До завтра, товарищи - Мануэл Тиагу

— Если бы так, — спокойно отпарировал Важ. — Дело серьезное и заставляет нас быть бдительнее. Я пришел к тебе, потому что ты лучше всех знаешь Витора.

— Отлично, — прервал Маркиш. — Я поговорю с ним.

— Я пришел сюда не за тем, чтобы спугнуть дичь. Ты не будешь с ним говорить.

Глаза плотника сверкнули за стеклами очков. Он сухо поинтересовался:

— Ты и мне не доверяешь?

— Речь не об этом, Речь о том, чтобы собрать побольше сведений о Виторе и Мейрелише. Затем, как ты и предложил, вопрос будет рассматриваться в комитете.

— Мы не понимаем друг друга, — нервно заговорил Маркиш. — Если есть что-то непонятное в поведении одного из товарищей, то именно с ним и надо все выяснить. Собирать же сведения через другого больше похоже на подсиживание или стукачество. Это не наши методы! Я не стукач, дружище. Ты меня не толкнешь на этот путь.

Худое испуганное лицо матери плотника показалось в дверях.

Важ поднялся. Внимательно посмотрев на товарища, он протянул на прощание руку.

Маркиш настаивал:

— Я могу поговорить с ним.

— Не надо, — отрезал Важ. — Лучше не поднимать шума. Считай это указанием, решением — как хочешь. Но разговаривать с ним запрещаю.

Рамуш с веселым видом выслушал Важа. В конце он только сказал:

— Прекрасно. Клади материалы на стол — посмотрим.

С выходом из районного комитета Афонсу и намечающимся отстранением Витора возникла необходимость радикально перестроить работу в районе. Важ настаивал на этом. Опять появились серьезные разногласия. Рамуш внес предложение, чтобы в районный комитет вошли Сагарра, Маркиш и Сезариу.

— На самом деле это означало бы передать Маркишу контроль над крестьянским сектором, — возразил Важ. — Этого он добивается давно. Он запутает, разладит, будет даже саботировать работу Сагарры. С чем я столкнулся на последнем собрании? Под руководством Сагарры разворачивается борьба крестьян, партийные организации растут. А в секторе, который контролирует районный комитет, товарищи видят все в превратном свете, ничего практически не делают. Их даже спрашивают, не из-за границы ли они прибыли и бывали ли когда-нибудь в Португалии? Да, Маркиш может стать хорошим товарищем. В настоящий же момент, я считаю, он является помехой в местном, если не в районном, руководстве.

— Может, ты ему мстишь? — заметил Рамуш.

Важ не ответил.

Присутствующие, не придя к единому мнению, решили вернуться к этому вопросу по ходу собрания.

3

Стали обсуждать инцидент в Вали да Эгуа. Паулу попробовал высказаться. Но как он ни пытался рассматривать события сугубо с политической точки зрения, на него неизменно глядело смеющееся лицо Изабел. Смутное чувство вины преследовало его, он почувствовал облегчение, когда с этим вопросом покончили.

Паулу рассказал о делах на других участках своего сектора. Например, на лесопилке появился молодой коммунист — парень с лицом куницы и клочковатой бородой. Парень жаждет побольше встречаться, просит книги и распространяет газеты.

Еще Паулу добавил, что адвокат дает теперь деньги всегда, когда нужно.

— В конце концов, — заметил Паулу, оборачиваясь к Важу, — он не так плох, как ты подозревал.

— Взяли быка за рога! — засмеялся Рамуш.

Было непонятно, то ли он специально разыгрывает веселость, стремясь разрядить тяжелую атмосферу собрания, то ли на самом деле не чувствовал напряжения.

— С адвокатом ты справился, — сказал он Паулу, — но пока не можешь обломать сапожника!

Он имел в виду сапожника, который вот уже сколько месяцев обещал устроить собрание местного бюро.

Рамуш ошибался.

Паулу и с этим справился…

В который раз отправился он в тот поселок. Не отрываясь от работы в своей тесной каморке, сапожник сделал ему знак, и Паулу уселся на скамейку.

— Итак?

— Ничего не сделано, — ответил тот. — Эти типы не хотят шевелиться.

«Как выйти из положения?» — думал Паулу. Если бы он лично поговорил с товарищами, то, возможно, убедил бы их. Может, так и сделать? По каким-то соображениям, не до конца ясным самому, он не смог быть откровенным с сапожником.

— Ты прав — лучше не думать о собрании. Ты распространяешь газеты, помогаешь чем можешь — это не так уж мало.

Сапожник остался доволен словами Паулу. Так доволен, что впервые охарактеризовал некоторых членов организации.

