Загадка последнего Сфинкса - Наталья Солнцева

«Кто на четырех ногах не имел, на двух хочет обрести то, что уже имеет, а на трех будет владеть? Если через неделю по указанному адресу не придет правильный ответ, тебя ждет смерть!» — гласило послание. Ниже прилагался адрес электронного почтового ящика и подпись: Сфинкс.

Санди вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Она не верила своим глазам.

Мурат в махровом халате вышел из ванной.

— Откуда у тебя эти цветы? — кинулась она к нему. — Где ты их взял?

— Купил… для тебя.

— Врешь!

— Значит, я не в состоянии заплатить даже за корзину лилий? — оскорбился он. — Ну, знаешь…

— Где ты их взял? — впилась ногтями в его руку вдова. — Признавайся! Это не шутки, Мурат. Я требую!

— Да что случилось? Какая муха тебя укусила?

— Вот, полюбуйся! — она сунула ему под нос листок. — Читай…

Тот пробежал глазами по строчкам, растерянно улыбнулся.

— Что это?

— Письмо от Сфинкса. Я нашла его в корзине. Теперь ты скажешь наконец, каким образом к тебе попали эти цветы?

Он побледнел, его красиво вырезанные ноздри дрогнули и расширились.

— Черт… Мне принесли корзину прямо в аудиторию, где я позировал. Кто-то из студентов сказал, что ее оставил для меня посыльный из цветочного магазина. Они начали подкалывать меня, намекать, мол, у «нашего Нарцисса» появился воздыхатель… ну, ты понимаешь.

— Какого Нарцисса?

— Они так прозвали меня, между собой, — залился краской Мурат. — В общем, одни пристали с вопросами, кому из голубых я приглянулся; другие подумали, что у меня день рождения, кинулись поздравлять. Я отнекивался. Глупо получилось!

— И ты не знаешь, кто прислал лилии?

— Понятия не имею, — каким-то наивным жестом прижал он руки к груди. — Клянусь! Я решил, это ошибка. Но раз уж цветы попали ко мне, забрал их домой. Ты ведь любишь лилии? Извини, соврал, что купил. Каюсь.

Санди подняла с полу конверт, на нем было напечатано: «Мурату Асланову». Значит, загадка, несущая смерть, предназначалась не ей. Облегчения это почему-то не принесло. А до мальчика, кажется, не дошло, что ему грозит.

— Господи, — прошептала она. — Какой же ты… тупица! Тебя можно использовать только в постели. — И добавила громче: — Сфинкс убивает, ты понимаешь?

Мурат похлопал длинными черными ресницами, оттеняющими его восточные глаза, беззвучно раскрыл губы.

— Ка… какой Сфинкс? Т-тот… самый? Который скрипача… и этого…

— Теплинского, — подсказала Александрина. — Невероятно! Никонов, Теплинский и… ты? Безумие. Не может быть!

У Мурата закружилась голова. Санди сумасшедшая… у нее раздвоение личности. Она свихнулась на почве секса, вообразила себя Клеопатрой и убивает своих любовников. Надо бежать от нее… бежать…

Он шарахнулся в сторону, ударился локтем об угол шкафа, взвыл от боли и ужаса и метнулся прочь, в кухню, схватился за телефон.

— Что ты собираешься делать? — ледяным тоном спросила она, вырастая за его спиной.

— З-звонить… в… милицию… 

Глава 22

Домнин между тем дозвонился скульптору.

— Феофан, — добродушно обратился он к старому товарищу, — по-моему, твои шутки дурного тона. И почему ты не берешь трубку?

— Я работаю… срочный заказ.

На самом деле домашний телефон Маслова вышел из строя, а на мобильном, как назло, закончились деньги. Он только сегодня пополнил счет и вызвал телефонного мастера. Про работу пришлось солгать, чтобы у других создавалось впечатление: его творческий кризис закончился, и начался период подъема. Глядишь, так оно и будет.

— Рад за тебя, — искренне сказал художник. — Спасибо за цветы, но с письмом ты переборщил.

— С каким письмом?

— Я тебя разоблачил, приятель… Хватит с меня гипсового сфинкса, которого ты прислал. На букет тратиться не стоило! Тем более пытаться взять меня на пушку. Я не из пугливых, тебе это отлично известно.

— Какой букет? Какое письмо? Ты, часом, не пьян, Игорь? Я не дарю мужчинам цветы, пора бы знать. И писем никому не писал уже года три. Я звоню, когда нужно.

— Послушай, хватит прикидываться, — увещевал его Домнин. — Повеселился, и довольно. Ты бы еще Фантомасом назвался! Дамы визжали бы от восторга.

— Ага. И в воздух чепчики бросали! Ты о чем, Игорь?

