также лунницу золотую спереть, то несомненно.

И бросилась грудью Лантхильд и закрыла добро, не позволив злому деянию свершиться.

— Блин, — сказал Сигизмунд.

— Пилин, — обрадовалась Лантхильда. — Пилат!

И умильно в глаза ему заглянула, голову наклонив и засматривая сбоку. Он рассеянно потрепал ее по плечу.

— Пошли пиццу жрать.

Ближе к ночи Сигизмунд велел Лантхильде одеваться. Сапоги, шубка. Хватит дома сидеть. Вон, какая тухлая стала. Белорыбица.

Лантхильда забеспокоилась. Глазами забегала. Видно, раскаивалась, что слишком много воли себе дала.

Сигизмунд не сразу заметил ее беспокойство. А когда заметил, то не сразу понял, о чем она.

А она боялась, что он опять выгонять ее собрался.

Однако безропотно облачилась в зимнее. Надулась.

Не обращая внимания на обиженный девкин вид, Сигизмунд взял ее за руку и потащил вниз по лестнице. Впереди, задыхаясь на поводке, тянул кобель — на улицу рвался. Едва правую руку Сигизмунду не отрывал.

Левая же была обременена девкой. Лантхильда цеплялась за перила, упиралась

— идти не хотела. Сигизмунд с усилием волок ее за собой.

Навстречу попался пожилой сосед. Старичок со второго этажа. Поздоровались с подчеркнутой чинностью. Расстались.

Выскочив на улицу, кобель столкнулся нос к носу с кошкой. Та высокомерно подбирала с газеты рыбные головы. Завидев пса, выгнулась, зашипела и канула в темноте. Кобель рванулся следом и опрокинул Сигизмунда. Они как раз спускались с крыльца. Раскрошившиеся ступени обледенели, упасть ничего не стоит.

Вот и упал. Девка, забыв свои страхи, тихонько хихикнула. И как только Сигизмунд поднялся, отряхиваясь, привязалась как ни в чем не бывало: кто, мол, это был? Что за зверь? Хва?

Вот ведь темная!

Сигизмунд отпустил кобеля в свободное плавание. Тот задрал хвост «знамена самураев» и умчался с громким лаем.

Сигизмунд пошел кыскать, и спустя короткое время из темноты появилась кошка. Немедленно принялась тереться, умильно мявкая.

Эта трехцветная лоскутная киса была известна во дворе как Мать-героиня. Она исправно наводняла двор котятами. В нынешнем году у нее был особо лихой производитель и, как говорила Софья Петровна, в этом году коты уродились на славу.

Мать-героиня опять вынашивала в своем благодатном чреве потомство. Двигалась с трудом и очень хотела есть. Задрав хвост и вытаращив янтарные глаза, принялась ходить взад-вперед, вытирая морду о сигизмундовы ноги.

Он наклонился, подставил ей ладонь. Кошка уместила в ладонь свою изящную голову и снова мявкнула.

Лантхильда широко распахнула глаза. Недоверчиво посмотрела на кошку, на Сигизмунда. Он кивнул: давай!

Лантхильда присела. Протянула ладонь. Кошка с охотой переметнулась от Сигизмунда к девке. Ткнулась, понюхала и повернулась хвостом. В знак особого доверия.

Лантхильда опять посмотрела на Сигизмунда. Спросила:

— Хво?

— Это, девка, кошка. Мяу.

— Мьюки, — определила Лантхильда.

— Пусть будет мьюки.

Обогнув двор по длинной дуге, к крыльцу возвращался кобель. Мьюки мгновенно ушла в подвал. Кобель врезался в Сигизмунда, едва не уронив его снова, и разочарованно зарычал в сторону подвала.

Отошли от дома. Оказавшись в более темной части двора, Сигизмунд свернул руку калачиком и показал Лантхильде, как надлежит чинно прогуливаться под ручку. С третьей попытки у девки получилось. Она снова хихикнула, сказала что-то, помянув Вавилу, и принялась расхаживать с Сигизмундом взад-вперед по двору.

Сигизмунду стало смешно. В не очень старших классах они начинали ходить с девочками под ручку — именно так, чинно. Это считалось чуть ли не последним шагом перед тем, как сделать предложение. Особым шиком было рассказывать потом, как «ходил с Ипатовой под ручку, а после ничего ей не сказал». Звучало так, будто соблазнил эту Ипатову, ученицу 6-го «В» и бросил ее с ребенком на панели.

Так и ходили по двору Сигизмунд и Лантхильда, невинные и гордые, точно шестиклассники. Девка показала на детский садик. Поинтересовалась. Сигизмунд изобразил «уа-уа».

— Барнило, — подсказала Лантхильда.

— Барнило хуз, — выродил Сигизмунд. Ай да Сигизмунд Борисович! Ай да сукин сын! Здорово шпарю на незнакомом языке! Мало того, что языка не знаю — не знаю даже, какой это язык!

Скрип-скрип по снежку. Возвратились к крыльцу. Кобель бесновался у подвала. Кошку на бой вызывал. Кошка сидела на безопасном расстоянии. Холодно наблюдала за псом. В подвальном оконце были видны ее янтарные глаза.

Девка остановилась перед домом. Задрала голову. Во многих окнах горел свет.

На ее лице показалась печаль. Она будто поняла, что находится очень далеко от тех мест, к которым привыкла. От мамы-тайги, от папы-бурелома.

— Пойдем-ка, девка, домой чай пить, — сказал Сигизмунд добродушно.

Сигизмунд уже не помнил, когда в последний раз так безмятежно-приятно проводил вечер. Настроение у него было беспричинно хорошее. Странно, но у Лантхильды — и это он чувствовал — тоже.

Они вернулись домой, в приятное тепло после морозца (Сигизмунд не без удивления обнаружил, что у работников котельной есть совесть). Заварили чай. Сигизмунд порезал к чаю лимон и выложил на блюдечко.

Лантхильда уже приуготовилась к торжественной трапезе. Небось, у них там, в землянке, за стол и не садились, кроме как всем обильным семейством. Еще и молитву хором читали прежде чем приступить ко вкушению пищи: лютеранско-старообрядческую, часа так на полтора.