Уротитель кроликов - Кирилл Шелестов

— Мне и своих-то трудно удерживать, — продолжал он со вздохом. — А тут еще весь этот ваш бизнес. Нужно, чтобы кто-то делами рулил. Кто-то умный. Чтоб деньги само собою шли, а я чтоб своим занимался.

Я, кажется, начинал постигать ход его мыслей.

— То есть ты хочешь, чтобы кто-то руководил бизнесом, который ты контролируешь? — уточнил я.

— Я тебе про то и толкую, — произнес он с удовлетворением. — Разборки, пальба, это — временно. Ну, год еще. Ну, два. А потом надо переходить на другое, если не хочешь, чтоб тебя самого завалили. Надо, чтобы кто-то был при делах. А я чтоб занырнул. Зачем мне светиться? Только мусоров дразнить. Поэтому надо нам вместе работать. С вами. Чтобы вы за дела отвечали, а я — по своей части.

— Ты делаешь нам предложение? — осведомился я, стараясь не показать изумления.

Он кивнул.

— Гляди еще что. Сейчас вы своего человека мэром ставите. Так? — Он усмехнулся, явно гордясь своей осведомленностью. — А летом у нас выборы. Я вообще-то в это не лезу. Не лез, — поправился он. — Но надо, чтобы мы в Нижне-Уральске тоже вместе сработали. И нашего человека провели. Тогда все получится правильно. Этот завод азотный — мелочь, по сравнению с другим. У нас тогда столько этих заводов будет! Мэр пусть своим делом занимается, политикой там, всякой ерундой. Под нашим, конечно, контролем. Вы — делами. А я по своей части. И не надо ни с кем воевать. Сами все отдадут. Догнал теперь?

Наверное, с его точки зрения, он делал чрезвычайно лестное предложение о сотрудничестве. Однако я не знал, как к нему отнесется Храповицкий.

— Хорошо, я передам, — сказал я, поднимаясь.

— Погоди, — остановил он меня жестом. — Еще вопрос есть. Посоветоваться надо.

Я вновь сел, ожидая продолжения.

— Плохиш к нам попросился. Чтобы от нас работать, — заявил он неожиданно.

— Когда же он успел? — удивился я.

— Он вообще-то давно заходы делал. А когда Синего убили, он аж с утра моих пацанов нашел. Стал просить со мной встречи. Я, конечно, отказался с ним сам разговаривать — Быка послал. Пускай Плохиш подождет, понервничает. Больше ценить будет. То, чего он хочет, мне понятно. Он азартный, на многое замахивается, а в одиночку сил не хватает. Да и нельзя „по понятиям“ одному-то. Братва и так его собирается рвать. Потому что надо, чтобы человек от какого-то авторитета работал, а не сам по себе. А Пономарь — не авторитет. Самого его, может, и не тронут, он свое защищает, а Плохиша порвут. И все отберут у него. Мне вообще-то взять Плохиша тоже выгодно. С того, что у него и сейчас есть, он долю засылать будет. А с моей помощью он много чего еще натворить сможет. Немало можно под себя забрать. Немало.

Он медленно покивал головой.

— Так это Плохиш сообщил вам о нашей вчерашней встрече? — догадался я.

— А кто же еще! — радостно отозвался Бык. Ильич осек его взглядом, и он мгновенно захлопнул рот, понимая, что сболтнул лишнего.

— Номер моего телефона тоже он дал? — продолжал допытываться я.

Бык смущенно прокашлялся.

— Сами узнали, — нехотя сказал он, с опаской покосившись на Ильича.

— Какая разница! — перебил Ильич. — Тут дело в другом. Я вот думаю: а не он ли Синего убрал? Ну, например, чтобы его место занять? Как думаешь?

Предположение для меня было совершенно новым.

— Не знаю, — признался я. — Мне кажется, он слишком трусоват для этого.

— А вот поэтому я и думаю про него, — возразил Ильич веско. — Трусов, их никогда не угадаешь. Смелый человек — он по жизни предсказуемый. А трус со страху на все способен. Самые опасные враги — это трусы. И самые коварные. Они ведь к тому же никогда не признаются, что тебя ненавидят. Побоятся. А в тайне обязательно что-нибудь тебе приготовят. И до последнего не узнаешь ничего.

— Слышь, Сереж, — вмешался Бык. — А может, это? На „глушняк“, а?

— Кого на „глушняк“? — повернулся к нему Ильич.

— Да Плохиша-то! Раз — и все проблемы! И пацанам понравится.

— А кого я на место Синего поставлю? — недовольно осведомился Ильич.

— Да хоть кого! Кому скажешь, тот и будет работать. Делов-то — коммерсантов шкурить! Давай Плохиша на глушняк! Я лично все сделаю. — Бык заметно оживился.

— Да не поставишь ты бригадиром кого попало! — отрезал Ильич. — У нас и в Нижне-Уральске-то толковых людей по пальцам пересчитаешь. А здесь другой город. Тут человек с головой нужен. А Плохиш — не дурак. Он далеко пойдет, если его поддержать.

