Мертвый кролик, живой кролик - Елена Ивановна Михалкова

На папашу, который ищет блудного сынка, Севостьянову было наплевать. А Тамаре даже приятно подложить свинью.

Будь жива Нина, он бы, конечно, сразу позвонил ей. Но Нина умерла. А ради этих двоих он пальцем не шевельнет. Не просто так пацан свалил из дома.

Тамара еще и головореза какого-то наняла! Ух и рожа! Кожанка на груди не сходится, трещит по швам. Севостьянов как увидел его, решил было, что ему конец. Придушит как птенца. Вроде как лишнего свидетеля… И пока разговаривали, старался не поглядывать в ту сторону, откуда должен был прийти Егор.

Но головорез разговаривал уважительно, а когда Севостьянов с перепугу его осадил, даже перешел на «вы».

«Вернется Егор – поговорю с ним начистоту».

Севостьянов почувствовал, что нужно выпить. Немного, чисто для храбрости: выбить страх от встречи с частным сыщиком.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Мордовин увидел объявление об исчезновении мальчика-подростка случайно. Он зашел на «Одноклассники», и в глаза ему бросился чей-то перепост: «Пропал ребенок!» Некоторое время Мордовин неприязненно рассматривал фотографию. Видал он того ребенка! Здоровенный лось, хамло каких поискать.

Нынешние подростки все такие. Посмотришь на них – по каждому плачет тюрьма. Одеты по-уродски. Волосы крашеные. Матерятся, орут…

В объявлении написано «Егор Забелин». А пацан соврал, что он – Леня… Лживый сукин сын. Весь в отца. Морда – вылитый Юрка!

Может, все-таки позвонить Забелину-старшему? Рассказать, что его сынок побывал здесь. А если не самому Забелину, то в полицию или волонтерам – номер есть в объявлении…

Но нелепое вранье Егора не давало Мордовину покоя. Подросток, который в глаза бесстыдно лжет взрослому, – прожженный тип. К тому же пацан наверняка собирался его шантажировать…

Мордовин поморщился, вытащил телефон и позвонил Колодаеву.

– Рома! Как я рад тебя слышать! Приятно, что ты не забываешь старого друга. Прости, я немного приболел, перезвоню тебе чуть позже, с твоего позволения…

– Заглохни со своими позволениями, – оборвал его Мордовин. – Парень к тебе приходил?

– К-к-какой п-парень?

Мордовин усмехнулся.

– Забелинский. Когда он у тебя был?

Трубка безмолвствовала.

– Выкладывай, – жестко приказал Мордовин.

Колодаев начал блеять и изворачиваться. В конце концов признался, что сунул Егору денег, и Мордовин удовлетворенно кивнул: так он и думал.

– Много ты ему дал?

– Тридцать тысяч… Все, что у меня имелось на тот момент, я не держу большие суммы дома наличными, это чрезвычайно опасно… В соседнем поселке в прошлом году ограбили целую семью…

– Заткнись. – Меньше всего Мордовина интересовали страхи Колодаева. – Пацан убег из дома и до сих пор не вернулся. Полиция может прийти ко мне и к тебе.

– Я ни при чем! – взвился Колодаев. – Я буду все отрицать, эта глупая история не имеет ко мне никакого отношения!

– Ты идиот, что ли? Если соседи расскажут, что видели парня возле твоего дома, менты возьмут тебя за яйца.

– Не смей говорить со мной в таком тоне!..

Мордовин скрипнул зубами.

– Паша, – как можно мягче сказал он. – Не вздумай врать, что не видел мальчишку. Скажи: был, расспрашивал про погибшую мать. Тебе нечего было ему ответить. Он ушел.

Из трубки донеслось сопение.

– Выходит, он и у тебя побывал. – Колодаев перестал заикаться, и Мордовину это не понравилось. – Что ты ему рассказал?

– Я ему ничего не рассказывал. За кого ты меня принимаешь!

Мордовин вспомнил, как пацан крутился в гараже вокруг «Кадиллака», и поморщился.

– Скажи правду, Рома. Ты нас выдал, да?

– Что ты несешь, дурак!

– Учти, я не стану выгораживать тебя и Забелина! На скамье подсудимых вы будете сидеть рядом со мной!

«Пристрелить его, что ли», – неожиданно подумал Мордовин.

– Я оставил письмо у нотариуса с указанием вскрыть после моей смерти, – испуганно сказал Колодаев, словно прочтя его мысли. – В нем изложены все подробности событий пятнадцатого октября две тысячи девятого года…

– Врешь. Ничего ты не писал. Пожилился бы платить нотариусу. Что я, не знаю тебя, что ли…

– А вот и написал, вот и написал! – плаксиво закричал Колодаев.

– Вбей в свою тупую башку: Егор Забелин был у тебя, расспрашивал о матери. О его исчезновении ты ничего не знаешь. Отцу его не звонил, потому что последние десять лет вы не разговариваете из-за пьяной ссоры. Ты все запомнил, Паша?

Он нажал отбой, не дожидаясь ответа.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Все надежды на Севостьянова оказались тщетны. Егор понял это, как только взглянул на старика. Тот едва стоял на ногах. Заметив выражение его лица, Севостьянов подмигнул:

– Было что отметить! Давай-ка тащи нам закуску…

– Я пить не буду, – испуганно сказал Егор.

Старик захохотал в голос:

– Тебе никто и не предлагает! Когда бриться начнешь, тогда посмотрим.

Севостьянов стоял в проеме сарая, придерживаясь за дверной косяк. Но речь у него была связная и четкая, и Егор подумал, что, может, старикан не так пьян, как кажется.

– Откуда закуску нести? Из холодильника?

– Из холодильника я и сам могу! В погреб слазь. Пару банок вытащи.

– С чем?

– Какие на тебя смотрят, те и тащи.

В погреб Егор уже спускался прежде. Нужно завернуть за угол дома, где из кустов крапивы торчит маленькая кирпичная постройка, которую Севостьянов называет ледником, толкнуть металлическую дверцу, включить лампочку под потолком, размотать шнур, поднять тяжеленную крышку погреба в полу, спустить вниз на шнуре другую лампочку и самому осторожно слезть по крутой лестнице. Внизу промозгло и пахнет как в могиле. Зато на стеллажах выстроились банки с солеными помидорами, огурцами, грибами и даже с вишней в сладком сиропе. Вишня трехлитровая, здоровенная. Егор как раз такую вытаскивал в воскресенье по просьбе старика.

Он толкнул дверцу, нащупал на стене выключатель. С усилием потянул крышку погреба и оставил открытой. Снял смотанный провод с гвоздя и принялся медленно, чтобы не разбить лампочку, опускать ее вниз, как крючок с наживкой в черную прорубь.

Его снова обожгло страхом. Наверное, от темноты под ногами, которую тусклый свет лампочки проталкивал вглубь, словно утрамбовывал, и на самом дне погреба темнота собиралась в плотную черную массу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вода зашумела в стояке, и