Один — бедный крестьянин, которого, по словам сапожника, интересуют только корова и молоко. Другой работает на заводе, расположенном так далеко, что приходится вставать на рассвете, а возвращаться поздно вечером. Третий — это кузнец, но такой больной, что только о смерти и думает.

— Слышишь? — спросил сапожник.

Паулу прислушался к редким ударам молота по железу.

— На большее у него нет сил, — заметил сапожник.

Паулу согласился, что в таких условиях от товарищей мало чего можно ждать. Однако прибавил, что кузнец, может быть, знает, как починить печатный станок.

— Если хочешь, я спрошу его, — предложил сапожник.

Паулу ответил, что не стоит, но предложил пойти вдвоем.

— Ты представишь меня, а я сам договорюсь. Кузница ведь рядом, мы долго не задержимся.

— Я не могу это бросить, — он указал на пару простеньких готовых туфель и кучу старой обуви.

— Всего-то несколько минут. — Паулу поднялся.

Сапожник был вынужден тоже подняться.

— Спрашивай, что тебе надо, и возвращаемся. Я не могу на долго бросать свою работу, сам видишь.

4

Кузнец на миг прервал работу, когда они вошли. Это был худой человек с удивительно бледными губами. В руках он держал щипцы и молот.

— Ты один? — недоверчиво спросил сапожник, оглядывая углы лачуги.

Тот утвердительно кивнул.

— Это товарищ. — Сапожник показал на Паулу.

Кузнец посмотрел с безразличием и вновь принялся молотить по раскаленному железу.

— Товарищ спешит, — через несколько секунд сказал сапожник. — Он хочет спросить у тебя совета.

— Ничего, я могу и подождать, — произнес Паулу.

В голове забилась мысль, теперь четкая и ясная: «Если поговорить с ним, можно и убедить».

Сапожник все время беспокойно оглядывался, давая понять, что оставил без присмотра мастерскую.

Паулу спокойно предложил:

— Можешь уходить, я останусь.

Раздосадованный сапожник остался.

— Товарищ спешит. Он хочет посоветоваться с тобой, — повторил он.

Покрытая копотью рука со вздутыми голубыми венами задержалась в воздухе. Из черной глубины на Паулу уставился твердый взгляд. И голосом, совсем неожиданным в этом хилом теле, низким и могучим, который выходил будто совсем не из этого тела, кузнец дерзко выпалил:

— Если он спешит, пусть уходит.

— Пойдем, — сказал сапожник, беря Паулу под руку.

— Я останусь.

Беспокойно глядя на дверь лачуги, словно оттуда он мог видеть покинутую мастерскую, сапожник не решился сделать и шага. Он еще раз попытался настоять, чтобы кузнец бросил работу или чтобы Паулу отказался ждать. Наконец, раздраженный, он почти бегом покинул кузницу.

Паулу присел на один из ящиков и стал спокойно ждать. Наконец товарищ повернулся к нему. Вспомнив, ради чего он якобы пришел, Паулу попросил кузнеца починить печатный станок.

— Забавно, — сказал кузнец своим низким голосом, звучащим из бесцветных губ. — Когда вам нужно, то вы ищете товарищей. Когда же вам не нужно, так даже не вспомните об их существовании. Не знаю, чем занимается тогда партия.

Удивленный Паулу не сразу нашелся с ответом.

Чем больше говорил кузнец, тем больше поражался Паулу. Оказывается, уже давно бюро настаивает на присылке сюда опытного партийного работника. Однако все обещания остались обещаниями и никого не прислали…

— Как так? — ошеломленно спросил Паулу. — Бюро отказывается собраться, партийный работник приезжает сюда чуть ли не каждый месяц…

Каждый стоял на своем и не верил собеседнику. Договорились все выяснить, созвав собрание.

— А Эштевиш? — спросил кузнец.

Эштевиш был сапожник.

— Я ему сообщу, — пообещал Паулу.

Сразу же он рассказал обо всем сапожнику. Тот не оторвался даже от работы, не выразил ни малейшего удивления.

— Тебе везет больше, чем мне. За час ты добился большего, чем я за год.

… — Где ты только так наловчился? — удивился Рамуш, когда Паулу закончил рассказ.

— Заседание бюро состоится через неделю, — ответил Паулу. — Посмотрим, что из этого получится.

Да, Паулу проделал большую работу, но кое-что оставалось неясным. Несколько месяцев сапожник на запросы районного комитета отвечал, что бюро невозможно собрать, а членам бюро говорил, что из комитета никто не появляется. Как это объяснить?