— Ладно, старина, считай, что шутка удалась, — потерял терпение художник. — Во всяком случае, женщину, которая была у меня в мастерской и позировала для портрета, твое послание впечатлило. Вижу, слухи о Сфинксе гуляют по Москве вовсю! И ты пал их жертвой.

Маслов разразился длинной тирадой, изобилующей крепкими выражениями. Его негодование позабавило Домнина. Среди его знакомых никто не умел так изобретательно и витиевато ругаться.

— Извини, Феофан, — примирительно произнес он. — Выходит, лилии не ты прислал?

— Не я! Сколько раз повторять?

Художник положил трубку и задумался. А если загадка Сфинкса — не шутка?

— Кто может ненавидеть меня так сильно, чтобы решиться на убийство? — прошептал он. — Но в письме неизвестный просто спрашивает: Когда ты умрешь?

Домнин не испытывал страха ни перед чем, даже перед смертью. Такова была его психологическая особенность. Это не мешало ему быть разумно осторожным и предусмотрительным. Не бояться перейти черту и лезть на рожон — не одно и то же. Умирать не входило в планы Игоря Домнина на ближайшее будущее. Он еще не написал самой грандиозной картины, не постиг тайну мироздания и не выразил ее на своих полотнах. Он мечтал оставить в истории человечества неизгладимый след, такой же, как оставили Микеланджело и Леонардо да Винчи. Последний был бы его кумиром, если бы не полное неприятие Домниным никаких кумиров и самой возможности их создания для себя.

Ему импонировало, что люди из века в век пытаются разгадать истинный смысл работ великого Леонардо, благоговейно взирают на творения его кисти и преклоняются перед его талантом не столько живописца, сколько мыслителя. Любое произведение искусства, претендующее на бессмертие, привлекает прежде всего заложенной в нем идеей, а потом уже средствами ее выражения.

Не переставая размышлять о жизни и смерти, которые в его понимании являлись одинаково призрачными, Домнин принялся за работу. Он должен был закончить «Обнаженную Маху», которой чего-то недоставало — то ли золота, то ли внутреннего огня, то ли мистического ореола…

Чем больше он смотрел на лицо и фигуру золотоволосой богини, тем меньше она ему казалась женщиной, тем явственнее в ней проступали черты Эроса, и сияющий лик любви превращался в сокровенно-прекрасный лик смерти.

В каждой красавице, по его глубокому убеждению, таится нечто роковое, как в чувственном трепете любви таится нечто от содроганий агонии. Эта мысль завладела Домниным, заставила его отложить кисть и краски и взяться за телефон.

— Александрина? — холодно сказал он в трубку. — Это ты прислала мне лилии? Весьма любезно с твоей стороны. Если тебя интересует, когда я умру, приди и спроси об этом сама.

— Ты совсем выжил из ума, Игорь, — взорвалась она. — В городе орудует маньяк! Он прислал цветы и письмо Мурату! Он убьет его!

— Ты и Мурата хочешь прикончить? Бедный мальчик. Не угодил сластолюбивой мамочке?

— Заткнись! — исступленно завопила она, вне себя от злости и ужаса. — Лучше посоветуй, что делать!

— Заявить в милицию, немедленно, — усмехнулся Домнин. — Они приставят к твоему сосунку охрану, если сочтут нужным. Или обратись в частную фирму.

— Откуда у меня деньги? Знаешь, сколько они заломят за свои услуги?

— Немало. Так ведь и ты не из дешевых шлюх!

Мачеха проглотила оскорбление или пропустила мимо ушей. Она не накинулась на Домнина с руганью, не бросила трубку. В ее тоне даже промелькнули просительные нотки.

— Я сейчас на мели, Игорь…

— Значит, обращайся в правоохранительные органы.

— Мурат хотел, но я его отговорила. Они не станут возиться с какими-то письмами. Будто ты вчера на свет родился. Мы живем не в Америке, к сожалению…

— Или к счастью. Кстати, в Америке тоже без серьезного повода никого не охраняют за государственные деньги. Твой Мурат что, бизнесмен, журналист или звезда шоу-бизнеса? Кому понадобилось его убивать? — Художник сделал паузу и вкрадчиво произнес: — Разве только тебе?

— Ты рехнулся?

— Почему же ты не позволила своему бойфренду заявить в милицию?

Санди прикусила язык. У нее чудом не вырвалось: «Потому что этот идиот подозревает меня!» Она похвалила себя за выдержку.

— Они поднимут его на смех, посоветуют принимать успокоительное на ночь… Вот и все.

— Не смею возражать, — сухо сказал Домнин. — Наверное, ты права.

Она с большим опозданием осознала, зачем он позвонил.