Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

ее жизнь и совершенно переменить ее… Но ее интересовала суть дела, и задавать лишних вопросов она не стала.

– Что за причина у господина Гарена просить моей руки? – спросила она.

– Похоже, любовь, – отвечал Матье, пожимая плечами. – И это меня не удивляет. Он сказал, что не видел девушки красивее, а мне известно, что такого мнения придерживается не он один. Что ему ответить?

Жакетта снова вмешалась:

– Ты слишком торопишься, Матье. Все это так неожиданно, так странно для нашей девочки. Ей надо свыкнуться с новостью.

Свыкнуться? Да, конечно, нужно, чтобы Катрин попривыкла. В памяти Катрин возникло бледное, несколько пугающее лицо Гарена де Бразена: холодное, одноглазое; потом припомнились размеренные, словно бы замороженные движения. Персонаж с гобелена, которого оживили мановением волшебной палочки. Но разве выходят замуж за гобелены?

– Я благодарна за оказанную мне честь, – сказала она без малейших колебаний, – но была бы рада, если бы вы ответили завтра господину Гарену, что я еще слишком молода для замужества. Я его не люблю… Но это, впрочем, говорить ему совсем не обязательно.

– Так ты отказываешь ему?

Матье был ошеломлен. Недовольство мешалось в нем с недоумением и восхищением. Предложение такого немыслимого богача, такого могущественного человека могло смутить, могло обрадовать юную девушку. Но твердый, решительный отказ в устах такого юного существа и ни малейшего колебания? Было чему изумляться. Катрин теперь сидела возле матери, держа ее руку, и не казалась ни потрясенной, ни растроганной. Взгляд ее прекрасных глаз был безмятежно ясен. Спокойным был и голос, когда она тихо добавила:

– Конечно, отказываю. Я отказала многим, потому что не любила их. Не люблю я и господина де Бразена, потому и отказываю.

Логика Катрин, похоже, не показалась дядюшке Матье такой уж безупречной. Складка между его губ залегла еще глубже. Помолчав, он сказал:

– А ты подумала о том, что станешь самой богатой дамой в Дижоне, самой нарядной и великолепной? Что у тебя будет роскошный особняк и такие платья, о которых ты и не мечтала? Что у тебя будут драгоценности, будут слуги, что ты будешь представлена ко двору?

– И каждую ночь буду ложиться в постель с человеком, которого не люблю. Нет, дядюшка, не уговаривайте. Я не принимаю его предложения.

– К сожалению, – продолжал Матье, – ты не можешь его не принять. Ты должна выйти замуж за господина Гарена де Бразена. Таков приказ.

При слове «приказ» куда только исчезло безмятежное спокойствие Катрин. Щеки вспыхнули от негодования, глаза засверкали, она вскочила на ноги и подбежала к дядюшке.

– Приказ?! Неужели? И чей же это?

– Его светлости герцога Бургундского. Вот возьми, прочитай.

Из ларца, стоящего на столике, Матье Готерен достал большой пергамент с герцогскими гербами и протянул Катрин.

– Гарен де Бразен передал мне его вместе со своей почтительнейшей просьбой. Еще до наступления зимы ты станешь мадам де Бразен.

Целый день сидела Катрин, запершись в своей комнате. Никто не тревожил ее. Дядюшка Матье под впечатлением от бури гнева, что последовала после чтения герцогского приказа, почел за лучшее оставить Катрин в покое. Он ушел по своим делам. Отлучилась из дома и Сара, как всегда никого не предупредив. Катрин сидела на кровати, зажав руки между колен, и думала. Гедеон был единственным свидетелем ее размышлений. Чувствуя серьезность момента, Гедеон молчал. Нахохлившись, полуприкрыв глаза кожистой пленкой, сидел он и, казалось, тихо дремал на своей жердочке, тогда как его тень большой черной кляксой раскачивалась на стене.

Гнев девушки мало-помалу утих, но мятежный дух не оставил ее сердца. Она-то думала, что герцог желает ей добра, а он не нашел ничего лучше, чем обязать ее этим странным приказом выйти замуж за Гарена де Бразена, человека, которого она не только не любила, но, по правде сказать, и знакома-то с ним не была! Сама возможность такого приказа до глубины души возмущала ее. Как смеет Филипп распоряжаться ею, будто своей собственностью, ею и ее судьбой, когда она даже не подданная его герцогства? Она так и заявила Матье: «Я не подданная герцога Филиппа. Я не обязана ему подчиняться и не подчинюсь!»

– Кончится это тюрьмой и разорением для всех нас… А может быть, чем-нибудь и похуже… Я-то подданный герцога, преданный ему и верный. А ты мне племянница и живешь под моей крышей, значит – тоже его подданная, хочешь ты этого или нет!

Что тут возразишь? Катрин, хоть и была вне себя от ярости, не могла не видеть справедливости дядюшкиных рассуждений, но вот так, ни за что, оказаться замужем за казначеем, когда до сих пор она так удачно избегала матримониальных посягательств и намеревалась избегать их и впредь?! Ну уж нет! У Катрин был Арно: то сладострастное, то жестокое чувство, которое пережила она в его объятиях, пусть даже своего счастья она лишилась навек, жило в ней и до сих пор. Еще тогда, на Фландрской дороге, она дала себе клятву, что будет принадлежать только одному мужчине на свете, жестокому и нежному, который так быстро завладел ее сердцем и так быстро отказался от нее самой.

В воспаленном мозгу Катрин одно мужское лицо сменялось другим: Гарен с черной повязкой, юный капитан Руссе, настолько влюбленный, что мог бы пойти ради нее на любое безумство. Вот и выход! Пусть похитит ее и увезет! Его не надо будет просить дважды, он не посмотрит на гнев Филиппа. Он увезет ее и спасет от объятий де Бразена! Но он потребует награды. Только ее он и жаждет. А чем нелюбимый де Руссе лучше нелюбимого де Бразена? И тот и другой равно не милы. Только Арно, одному Арно будет она принадлежать.

Но вот еще одно лицо возникло перед ней. Барнабе… Кто, как не Ракушечник, сумел выпутаться из самого безнадежного дела? Он увез их из взбунтовавшегося Парижа. Он вырвал Лоизу из лап Кабоша. Живыми и невредимыми довез он их до Дижона по дорогам, разоренным войной и жестокими бандами грабителей. Он – единственный, кто способен совершать чудеса! Катрин поняла: она немедля пойдет к Барнабе. Она не может ждать, пока он сам вздумает навестить своих почтенных друзей, не слишком-то часто он это делает. Ждать у нее нет времени. Таков был итог ее одинокого бдения.

В мирном доме на улице Грифонов нечасто видели в гостях Барнабе именно потому, что дом был для него слишком мирен. Несмотря на свой преклонный возраст, бывший торговец фальшивыми реликвиями все так же любил жизнь, полную опасностей, и не мог отказаться от причудливого пестрого мира, пусть недоброго, но