— Не нравится он мне, — вздохнул Бык. — Больно крученый. И гнилой.

— При чем тут, нравится или нет! Он не телка, чтобы нравиться. Мы о деле говорим, а не о том, с кем в баню сходить.

Он вновь обратился ко мне.

— Понимаешь, как-то странно все с Синим получилось. Не могу понять, кто решился. На меня никто не полезет. Ни из нашей области, ни из другой. Да и убили как-то не по-людски. Почему ножом? Почему он один был? Тут больше на бытовуху похоже. Я вот либо на Плохиша грешу, либо на девку, с которой Синий жил. Она, говорят, перекрученная вся. Могла на сторону сходить. Вот кто-то из ее любовников, допустим, и совершил. От кого Синий и не ждал ничего.

— Она, сука, где-то прячется, — хлопнул себя кулаком по колену Бык. — А то бы мы из нее быстро все вытрясли. За ноги бы подвесили, через пять минут уже все бы рассказала.

В душе я порадовался, что Света вместо того, чтобы пребывать в натруженных руках Быка, в перевернутом состоянии, подвешенной за ноги, уже, наверное, тратит в Москве мои деньги.

— Бытовое преступление будет легче раскрыть, — сказал я, уводя его от неприятной мне темы. — Думаю, в любом случае что-то прояснится в ближайшее время. А с Плохишом у тебя действительно может получиться совсем не дурной вариант.

— Нельзя его только близко подпускать, — задумчиво заметил Ильич. — На расстоянии надо держать. Пусть вон Бык с ним общается.

— Вот нашел ты мне другана! — обиделся Бык.

— Да брось ты! — хлопнул его по плечу Ильич. — Нормальный пацан. Хотя и тварь, конечно.

Он вновь повернулся ко мне.

— А Храповицкому своему скажи, что надо нам вместе по жизни быть. Он пацан неглупый, сам должен такие вещи понимать. Со мной он быстро своим партнерам холки переломает. Он, конечно, и так переломает. Но со мной быстрее будет. Так и передай.

Я пообещал и встал. Ильич тоже поднялся.

— Может, останешься? — предложил он.

Я сослался на дела, и после недолгих уговоров Ильич меня отпустил.

— Эх, — вздохнул он. — Уехал бы я тоже от этих шалав. Да неудобно как-то. Все-таки уже заплачено.

Он, несомненно, был рачительным хозяином.

Сказать, что Кулаков был упрям как баран, означает незаслуженно оскорбить кроткое домашнее животное. В воскресенье я битый час ерзал в доме Кулакова по неудобной деревянной скамье, пытаясь внушить ему, как следует вести себя на переговорах с губернатором. Баран понял бы меня быстрее.

Проблема заключалась в том, что я не мог открывать Кулакову всей правды — как-никак это были не мои тайны. Я ограничился сообщением о том, что возникли некие обстоятельства, которые, став достоянием гласности, могут помешать губернатору в его политической карьере.

А поскольку губернатор уверен, что именно от Кулакова зависит, узнает ли широкая общественность об этих обстоятельствах или нет, то он, губернатор, готов пойти на существенные уступки. И ждет встречных шагов.

Встречных шагов губернатор ждал напрасно.

— Но это же шантаж! — горячился Кулаков. — Ты меня втягиваешь в какую-то интригу! Я не желаю иметь с этим ничего общего!

— Это я втягиваю вас в интриги? — с горечью возражал я. — Может быть, это я мечтаю стать мэром? Чтобы всю оставшуюся жизнь посвятить ремонту канализации? Посмотрите на меня. Я похож на человека, который мечтает чинить канализацию?

— А при чем тут это? — озадаченно спрашивал он.

— При том, — терпеливо объяснял я прописные истины, — что политика есть искусство компромисса. И если смысл вашей жизни заключается в вывозе мусора и латании крыш, то окажите небольшую услугу губернатору. А он сделает то же для вас. А потом занимайтесь чем хотите. Хоть поселитесь в этих ваших трубопроводах.

— Какую услугу может мне оказать этот человек? — спрашивал он подозрительно. — Перестать поливать меня грязью? Да плевать я на это хотел!

— Например, снять Черносбруева с выборов.

— Да я не хочу, чтоб его снимали! — взрывался Кулаков. — Я готов идти до конца. И побеждать честно. А потом мне не нравится, что со мной играют втемную! Я хочу понимать, что происходит. Я имею на это право!

И все начиналось сначала. После долгого ожесточенного сопротивления он, наконец, сдался. Пригрозив мне, что если что-то пойдет не так, то он, Кулаков, тут же выйдет из игры.

Видя его настрой, я даже не стал заикаться о компенсации наших расходов, это могло лишь все испортить. Не то чтобы я беспечно относился к деньгам Храповицкого, просто полагал, что по ходу встречи что-нибудь само собою придумается.