Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и Егор, она обогнула деревню и вышла на край оврага. На склонах еще кое-где зеленела трава, но дикий шиповник совсем облетел, только плоды краснели под солнцем. «Нарядно!» Надо бы набрать и заваривать для Ленечки витаминный чай. Но это все потом, потом…
На Тамарином участке яблоня легла на забор, оперлась всем телом, будто старуха на клюку. Из сада несло подгнившими яблоками.
Тамара не стала отпирать дом. Сумку поставила на крыльцо и, осторожно ступая по высокой сырой траве, подошла к избе Севостьянова. Пахло печным дымом, какой-то простой стряпней – вареной картошкой, а может, супом… «Хозяйничает Василий. Ждет гостей».
Как хорошо, что ей удалось разгадать их план! Обмануть ее хотели. Сначала Юра потерял жену, потом Егора и вот-вот потеряет Леньку… После такого и руки можно на себя наложить.
Выходит, Севостьянов и Егор задумали сжить со свету ее единственного сына.
Тамара сняла с шеи платок и повязала на голову. Узелок под подбородком, волосы спрятать… Будет лучше, если от нее не останется никаких следов, даже упавшего волоска.
Толкнула калитку, вошла. Из-за дома доносилось хриплое:
– На речке, на речке, на то-ом бережочке! Мыла Маруу-усенька…
Тамара, не скрываясь, подошла к сараю, остановилась возле настежь открытой двери, припертой поленом.
Сосед сильно постарел. Обрюзг, бороду отпустил. Он горланил песню, держа в руке стакан с мутным пойлом. Про Севостьянова ходили слухи, что он толкает самогон, но прищучить его никому не удалось. Значит, не врали.
– Егорка! Ты чего там застрял! – рявкнул Севостьянов, повернув почему-то голову к дальней стене. – Неси помидоры!
Он обернулся и увидел Тамару. Глаза его удивленно расширились.
Узнавание мелькнуло во взгляде. А затем – страх.
Этот страх как будто подтолкнул Тамару. Она наклонилась, выдернула полено, подошла к Севостьянову, не торопясь, почти с ленцой, и ударила со всего размаха.
Старик пытался закрыться рукой. Но он был слишком пьян, движения его были замедленны, и ладонь оказалась напротив глаз, словно он не желал видеть, что сделает с ним Тамара. Полено врезалось в его лоб. Севостьянов, не издав ни звука, неуклюже повалился на стол. Тамара перехватила его, подтащила к стене. Закрыла дверь и пошла искать Егора.
Как только она услышала про помидоры, сразу догадалась, где мальчик. Тамара обогнула сарай, подошла к открытому леднику. Егор стоял к ней спиной и спускал в погреб тусклую лампочку.
Пора защитить Юру и Ленечку. Да и себя! Куда она без любимого внука? А Егору все равно хорошей судьбы не будет, пропащий он парень.
Дурное семя. Из дурного семени может вырасти только гнилой плод.
Яблоки вдруг почувствовались сильнее, запах стал тошнотворным, словно Тамару толкнули лицом в перепрелую ватную мякоть. Поморщившись, она пихнула Егора в спину.
Мальчик вскрикнул и полетел вниз. Лампочка упала рядом с ним, но даже звук разбившегося стекла не смог заглушить хруста кости. Тамара достала телефон, посветила фонариком, раздраженно скривилась. Погреб был глубокий, свет не достигал дна.
– Ох, что ж такое делается, – проговорила она вслух.
Вытянула провод наружу. С натугой дернула крышку погреба, опустила ее на место, поискала на полках и, найдя садовые ножницы, подсунула их под ручку-скобу так, чтобы крышку невозможно было открыть изнутри. Мало ли что…
Вернулась к сараю, заглянула внутрь. Севостьянов лежал вдоль стены и не двигался. Тамара не стала проверять, живой ли он. Какая разница? Сегодня живой, завтра утром мертвый. В углу поблескивала новенькая лопата. Тамара плотно закрыла дверь сарая снаружи и приперла лопатой.
Даже если Севостьянов очнется, выбраться не сможет. Соседей рядом нет: ори не ори, никто не услышит. А желающих навестить его старый алкоголик отвадил много лет назад.
Плохой был человек Севостьянов. Никто о нем не заплачет.
Главное – заморозки приближаются. По телевизору говорили, ночью до минус пяти. А сарай холодный. Даже если случайно и выживет Севостьянов после ее удара, все равно помрет от переохлаждения.
А вот по Егору многие заплачут. Ленечка, бедный, станет горевать… Маленький еще, не понимает, что от брата были бы одни проблемы.
Ничего, бабушка его утешит. Время все лечит, вылечит и это.
Глава 8
Егор открыл глаза в полной темноте. В первую минуту до смерти перепугался, что ослеп. От ужаса его бросило в холодный пот. Затем сообразил: вытащил из кармана «Нокию» и включил. Чуть не заорал в голос от облегчения, когда увидел зеленоватый свет экрана.
Он осторожно пошевелился и вытащил из-под себя несколько сломанных дощечек. В прошлый раз Егор подтащил к лестнице пустой ящик, чтобы проще было взбираться на нижнюю ступеньку. Севостьянову-то легко, он каланча. А Егору с банками карабкаться неудобно.
От ящика остались одни обломки. Последнее, что помнил Егор, – страшный хруст, когда свалился прямо на него.
Егор поднял руку с зажатым в ней телефоном, задрал голову и уставился на деревянный прямоугольник люка.
– Эй! Ты очумел?!
Бухой Севостьянов подкрался и спихнул его вниз. Вообще-то за такие шуточки морду бьют. А если бы Егор кости переломал? Или шею свернул? Запросто мог бы, тут высоты – два его роста!
Он поднялся. Ноги ходили ходуном. Руки дрожали, когда он взялся за лестницу. Егор полез наверх, с силой толкнул люк.
Ничего не вышло. Он снова побился в люк, заорал:
– Выпусти меня!
Тишина. Еще раз толкнув наверх деревянное полотно, Егор расслышал какое-то звяканье и сообразил: его заперли! Поганый старик не просто посадил его в погреб, но еще и повесил навесной замок! Сымитировал зиндан.
– Если не выпустишь, тебя посадят! – заорал Егор, приблизив голову к люку. – За жестокое обращение с детьми!
Сквозь щель не пробивалось даже тонкого лучика, даже полоски света.
Егор спустился и сел на нижнюю ступеньку, дрожа от холода и злости.
Севостьянов решил сдать его в полицию. Должно быть, за Егора объявили награду. Старик испугался, что не сможет удержать его в доме, и выбрал более надежный способ. В эту минуту звонит участковому. А надрался, потому что стыдно было! Или с духом собирался, предатель вонючий!
Через полчаса здесь будут менты. Вытащат Егора за уши и с позором вернут домой. Может, еще штраф вкатят отцу. Егор читал, что за спасение в горах альпинисты должны выложить кругленькую сумму. Если отца разведут на бабки, проще сразу повеситься. Он, может, и спустил бы Егору с рук его побег, но если за это придется еще и платить, отец вконец озвереет.
А все Севостьянов!
