Ронин - Игорь Денисенко

Хватит травить организм!

— Ольга, скажите, могу я угостить вас мороженным? — задал я совершенно невинный вопрос. — Найдется на этой улице такое лакомство?

— Да, что вы. Зачем? — смутилась Ольга.

Вот уж не поверю, что это скромность. Кокетство, не более. Давеча на счет сексуальной революции меня пытала с пристрастием. А тут, что вы…Кафе 'Лакомка' оказалось по пути и как нельзя кстати через дорогу напротив банка. Банк был мелкого пошиба судя по скромным и мелким надписям Останин и сыновья'. Хотя всё могло быть наоборот.

Не всегда богатство бывает показным.

Пока Ольга ложечкой пробовала мороженное, я смотрел в окно на здание банка.

Нет. О завтрашнем ограблении я думал меньше всего. А думал я, о товарище Вострикове

1882 года рождения, круглом сироте, и ученике сапожника. О том, что вот нашелся человек, который был для меня сейчас предсказателем моей будущей жизни. Но толку от этого было чуть. Ничего конкретного из него я не выжал. Знал одно, относился он ко мне не плохо и мне доверял, значит с таким человеком дело иметь можно до поры до времени. Значит всякая случайная пуля в товарища Вострикова попасть не должна.

Мне в будущем зачем-то остро понадобится, чтоб он примкнул к группе революционеров под руководством товарища Петровского… Только, если это так важно, почему я не передал сам себе весточку по течению времени? Ведь это так просто? В определенном историческом месте, которое существует достаточно продолжительное время сделать тайник и предупреждать самого себя от ошибок.

Стоп! Как я мог забыть? Ну конечно…мой многострадальный корявый клен. Лет ему много и возможно дупло существует. Это надо проверить и сегодня же, завтра времени не будет и может быть поздно.

— Ольга, вы простите меня, но мне срочно нужно в одно место? А вы отправляйтесь домой. Давайте я возьму вам пролетку?

Ольга выразительно посмотрела на меня и только открыла рот, но предупреждая её вопрос ответил:

— Не волнуйтесь, я не собираюсь сбегать. Часа через два я вернусь.

— Извозчик! — крикнул я, выскочив на улицу.

* * *

Трясясь в пролетке по булыжной мостовой, я чувствовал пятой точкой каждый камешек.

Поэтому меня подмывало отцепить окаянную телегу и ускакать верхом. Но я сидел на пружинном, обтянутым кожей диванчике, осматривался по сторонам, прислушивался к ощущениям. Что изменилось? Что-то очень сильно изменилось.

Каждому путешественнику знакомо то пьянящее чувство свободы, которое охватывает человека в незнакомом городе. Где его никто не знает, где он не связан рамками привычного существования. Где у встречного поперечного нет о нем никакого сложившегося мнения и стереотипа. И ты можешь начать жизнь заново, стать другим человеком, не опасаясь того, что знакомый тебе человек подойдет и скажет чтоб ты возвращался в привычный ему облик. Каждый раз перемещаясь в прошлое родного города я как бы открывал его вновь. Город и люди уже были незнакомые, но все же что-то родное и знакомое оставалось от прежнего. Теперь же после встречи с Востриковым я ощущал себя как алкоголик наутро с полной потерей памяти. Любой незнакомый мне человек мог обвинить меня во всех смертных грехах и мог оказаться прав. Человек из прошлого был из моего будущего. Нет. Страха не было. Я верил в себя, что ничего такого, за что мне было бы стыдно я не совершу. И к неожиданной смерти я был готов как учил Синмен сан.

Но некое душевное неудобство, словно ходишь в тесных ботинках и от этого приходится поджимать пальцы, не давало мне покоя.

Глава 8. Тело камня

Однажды некий князь спросил Мусаси: "Что есть "тело камня?" Мусаси ответил: "Пригласите, пожалуйста, моего ученика Тэрао Риума Сукэ". Когда появился Тэрао, Мусаси приказал ему убить себя, вспоров себе живот. Когда Тэрао уже собрался зарезаться, Мусаси остановил его и сказал князю: "Вот — тело камня".

Запись в "Тэрао Ка Ки", хрониках дома Тэрао

— Да простит учитель моё любопытство, — вежливо поклонился Иори. — О чем вы пишите?

Синмен сан не ответил а лишь кивнул следовать за ним. Скинув дзори в прихожей мы прошли с сенсеем в комнату для письма. Створка отъехала в сторону и с замиранием сердца я вошел следом за мастером. Рукописи. Черная тушь и белая бумага. Иероглифы тайными знаками усеявшие бумагу, постепенно в голове складывались в живые картинки

Вот два буси с мечами. Вот армии схлестнувшиеся в сражении. Вот победитель и побежденный. Вот пояснение почему победил один и проиграл другой. Но это не учебник фехтования, почувствовал я. В нем нет описания приемов и ложных выпадов. В нем лишь описание духа воина, каким он должен быть, чтоб быть победителем. И ещё..

От волнения я скользил по надписям силясь понять чего здесь не хватает, что ещё должно быть? Что-то важное, что ускользнуло от моего понимания. Нечто весьма ценное, что учитель не просто говорил и показывал. А даже обучил этому меня, и я исполнил это сам не понимая как, а спросить ещё раз стеснялся. Но описания не было. А может и было, просто невозможно вот так пробежавшись по свитку понять все значения и смыслы написанного. Неоднозначность иероглифов была пугающей. Так например структура знака 'би' состоит из двух символов. Символ 'барана' и пиктограммы — 'большой'.

Если вас назовут 'бараном' то стоит призадуматься не отрезать ли говорящему язык, или не прав ли он? Но если сенсей назовет своего ученика 'большим бараном' оскорбляться не стоит. Потому что в своем соединении они имеют значение — как громадный, большой, незаурядный, редкий талант. Но если речь идет об искусстве то значение может варьироваться как 'изящный', 'художественный', 'эстетичный' и т. д.

С поклоном я вернул учителю свиток.

— Сенсей ещё не дописал книгу? — уточнил я.

— Дописал, — с улыбкой сказал сенсей, — тебя видимо смутило некая незавершенность?

Я долго думал над этим, — продолжил сенсей предложив сесть свободно, — Нельзя. Нельзя многие вещи описать, потому что они за гранью слов и понятий. Это как легкий запах с моря доносимый утренним ветром, как тень от дерева, которая не похожа на дерево. Всё вроде бы так, но есть нечто, ускользающее от анализа разума. То, что мы называем интуиция, прозрение. То, что пришло к тебе когда ты сражаешься с повязкой на глазах.

Но все это может прийти. Главное я написал про дух воина, дух победителя. Обладая сильным духом человек обязательно станет победителем.

— А смерть? — робко спросил я, — Разве смерть в конечном итоге не побеждает всех?

— Нет ничего позорного в смерти в бою. Все мы смертны. Но можно быть мертвым и не побежденным, а можно жить мертвым. У каждого есть выбор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});