Звездный час по тарифу - Антон Леонтьев

Ксения смолчала и не стала говорить, что иногда человек видит только то, что желает видеть. Следующим утром, на рассвете, Федор Архипович отбыл «по делам банка». Он обещал жене и дочери, что будет регулярно писать и вернется через три недели.

Прошло четыре месяца, а от Федор Архиповича не пришло ни единой весточки, в Барра-Гуартибе, втором по величине городе республики, никто не знал, что случилось с Самдевятовым: туда он так и не доехал. Елизавета Порфирьевна была безутешна, отчего-то вбила себе в голову, что ее муж стал жертвой бандитов, и постоянно наведывалась к местным колдуньям и ворожеям, каждая из которых, подстегнутая золотой монетой, выдавала страшные версии: Федор Архипович находится в плену у индейцев-каннибалов, лежит без памяти в больнице, подвергся нападению головорезов. Не вынеся мучений матери, Ксения рассказала ей о затее отца. Елизавета Порфирьевна отхлестала девочку до щекам и оттащила в подвал, где продержала ее до вечера. Только потом, немного придя в себя, maman соизволила освободить Ксению.

– Как ты могла скрывать от меня правду! – рыдала Елизавета Порфирьевна. И у нее вырвалось то, что давно терзало ее: – Ты любишь Федора больше, чем родную мать!

– Мамочка, – пыталась успокоить разошедшуюся Елизавету Порфирьевну девочка, но не смогла.

Maman брякнулась в обморок, заявив, что у нее – сильнейший приступ головокружения, заставила послать за доктором, который, поколебавшись, вынес диагноз: переутомление. С мокрым компрессом на голове Елизавета Порфирьевна лежала в полутемной комнате и громко стонала, время от времени проклиная мужа, дочку и отчего-то покойного батюшку графа Белогорского.

Доктор навестил больную еще два раза и, стушевавшись, решился на разговор с Ксенией.

– Сеньорита, буду с вами откровенен, – сказал медик, – у вашей матушки типичный нервный припадок. Он вполне объясним тем душевным волнением, кое она испытала, переживая за вашего отца. Но меня смущает...

Доктор замолк и подумал, стоит ли посвящать малолетнюю девочку в подобные тонкости, но все же решил поделиться своими подозрениями.

– Меня смущает то, с каким наслаждением ваша матушка изображает из себя больную. Внушают опасения и ее резкие перемены настроения, беспричинный гнев, который моментально переходит в смех. Я бы посоветовал вам обратиться к моему хорошему другу, который занимается душевными заболеваниями...

Ксения едва не расплакалась – неужели maman не в себе? Конечно, она часто страдает от приступов гневливости, несправедлива и излишне придирчива к слугам, но разве это может служить надежным симптомом чего-то страшного?

– Батюшка, я знаю, это все ваши проделки! – стенала Елизавета Порфирьевна в будуаре. – Это вы, старый черт! Я же помню, как вы улыбались в гробу! И не мертвый вы вовсе! Вы мстите мне за то, за то... что я пожертвовала вашей жизнью, чтобы родить здорового ребеночка! Ах, батюшка, я найду способ усмирить ваше потустороннее влияние!

Ксения, которая слышала эти сбивчивые безумные речи, в глубине души опасалась, что доктор может быть прав. Шадрины, как могли, оказывали девочке поддержку. Пелагея гладила ее по голове и приговаривала:

– Вот увидишь, вернется твой папенька, и все будет как раньше!

Даже Алешка затих и старался быть полезным Ксении. И ей отчего-то было приятно осознавать, что он находится рядом с ней!

По прошествии почти пяти месяцев поздно ночью особняк огласили удары во входную дверь и дикий рев:

– Открывайте немедленно, я вернулся!

Елизавета Порфирьевна, крестясь и божась, вцепилась в руку дочери и запричитала:

– Это папенька, граф Белогорский, вернулся, я так и знала! Он нашел нас и за океаном. Сгинь, нечистый, сгинь!

Встревоженный Иван Иваныч со свечой в руке отворил входную дверь. На пороге стоял Самдевятов – но в кого он превратился! Федор Архипович исхудал, одежда висела на нем, как на скелете, от прежнего элегантного костюма не осталось и следа, он был облачен в рваную куртку, штаны и запыленные башмаки. Он сильно загорел, лицо обрамляла седая борода, которая делала его похожим на попрошайку или бездомного. Нечесаные сальные волосы патлами падали на плечи.

Охнув, Ксения бросилась к отцу. Федор Архипович прижал ее к себе и прошептал:

– Дочка, как же ты была права, а я, идиот, еще на что-то надеялся! Карта оказалась грубой подделкой, но я, словно бесами подгоняемый, никак не мог покинуть джунгли, все искал и искал, надеясь, что нападу на след изумрудов. Мне ничего не удалось найти!

Скандал удалось замять, объявили, что Федор Архипович был на долгом лечении. Он вернулся в банк, возобновилась прежняя размеренная жизнь. Но Ксения чувствовала, что в воздухе витает напряжение. Отец уезжал в контору около полудня и возвращался через два или три часа. От его прежней энергии не осталось и следа. Девочка обнаружила на его столе несколько книг о поисках сокровищ и поняла: Федор Архипович никак не может расстаться с мечтой стать миллионером.

Вслед за этим последовало страшное происшествие, которое перевернуло весь уклад семейства Самдевятовых. 14 августа 1889 года, во второй половине дня, когда Ксения занималась с гувернантками, а Елизавета Порфирьевна раскладывала пасьянс, который, по ее словам, отлично снимал душевное напряжение, в гостиную вбежал Иван Иваныч и объявил:

– Барыня, беда, беда!

Елизавета Порфирьевна встревоженно залепетала:

– Иван, что такое? Папенька...

Ксения обратила внимание, что maman в последнее время регулярно поминала своего покойного отца, графа Порфирия Порфирьевича Белогорского, причем она была почему-то убеждена, что старик, скончавшийся много лет назад, каким-то непостижимым образом пакостит ей и вредит всему семейству Самдевятовых с того света.

– Федор Архипыч... – выдохнул садовник. Ксения бросилась к Ивану Иванычу с криком:

– Что такое с papa? Ему стало плохо?

Отец в последние дни выглядел сумрачным, запирался на ночь в кабинете, постоянно пролистывал толстенные банковские отчеты, к столу не выходил и разговаривал сам с собой – Ксения, которая подслушивала под дверью его кабинета, знала, что отец рассуждает об изумрудах и миллионах.

– Так что такое с моим мужем, говори же, Иван, вот ведь несносный человек! – наливаясь краской, закричала Елизавета Порфирьевна. Она, и до этого не обладавшая ангельским терпением, впадала в раж, если кто-то пытался ей противоречить или выполнял ее приказания без должной расторопности.

Иван Иваныч ответил:

– Только что прискакал человек из банка. Федор Архипыч... На него напали! Банк ограбили!

Елизавета Порфирьева ахнула, Ксения окаменела. Время от времени случалось, что бандиты, вооруженные револьверами, нападали на почтовую карету или даже поезд, убивали нескольких человек и скрывались в неизвестном направлении с добычей – мешками, набитыми ассигнациями и золотом. Но такое происходило где-то в провинции, на неохраняемых дорогах в джунглях, но чтобы подобное произошло в Эльпараисо!

Елизавета Порфирьевна и Ксения немедленно отправились в центр столицы. Здание банка князя Сухоцкого было оцеплено полицией, но жену и дочку директора филиала пропустили. В помещениях царил хаос, суетились служащие, Ксения заметила кровавое пятно, которое расплылось на мраморном полу. Девочка никак не могла оторвать от него взгляд – толстые мухи, осатанело жужжа, садились на засыхающую багровую лужицу.

– Где мой муж?! – завопила Елизавета Порфирьевна. – Что вы с ним сделали?! – И она с ненавистью посмотрела на служащих и полицейских.

– С сеньором Самдевятовым все в порядке, – доложил ей один из полицейских. – Он находится у себя в кабинете. А вот двум другим служащим не повезло...

Ксения, сопровождаемая maman, нашла Федора Архиповича в его бюро – он перебирал бумаги и, несмотря на бледность, выглядел вполне здоровым.

– Я не пострадал, – сказал он жене, которая тотчас пустила слезу. – Но бандиты похитили почти всю наличность! Это катастрофа! Надеюсь, что полиция схватит их, иначе... иначе мне придется телеграфировать его сиятельству Евгению Ипполитовичу, что его эльпараисский филиал разорился!

Выяснилось, что двумя часами ранее в банк влетели трое вооруженных мужчин с лицами, закрытыми черными масками, и, наставив на кассира револьвер, потребовали немедленно привести к ним директора. Федор Архипович подчинился их требованиям и предстал перед грабителями. Один из них прохрипел, что если сеньор директор, его заместитель и кассир, каждый из которых обладал особым ключом, не отопрут деньгохранилище, то он выпустит мозги всем, кто находится в помещении. В банке была установлена хитроумная система запоров – дверь сейфовой комнаты можно открыть только в том случае, если все три ключа, находившиеся у трех разных людей, будут одновременно вставлены в скважины. Механизм, сработанный известной швейцарской фирмой, гарантировал полную безопасность в случае нападения грабителей. Федор Архипович, заявив, что жизнь человеческая ему важнее презренного металла, тотчас вынул ключ, который висел у него на жилетной цепочке. Поколебавшись, заместитель последовал примеру шефа и вручил грабителям и свой ключ. Зато кассир проявил строптивость – он провозгласил, что воры ничего от него не получат и могут убираться восвояси. В ответ на это один из грабителей выстрелил в голову молодого бухгалтера, отчего тот скончался на месте. Бандит сказал, что, если кассир не хочет, чтобы подобное произошло еще раз, ему придется подчиниться. Тот, дрожа, отдал ключ. Двое бандитов скрылись в соседних помещениях, их сообщник держал всех на мушке. Через пару минут грабители появились с тяжелыми мешками, набитыми деньгами. Кассир, потеряв голову, бросился к конторке, где у него был спрятан пистолет. Бандит оказался быстрее и выстрелом в спину сразил несчастного. Выпустив в стены для острастки еще несколько пуль, бандиты, прихватив мешки с деньгами, ретировались – на улице их ждала черная карета, запряженная резвоногими рысаками. Все нападение длилось меньше десяти минут, и, когда Федор Архипович сообщил полиции о грабителях, тех и след простыл.